Сергей Анисимов "За день до послезавтра"

цитата:

Им всем предстояло провести несколько часов на ветру и холоде, но и это вызывало ощущение счастья. Экипаж был готов вытирать фюзеляж «Плохова» тряпочками, и кое-кто клялся, что желает Б/н 16-му спокойной ночи в конце дня и после дальних маршрутов.

— Витя…

Судец обернулся и обвел горизонт взглядом. Где-то далеко завыла сирена. Не пожарная, какая всем была знакома. Другая какая-то.

— Че за хрень…

Техник по планеру и двигателям — его фамилия была Хидиятуллин — обернулся на ходу и столкнулся с остановившимся Судецом плечами. Завыла уже вторая сирена где-то в стороне от первой.

— Пожар, что ли?

Теперь их догнали уже и офицеры, включая командира наземного экипажа, и они машинально встали плечом к плечу, глядя в ту сторону, откуда с переливами выло. Звук надрывал душу. От него дыбом становились волосы на руках, в животе становилось стыло, а в затылок будто начинал ввинчиваться громадный заледенелый шуруп.

— Второй, ответьте Шестнадцатому. Что там такое?

«Уоки-токи» в руке капитана неразборчиво хрюкнул.

— Что-что?

Ответ прийти не успел, или успел, но никто его уже не расслышал. За спинами громко и дробно затрещало, как трещат китайские хлопушки на Новый год. Все разом обернулись. Летное поле было в полутора сотнях метров впереди: они шли прямо к «Алексею Плохову» и «Ивану Ярыгину», а чуть дальше парами стояли остальные машины полка, рассредоточенные на большом пространстве. Небо выглядело неправильно: в нем висели, покачиваясь, как будто бы половинки толстеньких песочных часов. Непонятные штуки, крутясь и качаясь, быстро опускались в разные стороны. Где-то в руку длиной, они имели блекло-желтый цвет, и их были, как показалось, сотни: несколько облаков — и близко, и далеко. Все это длилось секунду. Почти одновременно все желтые штуки вдруг превратились в черные, пронизанные светло-серыми росчерками шары, и оглушительным грохотом старшего прапорщика швырнуло вниз, прямо лицом о бетон. Рядом выло и стучало, потом его больно ударило в плечо и начало мять. Судец ничего не понимал, но на всякий случай не поднимал голову, дожидаясь, пока закончится визг, вой, а потом еще и странный, оглушающий хрип, забивающий уши. Потом вроде бы стихло, и он попробовал оглядеться. Капитан лежал слева, с искаженным страхом белым лицом.

— Чего?.. — почему-то шепотом спросил он, и Судец не нашелся, что ответить, а только хлюпнул мокрым от крови носом. С другой стороны оказался прапорщик техник Хидиятуллин, лежащий на спине с выпученными глазами, с закоченевшим на лице выражением ужаса. Его рука вцепилась в край бушлата самого старшего прапорщика, и у того задрожали губы, когда он понял, что Хидиятуллин мертв. Что-то разорвало ему верх груди, и кровь продолжала еще стекать на черный, спереди насквозь мокрый бушлат из широкой рваной дыры. Только теперь до Судеца дошло, что его мяло минуту назад и что хрипело.

— Денис… — позвал Судец. Хидиятуллин, конечно, не отозвался. Свободная рука мертвого прапорщика была измазана кровью. Как просто решил Судец, тот пытался вычерпать у себя изо рта мешающую дышать кровь. А второй рукой все это время пытался позвать его на помощь, показать на себя. Тормошил.

— Ребята!

Лейтенант Сыроватко поднялся на ноги первым, и, глядя на него, начал подниматься и Судец, неловко опираясь на землю. Он успел встать только на одно колено, когда понял, что лейтенант на него не смотрит. Снова повернувшись, старший прапорщик увидел, как пылают оба ближайших к ним Ту-160: родной Б/н 16 «Алексей Плохов» и Б/н 04 «Иван Ярыгин» в неполной сотне метров от него. Вокруг машин в бетоне были глубокие выбоины, но и их самих накрыло плотно. У «Ярыгина» отвалилась левое крыло, и изнутри, сквозь обрывки жгутов, проводки и торчащие как обломанные кости детали механизмов, пробивались несильные пока языки пламени. «Алексей Плохов» был покрыт дырами, в каждую из которых мог бы, наверное, въехать легковой автомобиль. Только на видимой части фюзеляжа Судец насчитал три дыры, и еще «Плохову» выбило — или вбило вовнутрь — остекление фонаря.

