| Автор | Сообщение |
|
Отправлено: 20.11.09 15:36. Заголовок: Дела наших предков - История нашей Родины (продолжение 3)
Без прошлого нет будущего! Узнай тайну своей фамилии. На волне модной сейчас темы о своей родословной этой фразой вас заманивают на множество сайтов, где за деньги вам предлагают узнать историю возникновения вашей фамилии, провести генеалогические исследования вашего рода. Вы должны послать с вашего мобильного телефона СМС с определенным кодом на определенный номер. А взамен вы получите красочно или простенько оформленный (взависимости от стоимости услуги) диплом с вашей фамилией весьма скудного содержания... Сам не раз из любопытства обращался на подобные сайты, в надежде, что может быть вот тут-то будет что-нибудь серьезное, но везде... - Полный РАЗВОД!!! Создается впечатление, что подобные "ученые" не удосуживаются даже правильно сформулировать запросы в интернет-поисковиках с целью получения более существенной информации о вашей фамилии. Не верите? Посмотрите на сайт РОДОВОД! Там я опубликовал две статьи о фамилиях моих родственников по отцовской и материнской линиям из собранной мною информации только из открытых источников, т.е. - ИНТЕРНЕТа!!! Андреевы на Родоводе (все собрано мной, кроме раздела 3 "Родовые линии Франции, Италии, Португалии") Мироновы на Родоводе В генеалогическом проекте «Родовод» вы можете не только составить своё родословное дерево, но и познакомиться с происхождением семейных родов, а при желании ознакомиться с общей историей и некоторыми особенностями фамилии. Советская власть сделала все, чтобы стереть память граждан о своих предках. Стало модным пролетарское происхождение, что ты из семьи рабочих или бедных крестьян. За одно упоминание о принадлежности даже к зажиточным крестьянам, не говоря уже других сословиях, можно было угодить в лагеря...Вот и я, кроме своих дедов да бабок, никого из старших поколений не знаю, где родились, кем они были, как и где жили...
Собирая подчас очень короткие сведения об своих однофамильцах и, возможно, родственниках, проникаешься духом тех времен, начинаешь тоньше понимать, о чем они думали, чем жили, что делали и поневоле... гордиться ими!
Познай историю Родины через дела своих предков и их однофамильцев!!!
Будь достойным продолжателем их славных дел!!!
Начало здесь: Дела наших предков - История нашей Родины
А продолжение здесь: Дела наших предков - История нашей Родины (продолжение 1) Дела наших предков - История нашей Родины (продолжение 2)
|  |
  
|
|
Ответов - 167
, стр:
1
2
3
4
5
6
All
[только новые]
|
|
|
Отправлено: 08.11.11 22:03. Заголовок: Москва, которой нет...
Москва, которой нет    Тверская (Скобелевская) площадь Гостиница была здесь уже во времена А.С.Пушкина, называлась она "Север", и Пушкин проживал в ней с марта по май 1830г. В ней было только 2 этажа. Затем «Север» превратился в "Дрезден", позже надстроили третий. Владел гостиницей А.В.Андреев, который держал прямо в гостинице небольшую лавку колониальных товаров, впоследствии она разрослась до известного по всей России " Магазина А.В.Андреева". До появления Елисеевского магазин считался лучшим гастрономом в Москве. В "Дрездене" любили останавливаться хирург Н.И.Пирогов, писатели И.С.Тургенев и А.Н.Островский, поэт Н.А.Некрасов, немецкий композитор Р.Шуман. Дважды останавливался А.П.Чехов, здесь он встречался с А.М.Горьким и К.С.Станиславским. Здесь же провел последний год своей жизни художник В.И.Суриков. В 1937 здесь обосновался знаменитый грузинский ресторан "Арагви"... http://ru-megafon.livejournal.com/166782.html Возможно о нем написаны эти строки: "...У нас дома за столом я слышал, как фрондирующий отец говорил многозначительным тоном: «А Андреев-то совсем погибает: всю прибыль Долгорукий съедает!» Андреев был владельцем большого в то время винно-гастрономического магазина на Тверской площади (позже Скобелевская!), как раз наискось от дома генерал-губернатора. Злые языки утверждали, что Андреев никак не может получить с князя Долгорукого деньги за поставляемые продукты к генерал-губернаторскому столу..." Моя служба в отдельном корпусе жандармов Брюсов переулок, д.19. Особняк Андреевых.  «В середине двора стоял наш двухэтажный изящный особняк, всегда красившийся в темно-серый цвет. Из тесной передней поднимались по широкой лестнице светлого полированного дерева, устланной цветистым ковром, в парадные комнаты. Из приемной с резными шкафчиками и стульями светлого дуба вели две двери: одна в кабинет отца, другая — красного дерева с матовыми узорными стеклами — в залу. Кабинет отца — маленькая комнатка с вычурным лепным потолком, изображавшим голубое море, из волн которого выглядывали наяды и тритоны. Этот потолок был предметом нашего восхищения в детстве…»  Вид на Брюсов переулок в начале XX века.
Из коллекции Э.В. Готье-Дюфайе ...Данный отрывок из воспоминаний Екатерины Андреевой-Бальмонт, второй жены Константина Бальмонта — открывателя и зачинателя того, что теперь принято называть «серебряным веком русской поэзии». Усадьба, расположенная в Брюсовом переулке (раньше ул. Неждановой, еще раньше — Брюсовский переулок), принадлежала отцу Екатерины Алексею Васильевичу Андрееву, владельцу небольшой лавки колониальных товаров, которая впоследствии разрослась до известного по всей России «Магазина А. В. Андреева». Магазин этот располагался в пяти минутах ходьбы от Брюсова переулка, на Тверской (там же находилась принадлежащая Андреевым гостиница «Дрезден»), прямо напротив дома генерал-губернатора (ныне - здание московского правительства). Большая часть двора по Брюсову, 19, была накрыта железным навесом, под ним складывались товары для магазина. Около ворот располагалось двухэтажное каменное помещение, называемое «фабрикой», где хранились и фасовались более деликатные товары — китайский чай, сахар. Интересно, что когда Андреев вместе со старшей дочерью Сашей выезжал по делам за границу, в Париже, например, очень удивлялись, откуда у «русских дикарей» столь хорошие манеры, осведомленность во французской литературе и знание трех иностранных языков. После смерти Алексея Васильевича в 1876-м году, дела магазина пошатнулись настолько, что супруга Андреева, Наталья Михайловна, приняла решение о ликвидации. Дом на углу Тверской и гостиница «Дрезден» были проданы, фабрика и склад во дворе снесены. На их месте в 1881 году помощник архитектора Каминского, один из кавалеров старших сестер Андреевых, Максим Карлович Гепнер построил двухэтажный доходный дом с четырьмя квартирами, выходящими в переулок, и еще два небольших особняка. «Он же отделывал эти дома внутри по последним заграничным усовершенствованиям… Несмотря на очень высокую для того времени цену (в год 1500 и 3000 рублей), квартиры были немедленно сняты, и квартиранты жили в них бессменно десятки лет: парижский портной Жорж, генерал Кондратьев, профессор Павлинов…» (Из воспоминаний Е. А. Андреевой-Бальмонт). В семье Андреевых было 12 детей, Екатерина родилась предпоследней. Быт семьи совсем был не похож на купеческий, описанный в пьесах Островского («Жизнь людей рядовых идет глаже, тусклее и счастливее»). Образованию сестер придавалось огромное значение, поскольку Наталья Михайловна была убеждена, что знания крайне необходимы, чтобы дети могли сами зарабатывать на жизнь. Общество сестер Андреевых, начитанных, образованных, с прекрасными манерами, ценилось — в дом их стремились попасть. Бывала у них и Элеонора Дузе, и, влюбленный в Катю, знаменитый адвокат, переводчик и исследователь Бодлера, князь Урусов. Кстати, именно в его доме в 1883 году Екатерина познакомилась со своим будущим мужем — Константином Бальмонтом. Екатерина Алексеевна была одной из самых культурных и образованных женщин, по-настоящему любивших и знавших литературу, близко дружившей с издателями, писателями, поэтами, в том числе с Максимилианом Волошиным, Анной Ахматовой, Мариной Цветаевой. Она сама была литературно одаренным человеком, что видно по ее мемуарам и переводам иностранной литературы, подписанным девичьей фамилией. Благодаря ее воспоминаниям о Бальмонте, исследователи его творчества и биографы получили необычайно ценную информацию о жизни поэта. Человек, имеющий необычайные способности к языкам (их Бальмонт знал порядка 30), великолепный переводчик, поэт-символист, никогда не исправляющий раз написанные стихи — о его жизни слагались легенды, о нем рассказывали анекдоты. Мое любимое четверостишие у Бальмонта: То было в Турции, где совесть вещь пустая,
Там царствует кулак, нагайка, ятаган,
Два, три нуля, четыре негодяя
И глупый маленький султан… Бальмонт не раз бывал в доме 19 по Брюсову переулку, сюда же заходили и его друзья, в том числе, Валерий Брюсов. В 1915 году он останавливался в доме Андреевых, у старшей сестры Екатерины Александры и потом писал жене: «Так мне хорошо было в Москве — сейчас чувствую обостренно: как мне было радостно и беззаботно в Брюсовском. Хочу хоть во сне быть там». В 1993 году усадьба в Брюсовом переулке была поставлена на госохрану, в 1997-м часть усадьбы (собственно, сам дом Андреевых и флигель — стр. 2 и 3) снесли, в 2003-м дом 19, строение 1 лишен охранного статуса.  Снос дома в Брюсовом переулке.  Сейчас там можно увидеть поросшие бурьяном остатки цокольного этажа. В глубине двора руинированные остатки второго особняка. Территория бывшей усадьбы полностью принадлежит АО «Усадьба-центр», которое строит здесь по заданию правительства Москвы Культурно-деловой центр. По одной из версий на месте особняка будут возведены апартаменты с подземной автостоянкой... http://moskva.kotoroy.net/histories/6.html http://moskva.kotoroy.net/abzac_history/
| |
|
|
Отправлено: 09.11.11 11:29. Заголовок: Москва, которой нет ..