Оба горели абсолютно бесшумно и почти без дыма. Это было странно, потому что еще две машины в нескольких сотнях метрах впереди горели совсем иначе — с поднимающимися черными клубами, едва сдуваемыми ветром. Где-то почти в полукилометре впереди горел еще один «Ту», почти развалившийся на части, а дальше видно уже не было: сплошной дым.

— Витя! Судец, цел?

Старший прапорщик обернулся на голос капитана и ответил тому совершенно машинально, даже не задумавшись над словами.

— Двое, — сказал капитан ему и остальным, мотнув подбородком куда-то в сторону.

Судец не понял, что имеется в виду, и только когда они двинулись вперед, увидел, что на бетоне осталось два тела: Хидиятуллина и чье-то еще, чье имя он почему-то забыл.

Стойка с огнетушителями и стационарный пеногенератор располагались как раз между их машиной и второй, но от жара к ним было не подойти. Да и вид у обоих самолетов был такой, что тушение уже казалось бесполезным. Они сделали пару попыток пробиться к огнетушителям, но отступили, закрывая лица и отворачиваясь. Что так могло гореть в машинах с пустыми баками? Он не знал, и это тоже было странно — рядом с Ту-160 старший прапорщик провел ровно двадцать лет.

Все это время они молчали. И только когда недружной цепочкой все отошли назад и остановились, глядя на гибнущие в огне бомбардировщики и уже начинающие дымиться тела наземного экипажа Б/н 04, валяющиеся вокруг этой машины, капитан спросил, — неожиданно строгим голосом:

— Что это значит, а?

Лейтенант сплюнул и указал на что-то валяющееся неподалеку. Это была та самая непонятная штука, похожая на цилиндр грязно-желтого цвета, на одном торце которого висело что-то вроде сдувшейся резиновой подушки. Диаметром она была сантиметров шесть, и было совершенно непонятно, как такая мелкая штуковина могла сотворить такую жуть. На боку бомбочки была какая-то надпись. Судец разобрал «H. E.»[29] и отступил на шаг назад, хотя было ясно, что бомба не взорвалась.

— А?

Лейтенант Сыроватко заглянул ему в лицо, как школьник учителю, и старший прапорщик едва отвел от него взгляд.

— Товарищ капитан…

— Что?

— Спросите у них…

Капитан кивнул и выдернул из держателя на поясе похожую на мыльницу китайскую рацию-«шагалку» — лучшее средство связи в пределах протянувшихся на многие километры полос, рулежек и «точек» авиабазы Энгельс.

«Уоки-токи» пискнул, захрипел, и уже через секунду на зов капитана откликнулся тот же «Второй», один из инженеров полка. Оба «Ту» горели так тихо, что это не сопровождалось ничем, кроме негромкого треска и шипения, похожего на змеиное. Капитан поднял рацию на вытянутой руке перед собой, и слышно было всем.

— Да, Шестнадцать, слышу вас! Поле накрыли кассетными боеприпасами. Нас фугасами…

— Что? Что он сказал?! — почти закричал один из лейтенантов, и Сыроватко не глядя, но с силой ткнул его кулаком в бок.

— Семнадцать или восемнадцать ракет, шли двумя группами с северо-северо-востока и… Х-х… северо-запада…

— Вы сделать что-нибудь успели?

— Кто, я «сделать»?..

— Нет, вообще?

— Ревун дали! До «Шилок» две минуты бежать, никто просто не успел… И «Эски» не успели поднять в готовность, не было же никакого предупре… Х-х…

Рация зашлась хрипом. Все молчали.

— Иван, вы там целы? — очень странным, деревянным голосом спросил капитан.

— Шестнадцать, тут черт знает что… Ты слышишь?..

— Слушаю, Второй! Вы целы там? У нас двое убитых. А наземный экипаж четвертого — весь «двести». Повторяю, наземный экипаж четвертого — весь «двести»! Приказания! Какие нам будут приказания?!

— Понял вас, Шестнадцать. Приказаний ждите, ждите!.. У нас хреново. На точке два десятка только «двухсотых». Разбило вышку и штабное здание… В дыму все, «трехсотых» выносят до сих пор… Х-х… и завалило… Про ваш экипаж не знаю ничего, но многих… Х-х… совсем…

— Что? Как командиры? Костюнин жив?

— Не знаю! Тут черт знает что сейчас… Х-х…

На этот раз ничего не удавалось разобрать секунд двадцать, несмотря на все переспрашивания, но когда голос снова пробился через хрип, услышанному не поверил ни один человек.

— Как? Как ты сказал? — прокричал лейтенант Сыроватко, вцепившись в руку капитана и почти выдрав у того рацию.

— Дома накрыло… Как раз наши… Я жене отзвонился, когда понял… Она с детками к «Молоку» ходила, а там позади дало — и все село…

— Что? Что село?! — заорал Сыроватко безумным голосом. Капитан попытался выдернуть у него рацию, в которую тот вцепился клещом; ухватил свободной рукой за плечо, развернул к себе. Лицо у лейтенанта было белым как снег, на нем дико, страшно смотрелись огромные неживые глаза.

— Дома… Дома офицерских семей, общежитие…

— Нет!!

Лейтенант отпустил рацию, и вдруг молча, как мягкая кукла, осел на бетон. Судец с недоумением увидел, как ударилась о плиту его голова, увидел, как от этого отлетела в сторону фуражка с летной «капустой» на тулье. К упавшему бросились, попытались привести в чувство; сам же он одну секунду за другой стоял, как оцепеневший.

— Так, все ко мне!

Машинально старший прапорщик перевел взгляд на капитана, потом снова посмотрел на остальных. Они разгибались, оставив Сыроватко в покое, — тот уже мотал головой и стонал.

— Стройся!

Они построились — неловко, неровно. Застыли, ожидая команды.

— Разбиться на две группы! Старшие — старший лейтенант Енгалычев, лейтенант Сергеев! Вдоль летного поля, бегом влево и вправо, потом ко мне. Оценить внешнее состояние боевых машин, доложить о видимых повреждениях и потерях. Лейтенант Сыроватко остается со мной. Туда и сразу назад, поняли? Бегом, марш!

Они все сорвались с места, оставив капитана и безумно мычащего и раскачивающегося лейтенанта позади. Старший прапорщик ощутил мгновение радости — ему отдали приказ, и это сразу сделало все проще. Их никак не делили, но старший лейтенант Енгалычев стоял ближе к нему, и он последовал за ним. Бежать было трудно: ноги в тяжелых штанах заплетались, ветер лез в ноздри и рот, и Судец быстро начал задыхаться. Сначала они обогнули горящие машины их назначенной в полет пары, потом побежали по направлению к следующей. Даже отсюда было ясно, что те два «Ту» тоже накрыло, а когда они подбежали ближе, это стало совсем очевидным. Одна из машин была покрыта пробоинами с носа и до хвостового оперения, но не горела, а только дымилась. Вторая, стоящая чуть дальше, пылала так же, как и две первых: сильно, ярко и бездымно.

— Стой, кто идет?!

Часовой побежал им навстречу, выставив перед собой АКМ с примкнутым штыком. Штык мотало из стороны в сторону — молодой парень едва держался на ногах.

— Свои, дурак!

Часовой ничего даже не ответил, только приподнял ствол автомата, когда старший лейтенант и старший прапорщик подбежали ближе.

— Кто?

— Рядовой Петрищев… Не подходи!

— Дубина! Старшему караула доложил?

— Так точно. Тот обещал машину прислать. Я вот жду!

Рядового шатнуло в сторону, и он едва удержался на ногах.

— Что еще видел?

— Я не знаю! Все затрещало, потом самолеты обсыпало такими штуками, как здоровые бутылки от пива, под парашютиками. Потом рвануло!

— Знаем. Там так же.

— Там? Там где? Это что вообще?

— Это война, парень, — неожиданно для самого себя сказал вслух Судец: чужим, незнакомым себе голосом. Только сейчас он понял, что именно означали слова инженера под позывным «второй» о том, что удар пришелся не только по полю и «точке», но и по домам семей летного и технического состава авиадивизии. Сегодня было воскресенье, выходной день. Половина офицеров обоих полков была еще дома. Дома были его собственная жена и дочки-близняшки. Они наверняка были целы, иначе просто не могло быть, но наверняка сильно напугались. Как бы еще девочки не начали заикаться, от испуга такое бывает. Или в постель писаться. Но ничего, все это тоже будет ерундой, лишь бы они были целы. Лишь бы их стеклами не порезало.

— Как война? В каком смысле?

Старший лейтенант махнул ему рукой, указывая вперед, и они снова побежали, стуча по бетону тяжелыми ботинками и отворачиваясь от выбивающего слезы ветра. Рядовой проводил их растерянным взглядом, зачем-то попрыгал на месте, растирая одну руку другой, и снова бросился к будке с телефоном.

Они же бежали дальше. В двух их полках, 121-м Гвардейском и 184-м Гвардейском, было 16 Ту-160 и 20 Ту-95МС. Обегать их все или пусть даже половину — это было явной глупостью. Быстрее вышло бы дождаться автотранспорта, который обязательно должен подойти, и тогда все машины можно будет объехать за минуты. Но, во-первых, имелся приказ, а во-вторых, ждать было невыносимо. Поэтому лучше все-таки было бежать.

Форум » Курилка » ЧИТАЛКА
	перенос