Москва, которой нет
Церковь Иоанна Предтечи на Большой Никитской   Церковь Иоанна Предтечи близ Никитских ворот. План по чертежу снятому с натуры в 1786 г. Яковом Волковым. Церковь не имела колокольни, три ее главы были едва видны над стеной Белого города. Храм был построен в XVII веке, такие небольшие церкви строили для себя жители ближайших кварталов. В XVII веке здесь, на восточной (четной) стороне Большой Никитской близ стены Белого города располагалась Устюжская черная сотня – слобода выходцев из Устюга. Чуть ближе к Кремлю, в Новгородской слободе близ храма Малого Вознесения (Большая Никитская, 18) жили выходцы из Новгорода. Церковь Иоанна Предтечи тоже могла быть построена слобожанами Устюжской слободы. Ко второй половине XVIII века состав жителей близ ворот полностью обновился, уже никто не мог вспомнить, когда построен храм Иоанна Предтечи. Так, в 1770 году священник Иоанн Антонов на этот вопрос отвечал приблизительно: «Построена в давних годах». Три главы в одну линию с юга на север – не часто встречающаяся форма завершения. Под высокой кровлей, наверное, могли скрываться ряды кокошников, служивших подножием для барабанов глав. Первоначально в храме был один престол во имя Знамения Пресвятой Богородицы. Впоследствии в алтаре, в правой (южной) апсиде был устроен придел Иоанна Предтечи «для наилучшего в священнослужении управления». Как часто бывало в Москве, название придела перешло на весь храм. Придел был очень маленький, тесный и темный. Он пишет, что в состоящем справа от «внутрь алтарной настоящей церкви стены» приделе в тесноте и темноте из-за сильного холода зимой служить нельзя. Отец Иоанн просит перенести придел в правую (южную) часть трапезной. В 1770 году священник Иоанн Антонов подает прошение о построении в ц. Знамения Пресвятой Богородицы и св. Пророка и Крестителя Господня Иоанна что близ Никитских ворот в трапезе для зимнего времени теплого придела. 6 сентября 1770 года прошение о. Иоанна было удовлетворено митрополитом Московским Амвросием (Зертис-Каменским). Московская Духовная Консистория на основе резолюции митрополита вынесла свое решение: придел перенести, а стену, разделявшую алтарь храма и придел – сломать. А чтоб место, «где стоял Святый престол в знак того и чтоб оное ногами попираемо не было, поставить каменный по надлежащей пропорции небольшой столб». В январе 1771 года все указания консистории были выполнены и новый придел готов к освящению. Царские врата придела были решетчатые, «вызолочены двойником». Иконостас - «по голубой земле без золота». В иконостасе иконы справа от Царских врат: Господь Вседержитель и Рождество Иоанна Предтечи, слева: Богоматерь, Деисус и на нем три венца, св. Димитрий Ростовский, Знамение Божией Матери. Храмовая икона придела, вторая справа от Царских врат – Рождество Иоанна Предтечи, поэтому можно уверенно сказать, что и придел освятили во имя Рождества Предтечи. В 1782 году разобрали стену Белого города на месте будущего Тверского бульвара. Стоявший в узком проезде вдоль крепостной стены храм Иоанна Предтечи оказался на широком пространстве будущего бульвара (бульвар создан в 1796 году). Вскоре, в 1785 году, возникло дело о приписке дворов церкви Иоанна Предтечи близ Никитских ворот к другой за ветхостью. Для начала, 2 марта 1786 года, храм осмотрел знающий архитектуру прапорщик Яков Волков. Он отметил, что церковь построена давно, крайне ветха и никогда не ремонтировалась со времени постройки. Фундамент во многих местах осел, в стенах и сводах трещины: над арками, в перемычках над дверьми и окнами. «И час от часу больше умножаются». Стены от тяжести сводов местами распирает, пол опустился. Здание склонно к падению, починить его нельзя. Яков Волков не только осмотрел храм, но и сделал его чертежи: фасад и план. Только благодаря им, можно понять, каков был храм Иоанна Предтечи. Безрадостная картина, нарисованная Яковом Волковым, удивляет – в 1770 году трещин и оседания стен не было или они были малы, и вдруг появились? История почти детективная. Из сравнения двух планов храма, 1770 и 1786 годов видно, что за это время разобрана стена в алтаре и южная паперть. Несколько окон, существовавших в 1786 году, на плане 1770 г. показаны как ниши. Что это? Недосмотр чертежника, неаккуратность снятия плана или фактическое состояние? Еще до осмотра здания архитектором, в ноябре 1785 года священник о. Иоанн Антонов начал приискивать себе новое место. В прошении на имя архиепископа Платона (Лёвшина) он сообщает, что церковь так ветха, что починить почти станет как вновь построить и «архитектура нынешнему времени, и особливо по здешнему городу, неприличная». Интересно, что архитектурные формы XVII века: кокошники, карнизы с поребриком, асимметрия в расположении окон и т.д. воспринимались как «неприличные», особенно в Москве. Одной из дополнительных причин разборки могло быть несоответствие архитектуры древних зданий принципам классицизма.  Церковь Иоанна Предтечи близ Никитских ворот.
План по чертежу снятому с натуры в 1786 г. Яковом Волковым. Место, которого добивался о. Иоанн, освободилось после смерти священника ц. Иоанна Предтечи в Кисловке о. Петра Лукина. Назначение не состоялось, и в следующем 1786 году Иоанн Антонов был направлен священником в ц. Введения в бывшем Новинском монастыре (Новый Арбат, 52, не сохр.). Дьячку же велено было самому приискивать себе свободного места. Архиепископ Платон указал, что различные вещи и церковную утварь из закрываемой ц. Иоанна Предтечи хранить в находившейся поблизости ц. Вознесения за Никитскими воротами (Бол. Никитская, 36), но на службу не употреблять. Церковь запереть и опечатать, следить за нею священнику церкви Вознесения. 22 июня 1786 года в Консисторию был подан рапорт о свершившемся опечатывании ц. Иоанна Предтечи. Впоследствии церковь была разобрана, а освободившаяся земля использовалась под городскую застройку. В связи с закрытием храма прихожане были распределены по ближайшим приходам. Дворы Соловьёва и Шабурова отошли к ц. Николы в Гнездниках (Бол. Гнездниковский пер., 4/8). Двор Вадбильского приписали к ц. Федора Студита (Бол. Никитская, 29). Дворы княжны Сибирской и немца Михайлы Андреева были приписаны к ц. Николы в Хлынове (Хлыновский тупик, 3), а двор кн. Прозоровской отошел к ц. Вознесения что за Никитскими воротами (Бол. Никитская, 36). Автор текста – Александр Фролов. Рисунки предоставлены автором. Пояснение к чертежу 1776 года: Красным показаны Высочайшие утвержденные «Красные линии», регулирующие улицы и переулки, задающие положенную ширину проездов. Хозяева зарезанных линиями построек со временем, по мере их износа, должны были строить новые на красных линиях. Земля, отрезаемая от участков линиями, выкупалась городом.  Большая Никитская между Леонтьевским переулком и стеной Белого города. Рисунок с чертежа 1776 года. Пояснение: 1. Ц. Иоанна Предтечи (Знамения); 2. двор священника Иоанна Антова; 3. владение кн. Е.И. Прозоровской; 4. Никитские ворота Белого города; 5. Стена Белого города, ныне здесь Тверской бульвар; 6. переулок – несуществующее ныне окончание Большого Гнездниковского переулка; 7. Леонтьевский переулок. http://moskva.kotoroy.net/abzac_history/
| |
|
|
Отправлено: 09.11.11 13:04. Заголовок: Москва, которой нет ..
Москва, которой нет
Храм свт. Николая Чудотворца в Сабурово  Построен в 1595 г. на средства крестьянина И.Андреева в царской вотчине — селе Сабурове (бывшая вотчина бояр Сабуровых) на берегу Москвы-реки. Перестроен в 1693-95-х гг., колокольня и приделы (пророка Илии, Иверской иконы Божией Матери) — 1861—62-х гг.(освящён свт. Филаретом, митрополитом Московским). Закрыт в 1939 г., верх храма и колокольни снесены в 1941 г. (опасались ориентиров для гитлеровской артиллерии и авиации), внутри размещались гараж, мастерская, завод. Перестроен, сделаны пристройки, колокольня сломана до 2-го яруса. В нач. 1980-х гг. заброшен, обратился в руины, южный придел пророка Илии разрушен в 1986 г. В конце 1980—90-х гг. реставрировался на средства МЖК, объединения «Радуга» и Мосинкомбанка с привлечением добровольцев. Восстановлен (включая южный придел). В 1990 передан РПЦ. Богослужения возобновлены в апреле 1991 г. Святыня — особо чтимая Иверская икона Божией Матери. При храме - православная гимназия. Источник: http://zforum.zyablikovo.net/   Последние два фото датированы 1985 и 1987 годами. Это все, что оставили от храма благодарные потомки... http://www.oldmos.ru/ Кинотеатр "Мiръ". Новосущевская улица  Серия - Снесенный город. Вид с юго-востока. Ул. Новосущевская, 55/18. 1. Снимок выполнен 5 марта 1999 года. Маленький домик стоял почти у Сущевского вала, и был вскоре снесен. На его месте сейчас пустырь у огромного конторского центра. Здание было облицовано с фасада плиткой. Над входом была видна затёртая надпись ТЕАТРЪ МIРЪ . Выше дата строительства дома - 1914. Это и год положения над руслом Неглинки улицы Новосущевской. По архивным источникам в квартале между Минаевскими и Неглинными (ныне Вышеславцевскими) переулками, по Сущевскому валу были владения трактирщика Александра Федоровича Кашина, крестьянина К.А.Андреева, мещанина Ивана Ивановича Бровкина. 2. Что это был за театр, кому он принадлежал, кто автор здания - мне так и не удалось узнать. Вообще этот уголок города напоминал недавно край морского берега, куда волна вынесла обломки интересных предметов. Здания на Ямской, в Вышеславцевских переулках, Трифоновской, Образцова, Вадковском - все они были памятниками архитектуры.  Часть здания была облицована плиткой "кабанчик" (с боков напоминала рыло свиньи, из-за сквозных отверстий для попадания раствора), другая часть стен обычной плиткой для ванных комнат 15х15 см.. Здание имело декор в духе полнофункционального (позднего) модерна. Керамический декор - по цветовой гамме, технике монтажа, разным смешением фактур (верстовая облицовка, порядная, тычковая, сплошная лицевая, мозаика брекчия, - не имел аналогов в городе. Эта была настоящая энциклопедия для строителей. В 1914 году в этом доме открылся электро-театр "Мiръ", потом он стал кинотеатром "Труд", потом "Салют", а потом... дом снесли (в 2004 г.)... Раньше керамические плитки покрывали весь второй этаж фасада здания. Часть плиток над входом справа была сбита в 90-ые годы XX-го века. Под надписью "1914", выложенной плитками над левым входом бывшего кинотеатра, можно было прочитать "Театръ Мiръ". Эту надпись пытались уничтожить, но она все равно была видна. Это был один из первых кинотеатров Москвы. Постоянные посетители называли его ласково: "Мирок". Вход в кинотеатр был справа, а слева был выход. Кассы находились за углом, справа. Зрители поднимались на второй этаж и попадали в просторное фойе. Здесь был и буфет. Часто перед киносеансами в фойе устраивали концерты. Иногда выступали профессиональные артисты, а иногда - школьники из ближайших школ со своей самодеятельностью. Свое название кинотеатр носил до тех пор, пока не был построен на Цветном бульваре новый панорамный кинотеатр "Мир" (1957 г.). "Мирок" был закрыт на ремонт, после завершения которого он получил новое название - "Труд". Новинкой стал широкий экран, было перепланировано фойе. Окончательно закрыли кинотеатр в 80-х годах XX века, а к началу XXI века здание сильно обветшало. И в мая 2004 года было снесено, вместе с примыкавшем к нему зданием бывших Сущевских бань... http://oldmos.ru/photo/view/7251 Большой Сухаревский переулок  Очень колоритный дом в одном из сретенских их переулков. Вид дома с переулка. Двор дома Мироновых. 1876 год - архитектор Шустов, 1913 год - архитектор Данилов.  Двор в Большом Сухаревском переулке, дом №15 А в основе двухэтажный дом, кажется слева от ворот. В 1913 году Мироновы построили корпус во дворе, и надстроили дом по переулку до 4-х этажей. В подъездах любопытные витражи, на окнах бывшего черного входа. Дом был известен китайской прачечной. http://www.oldmos.ru/photo/view/19043 ...На месте дома №21 по 2-й Квесисской (Рождественской) стоял дом купца первой гильдии Андреева,с шикарным садом.Дом был одноэтажный с мощным фундаментом,подвалами-погребами,с подземным ходом выходившим в дальний угол сада в сторожку.В этом доме жили потомки купца Андреева.С его правнучкой-Наташей Андреевой я учился с первого по восьмой класс в шк.№209 http://www.oldmos.ru/photo/view/31457 «Девять веков юга Москвы.
Между Филями и Братеевом» ...В 1880-х гг. в Московском уезде существовало много разнообразных промыслов. Но в Зюзинской волости промышленное значение имели лишь два из них. Ручное вязание – в селе Зюзине действовало 32 (!) промышленные единицы (иначе – предприятия, в котором объединялось до 6 человек); еще в 4 деревнях волости – от 1 до 4 предприятий; всего – 41. Гильзовый промысел (т. е. изготовление папиросных гильз) – в селе Покровском – 36 предприятий; еще в 13 деревнях – от 1 до 11; всего – 90. Вероятно, все эти предприятия работали по заказу патронных заведений. В 1884 г. три таких заведения отмечались в соседней Царицынской волости. В деревне Ореховой действовало два патронных заведения. Одно содержалось Товариществом табачной фабрики М.И. Бостанджогло в арендуемом доме крестьянина Николая Егорова. Другое – крестьянином Рузского уезда Герасимом Степановым в доме крестьянки Любови Степановой Комизовой. И еще одно патронное заведение существовало в селе Борисове. Открыл его московский мещанин Александр Андреев в доме крестьянина Егора Михайлова Крысина. Хочу отметить, что в селе Борисове работало еще три канительных фабрики, устроенных в собственных домах крестьянами Никифором Ивановым Гориным, Михаилом Петровым Вороновым и Васильем Андрияновым Рассказовым. На эти фабрики тоже трудились окрестные рукодельницы. Это были прежде всего женские ремесла. И если гильзовый промысел – результат новых увлечений общества, то ручное вязание имеет давнюю историю. Запас полотен и других льняных изделий в крестьянском доме находился исключительно в женских руках. Кстати, и в государевом дворце эта статья домашнего хозяйства принадлежала исключительно ведомству царицы. Тканье полотен называлось хамовным делом, поэтому и царицына Кадашевская слобода в Москве, где изготавливали и полотно, и разные предметы из него, называлась хамовной. Производством там занимались хамовники (ткачи) и деловицы (мастерицы): ткальи, пряльи, бральи, швеи и т. п. Кстати, государевы сады тоже находились в ведении ведомства царицы, и несомненно, когда Зюзино относилось к дворцовому ведомству, женские рукоделья и рукодельницы в селе всемерно поощрялись... Кирпичная провинция Занявшись историей московских промыслов, чтобы представить процесс развития промышленности в Московском уезде, я обнаружила, что в Зюзинской волости особенно много кирпичных заводов. Промышленность в России обычно вырастала из ремесленных промыслов, бытовавших прежде всего в тех местах, где имелось свое сырье. А Зюзинская волость стояла на сырье – вся плоская платформа Теплостанской возвышенности, на которой она располагалась, была сложена из отличных красных кирпичных глин. Настоящая кирпичная провинция! Из кирпича стали строить дома и городские жители, и владельцы поместий, и даже крестьяне. В селе Зюзине в 80-х гг. XIX в. было около двух десятков каменных крестьянских домов... ...Заводы в книге отмечены без точного указания места расположения. За Серпуховской заставой стояли заводы: княгини Кропоткиной, выстроенный в 1859 г. и вырабатывающий более 4 млн кирпичей в год; купцов Китайцевых, существующий с давних лет и широко известный в Москве, ежегодно выпускающий до 4 млн штук кирпича; завод Перелыгина, выстроенный не более 2–3 лет до выхода книги, а выпускающий до 1 млн штук лучшего кирпича в Москве; известны были также заводы Протасьева, Енгалычева, Хлебникова, Нарского и Андреева... Большинство названных заводов находилось в селениях, составивших вскоре Зюзинскую волость. Расположение некоторых из названных в книге заводов мне удалось установить по архивным документам. Завод купчихи Марьи Алексеевны Байдаковой, а затем ее сына – при селе Троицком-Голенищеве и при сельце Семеновском. Василия Матвеевича Бронзова – при сельце Семеновском. Купца Василия Ивановича Хлебникова – близ Даниловской слободы. Купцов Китайцевых и купца Ивана Андреева – при сельце Черемушках. Шмелева и Поленова – в селе Троицком-Черемушках. Мещанина Бодрова – в Богородском-Воронине, Фескина – в Конькове... ...Больше всего заводов было в Черемушках – в обеих его частях: и в Троицком (на землях Е.Ф. Андреевой), и в Знаменском, где находилось имение Меншикова. Эта земля издавна привлекала кирпичников. Заводы здесь стояли столь близко друг к другу, что в документах писались на одном расстоянии от Москвы – в 3 верстах. Глину заводчики брали, как правило, и в Троицком, и в соседнем Семеновском. В 1812 г., судя по метрическим книгам, при Троицком стояло уже несколько небольших заводов. И с тех пор кирпичный промысел никогда не прекращался на землях окрест села. Среди владельцев был Михайло Нефедов, которого в 1819 г. обозначили московским купцом Китайцевым (Кутайцовым). Представители этой известной купеческой фамилии очень долго держали здесь кирпичный завод. В метрических книгах не дается полного перечня заводов при селе Троицком на каждый год; отмечаются лишь события, связанные с рабочими этих заводов. Среди упоминаемых с 1812 г. вскользь владельцев, кроме М.Н. Китайцева, встречаются фамилии Сергея Павлова (1812), Селезнева, Алексея Никифорова, а позже московских купцов Филиппа Иванова Шкарина и Прокофья Артамонова Шкарина (1817); московского мещанина Г.А. Шепилькова, Н. Сергеева, С.П. Щеглова (1819); тех же купцов Ф.И. Шкарина и А. Никифорова, а также Ивана Андреева Губанова (1823); московского купца Алексея Васильева Нечаева (1824); того же купца Ф.И. Шкарина и московского купца Прохора Иванова Андреева (1827); купцов Григорья Бекетова, Никиты Иванова Глебова и Дмитрия Никифорова Воробьева (1830)... ...До 1805 г. селом Троицким владел камергер князь А.Н. Голицын, вскоре после которого имение приобрел коллежский асессор и кавалер Федор Анастасович Ардалионов. В 1809 г. он выдал 17-летнюю дочь Елену замуж за секретаря Правительствующего Сената Николая Петровича Андреева. Последний и стал владельцем Троицкого в 1817 г., доставшегося Елене Федоровне по разделу после кончины Ф.А. Ардалионова. У Елены Федоровны было много детей. И с тех пор вплоть до национализации в 1917 г. село Троицкое принадлежало дворянам Андреевым. Вдова статского советника Е.Ф. Андреева постоянно проживала в имении с 1852 г. Выше были упомянуты фамилии заводчиков Поленова и Шмелева – вероятно, уже до 1861 г. их заводы стояли на землях Андреевой. В 1882 г. московский 2-й гильдии купец Василий Васильевич Поленов арендовал под завод 4 ¾ десятины на 12 лет по 385 руб. в год. Выпускалось на этом заводе кирпичей немного – всего 800 тыс. штук в год. Еще один завод, московского 2-й гильдии купца Егора Васильевича Шмелева, располагался на таком же участке и на тех же условиях, но кирпича выпускал заметно меньше. Несколько позже эти заводы купили другие владельцы... ...Близ сельца Черемушки еще в 1861 г. держали кирпичные заводы купчиха Александра Алексеевна Китайцева и купец Иван Андреев, о которых говорилось выше. Последний в 1869 г. арендовал у крестьян села Троицкого полдесятины полевой земли под выборку глины на 4 или 5 лет. А в 1872 г. его заводом владели уже наследники, что было отмечено в «Атласе...» Н. Матисена. В нем сообщалось, что в Черемушках наследники Ивана Ивановича Андреева держат небольшой завод, основанный в 1846 г.: 6 сараев, 6 станков, 2 печи и всего 27 рабочих. О заводе Китайцевой как о действующем было известно и в 1872 г...  Труба Черемушкинского кирпичного завода стояла до 2000 г., но рядом подрастали многоэтажные жилые здания.
И трубу, уже ненужную оставшемуся керамическому цеху, снесли. Фото автора, 2000 г. http://fictionbook.ru/author/s_i_yaroslavceva/devyat_vekov_yuga_moskviy_mejdu_filyami_/read_online.html?page=5 Но есть еще и хорошо сохранившиеся церкви...  ...Небольшой домик (№ 15) очень характерен для небогатых жилых строений, появившихся в Москве после 1812 г. Он был построен в 1827 г. для служащих Московского почтамта, участок которого включал и две церкви рядом (№ 17). Одна из них, здание которой выходит в переулок, - церковь Федора Стратилата постройки 1806 г., авторство ее приписывается И. В. Еготову. Раньше фасад ее был украшен четырехколонным коринфским портиком, убранным еще до октябрьского переворота. За нею высится стройная свеча Меншиковой башни - церкви Архангела Гавриила, в окрестности которой находилась Гаврииловская патриаршая слобода.  Первоначально церковь была возведена деревянной, вероятно, в начале XVI в. при великом князе Василии Ивановиче, которому при крещении было дано "прямое" имя Гавриил (прямое имя - имя святого, память которого отмечалась в день рождения) и была небольшой, о трех главах. В 1639 г. она значилась каменной "на поганом пруде". В 1699 г. А. Д. Меншиков купил за 2000 руб. у Дмитриевых-Мамоновых двор по Мясницкой и округлил свою усадьбу, прикупив в 1700 и в 1703 г. соседние дворы. На задней границе усадьбы в 1701 - 1704 гг. он строит новую грандиозную церковь (часть старой - Введенский придел - оказывается пристроенным к южной стене новой), с деревянным шпилем, увенчанным фигурой архангела. Высота церкви была на полторы сажени больше высоты колокольни Ивана Великого. По традиции архитектором ее считается Иван Зарудный, однако возможно, что он, как доверенное лицо Меншикова, только наблюдал за постройкой. Внутренний декор церкви был сделан скульпторами из южной Швейцарии, и вероятно, что к строительству этого великолепного архитектурного памятника имел отношение Джованни Фонтана, также швейцарец, много строивший для Меншикова и в Москве, и в Петербурге. Ранее ярусы восьмериков были открыты, и в них висели 50 колоколов. Там же поставили и выписанные из Англии часы с курантами, которые били каждые четверть часа, а в полдень начиналась получасовая колокольная музыка. В 1723 г. церковь загорелась от удара молнии. Во время похорон священника Василия Андреева, умершего скоропостижно на паперти, "как понесли его в церковь для погребения, оказалась небольшая туча с западной стороны и, нашед на церковь, троекратным великим громом возгремела и последним ударом зажгла сию церковь вверху под самым крестом, которую за великою вышиною залить и погасить было невозможно". Занялся деревянный шпиль, огонь перекинулся ниже и все 50 колоколов вместе с часовым механизмом упали вниз, проломив своды. На пожаре работали солдаты Семеновского и Преображенского полков, спасая иконы и церковную утварь, и многие из них погибли. Через два года Введенский придел был приведен в порядок и освящен, а сама церковь долго стояла непоправленной. Только в марте 1773 г. священник направляет в консисторию прошение о позволении начать ремонт. Здесь обосновались масоны, собиравшиеся неподалеку в Кривоколенном переулке, и в церкви появились масонские эмблемы и латинские надписи, которые во второй половине XIX в. по настоянию митрополита Филарета были уничтожены. Меншикова башня до сих пор вызывает удивление и восхищение своей высотой, соразмерностью частей, красотой и мощью крутых завитков-волют у входа. Брат писателя Б. Л. Пастернака Александр, ставший архитектором, вспоминал, что окна их квартиры выходили на Мясницкую, и они могли видеть Меншикову башню: "...когда я называю эту Башню, я до сих пор испытываю порыв восторга и самых горячих чувств, как когда я говорю о матери и отце, или о нашей милой старой няне, ставшей как бы членом нашей семьи... Но ни в каких описаниях и анализах не говорится и не запечатлено то, как изменчиво и каждый раз по-новому, но всегда одинаково потрясающе красиво выгладит эта своеобразная архитектура то ранним утром, особливо зимой, в мороз, в молочно-розовом перламутровом переливе тумана, то, в густых закатных багрово-темных лучах солнца, то в особенности, в полнолуние, когда все позолоченные детали отливают зеленовато-синими яркими блестками золота, обильно политого лунным излиянием...". В 1928 г. церковь вознамерились снести. Работники Московского почтамта направили в Моссовет следующее послание: "Само здание приходит в ветхость и никем не ремонтируется, как исторической ценности не представляет, никто ее не осматривает и существованием ее не интересуется, а между тем она занимает довольно значительную площадь во дворе Почтамта, которая в связи с механизацией крайне необходима для него. Ввиду сего Почтамт просит Президиум Моссовета о закрытии церкви и о предоставлении помещения для нужд Почтамта и, если возможно, дать разрешение к сносу ее". По каким-то причинам Моссовет не прислушался к "неотразимым" доводам почтовиков, но церковь в 1930-х гг. все-таки закрыл. Вновь ее открыли в 1947 г. и при ней поместили Антиохийское подворье, возглавляемое с 1977 г. епископом Нифоном. Рядом с церковным участком, за небольшим палисадником, краснокирпичное здание с псевдорусским декором - это здание детского приюта Елизаветинского благотворительного общества, построенное в 1892 г. академиком архитектуры А. П. Поповым... http://rusarch.ru/romanuk1.htm
| |
|
|
Отправлено: 10.11.11 16:44. Заголовок: ДЕСЯТНИ XVI ВЕКА Еп..
ДЕСЯТНИ XVI ВЕКА
Епифань [1] (1585 г.) Десятня детей боярских епифанцов, которые верстаны ис казаков, верстанья боярина князя Дмитрея Ивановича Хворостинина да дьяка Василья Шерапова 93 году. а) По 40 чети. 1. – Исай Кузмин сын Конанов (Помечено: «умре») (№ 290 в дес. 100 г.). .............. 41. – Иванко Потапов сын Ондреев (№ 28). .............. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/1560-1580/Desjatni_XVI_v/text4.htm (1591 г.) Лета 7100 октября в 30 день по государеву цареву и великого князя Федора Ивановича всеа Русии наказу воевода князь Петр Иванович Буйносов, да думной дворянин Роман Михайлович Пивов, да дьяк Яков Витофтов (Cм. о нем у Н. П. Лихачева «Разрядные дьяки XVI века» (указатель)) давали государево денежное жалованье епифанцом, выбрав лутчих и выпрося окладчиков, сту человеком (Cм. I, №№ 1-100) по 5 руб. человеку, а затем всем епифанцом дано государева жалованья по 4 руб. человеку. А даваны деньги все с поруками, что им государева служба служити, на срок на службу приезжати и до роспуску с службы не съезжати. А хто по ком в государеве службе и в деньгах порука, – и то писано подо всяким имянно. А в окладе были епифанцы–ж: 1) Максим Федоров сын Уваров (Cм. ниже под № 9), 2) Мосей Епифанов сын Кузмин (Cрв. под № 67), 3) Бориско Шатилов сын Вологдин (Cм. ниже под № 4), 4) Тугарин Яковлев сын Головкин (Cм. под № 35), 5) Миша Яковлев сын Кобузев (Cм. под № 34 ?), 6) Богдан Иванов сын Ишутин (Cм. под № 16), 7) Митроха Иванов сын Кошкаров (Cм. под № 51), 8) Ондрей Власов сын Епихин (Cм. под № 2), 9) Петруша Назарьев сын Максимов (Cм. под № 6), 10) Кирей Ларивонов сын Смыков (Cм. под № 101), 11) Лева Григорьев сын Кошира (Cм. под № 27), 12) Иван Мосеев сын Кузнецов (Cм. под № 50), [102] 13) Истома Федоров сын Тульской (Cрав. под № 3), 14) Тома Данилов сын Седово (Cм. под № 88), 15) Семен Зиновьев сын Медведев (Cм. под № 12. Из всех поименованных здесь окладчиков пять значатся окладчиками и в дес. 1606 г., именно: Туг. Головкин, Мих. Кобузев, Кир. Смыков, Андрей Епихин, Тома Седово). I. а) 5 руб., 50 чети. 1. – Свиридко Иванов сын Погонин, порука по нем в службе и в деньгах Максим Федоров (Т. е. Уваров; см. его в окладчиках), Ондрей Епихин, Петр Назарьев (Т. е. Максимов; см. его в окладчиках), Семен Медведев. б) По 5 руб., по 40 чети. 2. – Ондрей Власов сын Епихин, порука по нем в службе и в деньгах Максим Федоров, Филип Смыков, Богдан Ишутин, Тугарин Головкин. ............... 28. – Ивашко Потапов сын Ондреев, порука по нем в службе и в деньгах Иван Кузнецов, Семен Медведев, Лева Коширенин, Максим Уваров. .......................... 99. – Клим Филипов сын Ондреев, порука по нем в службе и в деньгах Максим Уваров, Иван Бирев, Сидор Ларин, Орех Каменев. .......................... http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/1560-1580/Desjatni_XVI_v/text5.htm
Примечание. Епифань. Историческая справка  Поселок Епифань (бывший уездный город) имеет более чем 400-летнюю историю. Город был основан как форпост на южной границе Московского государства. Более ста лет здесь, на Дону, епифанские стрельцы и казаки доблестно отражали стремительные набеги вероломных крымских ханов, прикрывая собой кузницу русского оружия - Тулу - и столицу Руси - Москву. Именно отсюда берут свое начало корни донского казачества, прославившегося в веках своей ратной славой. Бурным выдалось начало истории города, основанного князем Ивана Мстиславским. Набеги крымчаков, походы отрядов Лжедмитрия II, Ивана Заруцкого и других авантюристов Смутного времени как в калейдоскопе сменяли друг друга в период ХVI - ХVII вв. Город не раз брался штурмом, горел, оставлялся жителями, но возрождался вновь. В эпоху Петра I Епифань была центром строительства Ивановского канала, который должен был стать одним из звеньев, соединяющих Дон и Волгу. Для этого в Епифани было создано Адмиралтейство. На протяжении XVIII в. город, находящийся на перекрестке дорог, постепенно приобретает торгово-купеческий облик. В 1777 г. по указу Екатерины II Епифань становится центром уезда со своим гербом. XIX в. - начало ХХ в. стали эпохой расцвета Епифани. Город быстро рос и богател хлебной торговлей, открывал заводы, проводил торговые ярмарки. Последние, как правило, проводились между Медовым и Яблочным Спасами. Фамилии епифанских купцов Брежневых, Расторгуевых, Пучковых, Оводовых имели всероссийскую известность. Неповторимый облик Епифани придал величественный Николаевский собор, построенный в 1810-1850 гг., возможно, по проекту Монферрана или одного из его учеников. Несмотря на разрушения в годы немецкой оккупации в 1941 г.(Епифань одна из первых была освобождена в ходе битвы за Москву), пейзажи города и планировка ХVII в. во многом сохранилась до наших дней. Недаром в советское время Министерство культуры РСФСР включило Епифань в список исторических мест России. http://www.kulpole.ru/index.php?ld=epifan_sp
ИСТОРИЧЕСКАЯ ЛЕТОПИСЬ КУРСКОГО ДВОРЯНСТВА.
Дворяне и дети боярские Курского края
в XVII веке по писцовым книгам Оскольский уезд Оскольский уезд занимал в первой четверти XVII века верхнее течение реки Оскола и ее северных притоков. Оскольский уезд делился на пять станов, очень неравных по пространству, ими занимаемому, и по количеству селений, находившихся в каждом из них. Характерным для селений Оскольского уезда является то обстоятельство, что в них не было почти совсем ни крестьян, ни бобылей. На весь уезд в начале XVII века был только один бобыльский двор. Население Оскольского уезда состояло целиком из детей боярских. Только в двух деревнях Чуфичевского стана Верхней и Нижней Атаманской жили станичные атаманы, а в сельце Голубине Орлицкого уезда – беломестные казаки. Но эти последние мало чем отличались от детей боярских и впоследствии были поверстаны в этот класс военно-служилого сословия. Список с дозорной и межевой книги города Оскола и его посада и поместных земель в станех: Окологородном, Ублицком, Чуфичевском, Дубенском и Орлицком. Письма, дозора и межеванья Осипа Секерина и подьячего Добрыни Русанова 1615 года. .................. 5. Стан Орлицкой .................... Деревня Волкова, в ней поместья за детьми боярскими: .................... Томила Васильев сын Ондреев.
Истома Федоров сын Ондреев. ............................ http://diderix.petergen.com/plz-t25.htm
| |
|
|
Отправлено: 11.11.11 12:28. Заголовок: Лето 1972 года было ..
Загадка декабриста Андреева  Лето 1972 года было в Иркутске не лучшим — вечером 26 августа шел дождь, с Ангары и Ушаков тянуло промозглым холодом и, сидя за стаканом чая у Анны Михайловны Мазовой, я не спешил уходить. За столом человек семь или восемь, и разговор шел о старом Иркутске, о его давнишних жителях и событиях, о том, чего в учебниках по истории никогда не прочтешь. Дом Анны Михайловны располагает к неспешным задушевным беседам. В доме этом жил Дмитрий Николаям Мамонов, известный иркутский фотограф 10—20 годов. Здесь был его фотосалон. К нему в гости частенько заходил М. Е. Стож, иркутский издатель, выпустивший множество справочников по Иркутску и Восточной Сибири. Да и сама Анна Михайловна человек «исторический». Ее дед по отцу, Василий Алексеевич Кротов, вместе с Пежемским написал «Иркутскую летопись». В доме по сей день сохраняются старинные вещи, молчаливые свидетели прошлого. — Вы что-нибудь знаете о декабристе Андрееве? - это вопрос ко мне, он немного врасплох, и я ничего вдруг припомнить не могу. — Он очень меня интересует. Кстати...— Анна Михайловна говорит голосом мягким, теплым — это дед моей матери... — Еще одна правнучка декабристов?! Дома, конечно, взялся за книги. Воспоминания Горбачевского, Бестужевых, письма Волконских, и оказалось, почти все единодушно умалчивают об Андрееве. Да, можно было не стыдясь признаваться, что об Андрееве знаю мало — о нем ничего не сообщают даже самые осведомленные декабристы — Пущин, Горбачевский. Пущин совсем ничего, а Горбачевский несколько строк: « Андреев 2-й. О нем ничего не знаю; даже не знаю, был ли он в Сибири». В сборнике «Декабристы и их время» за 1951 год имя Андреева упоминается один раз: «Категориею декабристов, оторванных от их основной массы, были лица, приговоренные к поселению. От большинства декабристов-поселенцев в архиве института также не сохранилось личных письменных следов. Сюда принадлежат А. Н. Андреев 2-й...» Вот, оказывается, в чем дело! По алфавиту Андреев возглавляет список декабристов, не «оставивших письменных следов»: Андреев, Веденяпин, Голицын, Заикин, Лисовский, Мозгалевский, Чижов, Шахирев. Что же все-таки известно об Андрееве? Ведь не иголка — личность, декабрист. Канун 14 декабря 1825 года застает Андрея Николаевича молодым офицером, подпоручиком Измайловского полка. В самый канун восстания он вместе с другими офицерами ходит по казармам, агитирует солдат не присягать Николаю и выступить на стороне восставших. После разгрома Андреев приговаривается к лишению чинов и дворянства, к поселению в ссылке навечно. Ему с Чижовым определяется местом Олекминск. И вот что интересно. Андреев и Чижов не имели связи с другими декабристами (Горбачевский: «Не знаю, был ли он Сибири»), но они, как все, проявили себя просветителями народа, преобразователями его жизни. Недаром Лунин дал точное определение этому типичному явлению среди декабристов: «Настоящее поприще наше началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили». Андреев строит в Олекминске мельницу и подыскивает для этой цели жерновые камни на берегу Лены. В Олекминске возникает первый кружок культурной жизни. Книжная фирма Глазунова в тот период получила от жителей Олекминска несколько писем с просьбой прислать газеты и книги. Нет сомнения, что часть книг и газет запрашивали сами декабристы. В 1831 году за Андреевым неожиданно приезжает фельдъегерь и увозит его. Делается это негласно, тихо, тайно. Везут как будто на Кавказ. Андреев пользуется любой возможностью повидаться с кем-либо товарищей. В Верхоленске фельдъегерь оставляет ночевать в доме Репина, который всего два месяца как на поселении. Для Андреева после пятилетнего прозябания это была первая радостная встреча. И последняя. Ночью дом, где спали декабристы, загорелся и оба товарища погибли. О гибели их существуют разные версии. По первой, дом вспыхнул от свечи, которую друзья забыли задуть. По второй, дом был подожжен. Дело запутанное, до сих пор не ясное. Горбачевский сообщает об этом следующее, упоминая имя Андреева вскользь: «...Не помню, в котором году фельдъегерь вез из Якутска его товарища в Грузию ( Андреева или Заикина), но, кажется, Лаппу. Тот попросил фельдъегеря переночевать у Репина и у него отдохнуть; фельдъегерь согласился и ушел на другую квартиру ночевать, хозяин квартиры Репина, поселенец, сговорившись со своей любовницей, подперли двери и окошки квартиры Репина и зажгли дом. Оба бедные товарищи вместо радости свидания нашли смерть. Репина нашли мертвым около порога, а его товарища около окошка от дыма задохшимся. Поселенец во всем признался. Был слух, что иркутское начальство все это скрыло». На этом, можно сказать, исчерпывались сведения об Андрееве. За тем же столом, в том же окружении рассказывал я Анне Михайловне, что удалось прочесть. Анна Михайловна внимательно слушала и, когда я почти закончил, остановила меня рукой: «Теперь послушайте, что расскажу вам я». — Андрей Николаевич Андреев — дед моей матери. Я ничего о нем не читала, не знаю таких книг, но в семье нашей хорошо сохраняется и передается все, что касается предков. Дед мой, Василий Алексеевич Кротов, вместе с Пежемским, Соломатовым, Шергиным писал историю Иркутска. А ведать свои корни ему сам бог велел. Андреев, как я помню, по рассказам, был совсем молод, когда попал в опалу. У него была жена, женщина несколькими годами его старше, и была она фрейлиною при дворе. Имени ее не знаю. Жил Андреев где-то в Сибири, где, тоже не помню, и фрейлина хлопотала у императрицы разрешение поехать к нему. И часто плакала. Царь отпускал женщин в Сибирь, но отпустить фрейлину от царицы было бы, наверное, политически неправильно, и ее не пускали. Ее обязанностью было причесывать Александру Федоровну, жену Николая, и она это исполняла и часто тянула императрице волос, та сердилась и однажды ударила фрейлину по щеке. Был у фрейлины сын Борис, а полным именем - Борис Андреевич Андреев. Моя мама, Екатерина Борисовна Андреева — его дочь. Когда царица прогнала фрейлину, та поехала в Сибирь, а мужа ее, Андрея Николаевича Андреева переводили в другое место. Встретиться они должны были как будто в Иркутске, но встретиться им была не судьба. Андрей Николаевич сгорел в Манзурке... — Пожар был в Верхоленске. — ...Я помню, в Манзурке, а фрейлина дорогою заболела и умерла в Красноярске. Бориса в Петербург не повезли, а привезли в Иркутск, и его воспитывал иркутский купец Радионов. Жил Борис Андреевич в, Преображенском приходе, недалеко от Волконского, и, когда вырос, имел свой дом. Дом этот и сейчас стоит.Родились у него два сына — Василий и Иннокентий и дочь Екатерина. В 1875 году Екатерина Борисовна вышла замуж за Михаила Васильевича Кротова, сына летописца и у них родилась я. Был у нас портрет Андрея Николаевича — декабриста. Я его видела, помню. Молодой офицер, в белых рейтузах, это форма николаевских времен... — Александровских... — Возможно. Портрет водяной краски, небольшой. Андреев в полный рост, при шпаге. В трудное время старшего брата моего Алексея Михайловича вызывали и все спрашивали про родство со знатью, с купцами дед наш, Кротов, летописец, был купец — ну брат напугался. Был у него ящик, где он хранил все бумаги и портрет, и он все пожег. Почти все... — Мама, а ведь была с портрета фотография, - это добавляет Николай Сергеевич, сын Анны Михайловны. — Была, я помню... Не могу найти. Я помню уже искала. Нет. Какие приходится переживать моменты. Портрет Андреева — это чрезвычайно интересно. Декабристы, что были рядом с Бестужевым, по портретам нам известны — Бестужев их рисовал, ну а те, кто был далеко... Какие уж тут портреты — сведений и тех почти нет. Какая была бы удача — портрет Андреева. Даже переснятый. Даже в репродукции. Но увы! — Как мог попасть портрет в Сибирь? — Наверное, везла жена, а Борис взял с собой... Все так просто. — Анна Михайловна, вы сказали — сжег почти все. Что-нибудь осталось? — Посмотрите это. Анна Михайловна достает старые пожелтевшие бумаги. Церковные метрические выписки. Рождения и браки тех, кого называла Анна Михайловна. Это уже не слова. Документы.Подлинные. С гербовым марками, с печатями. «Имена родившихся: Анна. Звание, имя, отчество и фамилия родителей: иркутский мещанин Михаил Васильев Кротов и его законная жена Екатерина Борисова». «Васильев, Борисова»— это отчества, так тогда писали. «Звание, имя, отчество, фамилия жениха: иркутский мещанин Михаил Васильев Кротов...— первым браком. ...Дочь иркутского 2-й гильдии купца Бориса Андреева — первым браком». Значит, так: Андрей Николаевич Андреев — Борис Андреевич Андреев, Екатерина Борисовна Андреева — Анна Михайловна Кротова. Да, документы возводят родство к Андрею Николаевичу Андрееву. Никаких дополнительных сведений и документов пока нет. Но и так все очень интересно и правдоподобно. И все же сомнения остаются... Во-первых, Андреев не имел дворянского звания и поэтому мог ли он быть женат на фрейлине? Как-никак, а звание и обязанности фрейлин получали девушки только из кругов, очень близких ко двору. Во-вторых, он был очень молод. Чтобы иметь сына, он должен был жениться в двадцать или в двадцать один год, так как после ареста, естественно, ни о какой свадьбе речи не могло и быть. А женитьба в такие годы для офицера гвардии по тем временам очень не типична. Даже какое-то исключение. Принять полностью легенду, переданную Анной Михайловной, трудно, но и аргументов, позволяющие ее перечеркнуть и отвести, тоже нет. Мы многого не знаем. Мы не знаем, по каким причинам Андреева увозили в Забайкалье, в Верхнеудинск. Не знаем, как звали его жену, женщину, стремившуяся, судя по легенде, разделить участь с мужем. В этом она была похожа на других жен декабристов. Почти загадочная смерть обоих. Если о ее смерти мы знаем только по легенде, то о смерти самого Андреева знаем по документам. И она действительно загадочна. Почему существует зловещая версия о поджоге? Почему Цейдлер, выехавший на место, ничего не обнаружил и почему ходили слухи, что начальство, как писал Горбачевский, стремилось замять всю эту историю. Почему фельдъегерь разрешил Андрееву ночевать у Репина, а сам ушел в другой дом? И если верно, что хозяин дома был поселенец, то кто он? За какие провинности привезен в Сибирь? И с какой стати человек, даже лишенный состояния, будет поджигать свой дом? Может быть, ему было очень выгодно? Почему сына Андреева не возвращают в Петербург, а везут в Иркутск? Может, это исполнение параграфа, по которому дети декабристов, увезенные в Сибирь или рожденные в Сибири, лишались прав и состояния? И не проглядывает ли за всем этим преступная рука Николая, которая спустя десять лет свела в могилу Пушкина, Полежаева, Лермонтова, Лунина? Смерть Лунина, кстати, тоже до сих пор окутана тайной. http://www.magnit-baikal.ru/publ/v_gostjakh_u_dekabristov/zagadka_dekabrista/19-1-0-565
Странно почему автор статьи не знает о дворянском происхождении Андреева. В гвардию офицеров без него не брали...
Вот что удалось мне выснить о декабристе Андрееве из разных источников в Интернете: АНДРЕЕВ Андрей Николаевич (1803 — 28.9.1831). Подпоручик лейб-гвардии Измайловского полка. Член Северного общества (1825). Из дворян Санкт-Петербургской губернии. Отец — коллежский советник Николай Андреев (ум. до 1826); мать — Марья Васильевна Андреева, помещики Новгородской губернии (с. Кривино Новгородского уезда), за ними, по одним сведениям, 224 души, по другим — 400, а кроме того суконная фабрика, «которая действия не имеет». В юности Андреев воспитывался в Петербургской губернской гимназии. В службу Андреев вступил в лейб-гвардии Измайловский полк подпрапорщиком — 27.6.1820, затем произведен в портупей-прапорщики — 29.5.1822, далее в прапорщики — 19.2.1823, и в подпоручики — 12.12.1824. Был принят в Северное общество за неделю до восстания, участвовал в совещаниях на квартире Рылеева. | цитата: | | Волнения 14 декабря затронули не только три полка, вышедших на Сенатскую площадь. Присяга Николаю Павловичу и в других гвардейских частях сопровождалась неприятными происшествиями, хотя они и ушли в тень случившегося восстания. В первую очередь это касается лейб-гвардии Измайловского полка и гвардейской конной артиллерии. Волнение в Измайловском полку было тем более показательно, что шефом его являлся сам великий князь Николай Павлович. Однако особой преданности ему полк 14 декабря не выказал. Подпоручики князь А.П. Вадбольский и М.П. Малютин вместе с Н.П. Кожевниковым, А.А. Фоком, А.Н. Андреевым советовали солдатам не присягать и брать боевые патроны (в деле хранится показание Н.П. Кожевникова о разговоре у него А.А. Фока и А.Н. Андреева 13 декабря, во время которого присутствовали зашедшие случайно к Кожевникову Креницыны). |
|
Как видно из высказываний Андреева войска "готовы были отринуть вторичную присягу". | цитата: | | Три подпоручика лейб-гвардии Измайловского полка («коренного» в гвардии) — Кожевников, Андреев и Малютин (последний — племянник Рылеева) — говорили, что «солдаты полка их совершенно готовы отринуть вторичную присягу». |
|
Тем не менее утром 14 декабря Андрееву вновь пришлось уговаривать солдат не присягать Николаю I. | цитата: | | Измайловскому полку в восстании отводилась главная роль - в день мятежа Измайловский полк (и Гвардейский Экипаж) должен был возглавить офицер Нижегородского драгунского полка (бывший лейб-улан) Александр Иванович Якубович, с которыми он должен был захватить Зимний дворец, пленить царскую семью и убить императора. Однако 14 декабря Якубович своей задачи не выполнил, хотя и имел для этого возможность... |
|
Но чуть ранее стало известно, что Якубович поехал к А. Бестужеву и в присутствии Каховского отказался от выполнения ранее взятого на себя задания. Последняя попытка члена тайного общества капитана И.И. Богдановича возмутить солдат полка тоже сорвалась. И главная надежда декабристов - Измайловский полк, между 9 и 10 часами был приведен к присяге, после чего полк перешел на сторону верных царю войск. Андреев был арестован 15.12.1825 года в Петербурге, и с 16.12.1825 находился на гауптвахте Военного госпиталя. | цитата: | ...23 декабря 1825 года начала работу Следственная комиссия, и в тот же день на одном из первых допросов двадцатидвухлетний подпоручик А.Н.Андреев показал: "Надежда общества была основана на пособии Совета и Сената, и мне называли членов первого - господ Мордвинова и Сперанского, готовых воспользоваться случаем, буде мы оный изыщем. Господин же Рылеев уверял меня, что сии государственные члены извещены о нашем обществе и намерении и оное одобряют". Позднее Рылеев на очной ставке добился изменений показаний Андреева, которые приняли затем следующий вид: "За несколько дней до 14 декабря сообщил мне товарищ мой лейб-гвардии Измайловского полка поручик [на самом деле - подпоручик Н.П.] Кожевников о тайном обществе, которого цель, говорил он, стремиться к пользе отечества. /.../ оно подкрепляется членами Госсовета, Сената и многими военными генералами. Из членов сих названы были только трое: Мордвинов, Сперанский и граф Воронцов, на которых более надеялись, о прочих он не упомянул. Завлеченный его словами и названием сих членов, я думал, что люди сии, известные всем своим патриотизмом, опытностью, отличными чувствами, нравственностью и дарованиями, не могут стремиться ни к чему гибельному, и дал слово ему участвовать в сем предприятии"...
http://samlib.ru/b/brjuhanow_w_a/001_zagovor_grafa_miloradovicha.shtml |
|
5.1.1826 года Андреев был помещен в отдельный арестантский покой Кронверкской куртины Петропавловской крепости. | цитата: | ...Со стесненным сердцем въехал я в ворота крепости; меня приветствовали колокольные звуки крепостных часов, старинных курантов, звонивших протяжно каждый час мелодию «God save the king!». В комендантском доме застал я четырех офицеров: л.-гв. Измайловского полка Андреева, князя Вадбольского, Миллера и Малютина. Чрез полчаса вошел комендант на деревянной ноге, генерал-адъютант Сукин, прочел пакеты, поданные фельдъегерем, и объявил нам, что по высочайшему повелению приказано держать нас под арестом...
Розен А.Е. Записки декабриста |
|
Декабрист Н. В. Басаргин [1] говорит о нем в своих воспоминаниях: «Тут соседям моими были известный Бестужев-Рюмин, осужденный потом на смерть, и гвардейский офицер Андреев. Мы не замедлили познакомиться и, как только запирали наши казематы, и кончался вечерний обход офицеров, то начинали беседовать между собой и разговаривали часто за полночь...» | цитата: | ...Перед самою зарею нам велено было приготовляться, а с первым лучом света вывели всех из казематов, собрали на крепостной площади около церкви и, окружив караулом, повели вон из крепости. Мы догадались, что исполнялась сентенция. Пришедши на какой-то луг позади Кронверкской куртины, где под ружьем стояло войско, толпился кое-где народ и где в отдалении разъезжали верхом несколько генералов, около каких-то столбов с перекладинами (то были виселицы, о назначении которых никто из нас не догадывался) отделили тех, которые служили по гвардии, и повели для исполнения приговора к полкам, в которых они числились. Все прочие, между коими находились армейские и артиллерийские офицеры, гражданские чиновники и отставные, остались на месте, и сентенцию над ними приводил в исполнение санкт-петербургский обер-полицмейстер. В моем отделе были Финляндского полка полковник Митьков, гвардии капитан Пущин, штабс-капитаны: Назимов, Репин; поручики: Розен, Цебриков, Андреев, Лаппа и я. Нас подвели к гвардейской егерской бригаде, которою командовал генерал Головин).
По прочтении опять каждому из нас его приговора ломали над головою шпагу, снимали мундир и тут же сжигали, потом надевали лазаретный халат и по окончании всей этой церемонии повели обратно в крепость...
http://www.hrono.ru/libris/lib_b/basarg05.html |
|
Осужден был Андреев по VIII разряду и по конфирмации 10.7.1826 года приговорен к лишению чинов, дворянства и к ссылке на вечное поселение, но 22.8.1826 года срок сокращен до 20 лет. 25.7.1826 года Андреев был отправлен в Жиганск Якутской области (приметы: рост 2 аршина 6 1/2 вершка, «волосы на голове темнорусые, бороду и усы бреет, глаза большие, черные, лицо продолговатое, смуглое, брови черные, нос прямой средней величины»), Позднее Андреев обращен на поселение в Олекминск Якутской области, где занимался хлебопашеством. | цитата: | | Вскоре после своего приезда в Олекминск, А.Н.Андреев вместе с Н.А.Чижовым [2] создали небольшой кружок, в который вошли лица, стремившиеся к культуре: доктор Орлеанский, купцы Подъяков и Дудников, исправник Федоров и др. Они устраивали чтение книг и журналов, общественные гуляния, выписку прогрессивных журналов. Желая принести пользу населению Олекминска, А.Н.Андреев совместно с Н.А.Чижовым, на собственные средства построили первую в городе мельницу. |
|
Из истории мы знаем, что Андреев, сосланный в Олекминск, помогал норвежскому астроному лейтенанту Дуэ исследовать слюду на берегах Олекмы. | цитата: | Весной 1829 года по Восточной Сибири путешествовали лейтенант норвежского флота астроном Дуэ и немецкий физик Эрман. Они входили в состав снаряжённой норвежским правительством научной кругосветной экспедиции, которая поручила лейтенанту Дуэ отправиться по Лене к северу для определения точного пункта магнитного полюса, а сама отправилась до Охотска, откуда через Тихий и Атлантический океаны вернулась на родину.
Лейтенант Дуэ посетил Вилюйск, Якутск и другие места ссылки декабристов. В Витиме он встретился с Назимовым, Заикиным и Загорецким. «Судя по письму Дуэ из Якутска в мае месяце, - писал в своих воспоминаниях М.И.Муравьёв-Апостол, - я убедился в живом и дружеском участии, какое он принимал в моей судьбе, равно и всех моих товарищей, поселённых вдоль по Лене, с которыми он успел сблизиться. Бестужев, Андреев, Веденяпин, Чижов, Назимов, Загорецкий, Заикин – все его полюбили, а последний, бывший хорошим математиком, по просьбе его взялся проверить сделанные им астрономические исчисления». |
|
2 декабря 1828 года Александр Сергеевич Грибоедов, которой в конце января 1826 года тоже был арестован по делу декабристов, но из-за отсутствия доказательств освобожден, писал из Тавриза Сахно-Устимовичу [3]: «Еще просьба о разжалованном Андрееве. Любезный друг, я знаю, кого прошу. Заступите мое место при Графе ( прим. скорее всего речь идет о графе И.Ф. Паскевиче [4]), будьте в помощь этому несчастливцу. При сем и записка об нем. Сестра ( возможно родная сестра Грибоедова Мария Сергеевна Дурново (урожденная Грибоедова) (1792–1856)) заливается слезами, говоря о его несчастных родителях». Частые неурожаи, отсутствие помощи от родных вынудили Андреева в 1831 году обратиться с ходатайством о разрешении поступить в услужение к частным лицам для снискания себе пропитания, в чем ему было отказано. По высочайшему повелению 6.5.1831 предложено генерал-губернатору Восточной Сибири перевести Андреева в другое место с более умеренными ценами. Выбор Лавинского остановился на Верхнеудинске; по дороге туда Андреев утром 27.9.1831 года прибыл в с. Верхоленское Иркутского округа и остановился для отдыха у поселенного там декабриста Н.П. Репина [6], с которым вместе и сгорел при случившемся в доме пожаре в ночь на 28.9.1831 (могила не сохранилась). | цитата: | Осенью того же года дошла до нас весть, что Репин сгорел вместе с товарищем Андреевым, который поступил из Петропавловской крепости прямо на поселение в Киренск, Иркутской губернии, и был переведен оттуда в Верхнеудинск; на пути в новое место жительства остановился ночевать на берегу Лены, в Верхоленске, где был поселен Репин, в 200 верстах от Иркутска...
...С Андреевым виделся я только в доме коменданта Сукина, когда нас посадили в крепость, и еще на гласисе в день исполнения приговора; он служил в лейб-гвардии Измайловском полку.
Я слышал от близко знавших его, что он был очень умный, добрый и образованный молодой человек. Сибиряк позже рассказывал мне, будто бы они погибли от руки убийц, которые знали, что у них были деньги, ограбили, убили и подожгли дом. Наверно знаю, что так убиты были в Енисейске наши товарищи Лисовский и Абрамов 2-й.
Розен А.Е. Записки декабриста |
|
Братья Андреева А.Н. (в 1826 году): Василий, коллежский советник в Симбирской казенной палате; Александр, поручик лейб-гвардии Московского полка; Дмитрий, поручик лейб-гвардии Измайловского полка; Иван, коллежский регистратор. http://hrono.ru/biograf/bio_a/andreev_an.html
Примечание. [1] Басаргин Николай Васильевич (1800— 3.2.1861) - декабрист: состоял в "Южном обществе". Из дворян Владимирской губернии. На 14 декабря 1825 г. - поручик, старший адъютант Главного штаба 2-й армии. По приговору суда лишен чинов и дворянства, отбывал наказание в Сибири - 20 года каторги; с декабря 1835 г. на поселении. Далее был на гражданской службе. [2] Чижов Николай Алексеевич (1799 - 1848) - декабрист. Родился в селе Покровское Тульской губернии. Он был моряком, лейтенантом. В 1813-1820 годах Чижов служил на Черном море, на гребных судах военного флота. Принимал активное участие в исследовании Новой Земли. Экспедиция произвела опись Западного побережья острова. Вскоре после возвращения в Кронштадт Чижов вступил в члены Северного общества. В 1823-м напечатал в журнале «Сын Отечества» статью «О новой земле». В день восстания вывел на Сенатскую площадь часть гвардейского экипажа. Чижов провел в ссылке в Сибири 17 лет. 12 июня 1842 г. Н. А. Чижов получил четырехмесячный отпуск, а через 6 месяцев уволен от службы. Уехал в Россию и умер в 1848 г., оставаясь под секретным надзором до конца своей жизни. [3] Устимович (Сахно-Устимович) Пётр Максимович род. ок. 1786 - умер после 1865 года. В службу вступил в 1801 по морскому ведомству. В 1825 - чиновник 7-го класса, секретарь канцелярии при главкоме в Тифлисе. Член Союза благоденствия, к следствию не привлекался. В 1829 статский советник. В 1858 депутат для раскладки земских повинностей Хорольского уезда Полтавской губ. Автор "Описания чеченского похода" (1826), вел переписку с Грибоедовым (известно 4 письма к нему Грибоедова). Он написал графу Дибичу о Грибоедове самый одобрительный отзыв, который, как сам Грибоедов сознавался после, много помог ему при его оправдании. [4] Паскевич Иван Фёдорович (1782–1856), граф Эриванский (1828 г.), светлейший князь Варшавский (1831 г.), русский генерал-фельдмаршал (1829 г.). Был близок к императору Николаю I. В 1827–1830 гг. наместник на Кавказе, главнокомандующий на Кавказе во время русско-иранской и русско-турецкой войн, с 1831 г. наместник царства Польского. Руководил подавлением Польского восстания 1830–1831 гг. и Венгерской революции 1848–1849 гг. В Крымскую войну командовал войсками на Дунае (1853–1854 гг.). Приехав в Грузию при начале войны с Персией, Грибоедов находился при особе графа Паскевича-Эриванского, своего родственника, любившего его, как родного брата. В качестве члена Верховного суда Паскевич по делу декабристов смог оградить Грибоедова от преследования. [5] Репин Николай Петрович (1796-1831) - декабрист, член Северного общества. Штабс-капитан л.-гв. Финляндского полка. Из дворян Санкт-Петербургской губернии. Воспитывался дома (под руководством своего дяди, адмирала Карцева, директора Морского кадетского корпуса, «отъявленного вольтерианца») и в частном пансионе Жакино. Участник заграничных походов 1813–1815 гг. Принят в Северное общество за два дня до восстания. Присутствовал на заседаниях накануне восстания. Арестован, приговорен к 8 годам каторги, позже срок сокращен до 5 лет. Доставлен в Читинский острог 22.3.1827 г., перевезен в Петровский Завод в сентябре 1830 г. В «каторжной академии» читал лекции по военным наукам, интересовался математикой, историей. Занимался живописью – запечатлел виды Читы, Петровского Завода, тюремных камер. В 1831 г. обращен на поселение в с. Верхоленское Иркутской губернии. http://www.hrono.ru/biograf/bio_r/repin_np.html Дополнительные материалы: О.В. Эдельман. Книга «Восстание декабристов». Документы. Т. XXI подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, исследовательский проект № 99-01-00-312а http://statearchive.ru/assets/files/Decabristy/01.pdf Споры декабристов http://www.patiks.ru/txt/3dekab44.shtml Декабристы - исследователи Сибири, Географгиз, Москва, 1951 г. http://www.chukfamily.ru/Lidia/Publ/Decabristy/glava3.htm Анализ частоты упоминания лиц из сводного списка в библиографических указателях позволяет увидеть, как «ядро» на практике отделялось от «периферии». Всего декабристами названы 275 лиц, считая 12, не вошедших в сводный список. Из них: во всех 4-х справочниках упомянуты 133 лица; 31 лицо упомянуто по 3 раза; 29—по 2 раза; 82—по 1 -му. Можно предположить, что среди упомянутых 3-4 раза большинство относились к «ядру», упомянутые 1 -2 раза в основном составляли «декабристскую периферию».
Упомянуты 4 раза — Аврамов И. Б., Андреев А. Н., Андреевич Я. М., Анненков И. А., Арбузов А. П., Барятинский А. П., Басаргин Н. В., Батеньков Г. С., Башмаков Ф. М., Беляев А. П., Беляев П. П., Бестужев A. A., Бестужев М. А., Бестужев H. A., Бестужев Петр А., Бестужев-Рюмин М. П.,...
...Причастность к декабристам того или иного деятеля может быть определена по двум интегральным критериям. Это, прежде всего, участие в тайных обществах и антиправительственных выступлениях. Для Краткости условно обозначим этот критерий как «Преступление». Другим важным, хотя и производным от первого, критерием являются репрессии, которые можно подразделить на арест во время следствия, судебное и административное наказание. Для той же краткости и столь же условно назовем его «Наказание».
Уже в одном из первых определений, петрашевца Ф. Г. Толля, содержится и первое, и второе:
«Декабристы в России, люди, хотевшие произвести переворот 14-го декабря 1825 г. и поплатившиеся за него ссылкою в Сибирь в каторжную работу, а некоторые жизнью ».
Кого считать декабристом? Эрлих С.Е.
http://culturossica.ru/text/istoriya/otech/obshhestva/kogo-schitat
| |
|
|
Отправлено: 14.11.11 15:41. Заголовок: Разговор о декабрист..
Разговор о декабристах и восстании на Сенатской площади мы продолжим в канун годовщины 26 декабря 2011 года. А сейчас...Вспомнил! Не упоминали еще, пожалуй, только студентов, но поскольку студентами были многие, упомяну только студентов университетов, да и то двух-трех... Санкт-Петербургский Университет
1777 г. Июль, 21 По поручению директора С. Г. Домашева комиссия в составе профессоров С. Котельникова, С. Румовского, К. Лаксмана, А. Протасова, И. Лепехина, П. Иноходцева и М. Головина провела анализ учебных успехов всех старших гимназистов. Комиссия предложила М. Ковалева, Ф. Галченко, И. Волкова и А. Андреева произвести в студенты " и по преждебывшим примерам наградить их шпагами". Комиссия сделала вывод, что "для ободрения и приохочивания учащихся, для соделания их, наконец, полезнейшими членами общества, необходимо нужно иметь при Академии высшее училище, в котором преподованы были курс философии, математики, древностей и истории" (ПФААН. Ф. 3. Оп. 9. Д. 335). Август, 4 Плотник Калина Савельев для студентов и гимназистов в Строгановом доме соорудил новый каток для кеглей и сделал четыре деревянных шара "для забавы в праздное время" (ПФААН. Ф. 3. Оп. 9. Д. 324). Октябрь Студенты И. Волков, С. Лиховой, А. Андреев, Ф. Галченко, С. Петров, Т. Кириак избили конректора И. Г. Штриттера. По мнению автора (подпись не указана) рапорта, поступившего в Комиссию Академии наук, вся вина конректора состояла в том, что он "был хмелен". Для расследования случившегося в студенческих покоях в Строгановом доме был создан Комитет в составе академиков С. Румовского, И. Лепехина, А. Протасова и инспектора Л. Бакмейстера, который рекомендовал Штриттера отставить от должности, а студентов за дерзкий поступок наказать (ПФААН. Ф. 3. Оп. 9. Д. 340. Л. 1-18; Д. 323. Л. 37). http://www.spbu.ru/about/arc/chronicle/chronicle/1724-1799/ А почти через сто лет... Первой научной экспедицией, работавшей непосредственно районе Соловецких островов, была так называемая Беломорская экспедиция 1876 года, организованная Обществом естествоиспытателей Петербургского университета и возглавленная проф. Н. П. Вагнером. В ее состав входили А. В. Григорьев, К. С. Мережковский и студент Андреев. Опыт этой экспедиции, повторенной в 1877 году, убедил в чрезвычайной научной ценности материалов, которые можно получить в данном районе. С этого времени Н. Вагнер и начал вести подготовку к созданию научной биологической станции на Соловках, которые «как бы самой природой предназначены для размещения здесь такой станции»... http://www.allross.ru/arh/solovky/izuch.htm А какими людьми становились бывшие студенты? Вот, например, история искусств. Кажется, на первый взгляд, довольно "тихая" отрасль науки... А какие страсти там кипели, сколько копий было сломано, сколько врагов нажито? Миронов Алексей Максимович.
Попытка научной реабилитации Иногда очень трудно понять и объяснить причину того, почему одни имена, связанные с историей Казанского университета, звучат постоянно, а другие сегодня почти забыты. Поначалу их иногда вспоминают в длинном перечне второстепенных, необязательных имен, а потом, по прошествии определенного времени, называют все реже, все глуше, все отрывочнее. Постепенно обладатели этих «незвучных» фамилий растворяются в историческом прошлом почти бесследно, превращаясь в безымянный фон двухсотлетней университетской «летописи». К таким, почти забытым фигурам в истории Казанского университета, можно отнести и профессора, заведующего кафедрой истории и теории искусств Алексея Максимовича Миронова (1866–1929?). Есть несколько обстоятельств, которые побуждают вновь обратиться к изучению биографии и научного наследия этого ученого. Во-первых, не все факты его биографии известны. О некоторых событиях его жизни известно очень подробно, но многое остается неясным. Мы мало знаем о последних годах жизни Миронова, не известна точная дата и обстоятельства его смерти, судьба его потомков. Но главное — интригующие эпизоды его жизни, требующие, на наш взгляд, нового осмысления, связаны с провалом защит двух докторских диссертаций А. М. Миронова. А между тем, даже поверхностное знакомство с его диссертациями заставляет усомниться в объективности и беспристрастности научных оппонентов. Диссертации были написаны на разные темы: первая посвящена творчеству выдающего представителя немецкого Возрождения А. Дюрера, вторая — скульптурным изображениям греческой богини победы Ники. Причем вторая диссертация была подготовлена через десять лет после провала первой. Первая монография вышла в 1901 г., вторая — в 1911 г. Факт сам по себе интересный, поскольку такая научная продуктивность была далеко не частым явлением даже в те времена. Более подробное изучение этих солидных монографий и знакомство с заключениями оппонентов побуждают продолжить дискуссию. Что нам известно о Миронове? Биография его типична для российского ученого из провинции. Он родился в Харькове 15 февраля 1866 г. в мещанской семье. В 1884 г. с медалью окончил Харьковскую 3–ю классическую гимназию, в том же году поступил на историкофилологический факультет Харьковского университета. За дипломное сочинение «Смысл древнегреческой философии (метафизических и нравственных выражений)» получил серебряную медаль. По окончании университета слушал в течение трех семестров (1888–1889) лекции по истории искусств в Петербургском университете. С декабря 1891 г. стал приватдоцентом кафедры теории и истории изящных искусств Московского университета. Период с 1892 до середины 1894 г. Миронов провел за границей, занимаясь изучением произведений искусства в музеях и библиотеках Берлина, Дрездена, Лондона, Парижа, Венеции, Флоренции, Рима, Неаполя, Афин и Константинополя. В Берлине прослушал лекции по истории античного искусства профессора Р. Кекулё, совершил научные поездки по Аттике и Пелопоннесу вместе с археологами других стран под руководством директора Археологического германского института в Афинах профессора В. Дерпфельда. Работа с Р. Кекулё и В. Дерпфельдом не только определила специализацию Миронова, но и оказала влияние на выбор исследовательского метода, который он усвоил в строгой немецкой школе. Одновременно с А. Мироновым у В. Дерпфельда в Афинах проходил обучение археолог и историк античного искусства Б. В. Фармаковский. В 1893-1894 гг. в Афинах собрался весь цвет российской науки, специализировавшейся в области античности и истории Византии: В. К. Мальмберг, А. Деревицкий, Д. А. Айналов, А. Я. Смирнов, М. И. Ростовцев. Они слушали лекции по античному искусству в Немецком археологическом институте. Әти лекции заставили их осваивать новые методы изучения античных памятников. Среди российских ученых своими идейными наставниками Миронов считал И. В. Цветаева и Ф. И. Буслаева. В 1895 г. в Московском университете Миронов защитил магистерскую диссертацию «Картины загробной жизни в греческой живописи на вазах». В 1906 г. он получил направление на кафедру теории и истории искусств Казанского университета. С 1914 г. — ординарный профессор, а с 1916 г. — заслуженный ординарный профессор. В Казани он проводил большую педагогическую и научную работу. Круг его научных интересов расширился: от истории античного искусства, истории христианского искусства, Возрождения до Нового времени. Он читал и разработал несколько новых учебных курсов. В 1908 г. Миронов стал директором Музея изящных искусств и много сил приложил для пополнения его коллекции не только копиями, но и подлинниками. За заслуги на ниве просвещения Миронов получил ордена Св. Равноапостольного князя Владимира 4-й степени и Св. Анны 2-й и 3-й степени, а также Св. Станислава 3-й степени. В 1909 г. в Казани Миронов женился на Варваре Акимовне Степановой (1875 г. р.), в 1911 г. у них родился сын Борис. В Казани Миронов организовал студенческий драматический кружок. Преподавал на Высших женских курсах. Несмотря на то, что ему не удалось защитить в Казани докторской диссертации, этот период его жизни можно назвать самым удачным и плодотворным. Итогом его педагогической деятельности в Казанском университете можно считать подготовку учеников. Школу Миронова прошли П. М. Дульский, Б. П. Денике, Н. А. Щербаков, А. А. Федоров-Давыдов. В середине 20–х гг., после того, как кафедру истории и теории изящных искусств Казанского университета реорганизовали в кафедру истории религии, а затем и вовсе закрыли в связи с известными «преобразованиями» гуманитарных факультетов в ФОПы — факультеты общественных профессий, Миронов уезжает из Казани. Уже в начале 20-х гг. у него наметился интерес к изучению искусства Средней Азии, и он неоднократно выезжал в музей и библиотеки Ташкента, Самарканда, Баку, Харькова и Одессы. Поэтому в середине 20-х гг. он оказывается в Ташкенте, где работал профессором Среднеазиатского государственного университета и одновременно заведующим его музейной секцией. Такова внешняя канва его биографии. Наиболее интересные и загадочные события жизни Миронова были связаны, как мы уже писали, с его попытками получить степень доктора по специальности «История и теория искусства». Сама процедура защиты диссертации Миронова представляет интерес для сегодняшних историков, изучающих процесс превращения истории культуры в новую субдисциплину гуманитарного знания. Отвергнутые научным сообществом начала XX в. диссертации Миронова требуют нового прочтения, поскольку аргументация оппонентов выглядит сегодня не совсем убедительно. Первую докторскую диссертацию Миронов обсуждал в 1903 г. в Юрьевском университете. На защиту была представлена книга: «Альбрехт Дюрер, его жизнь и художественная деятельность. К характеристике эпохи Возрождения в немецком искусстве» (1901), которая была результатом его работы с произведениями немецкого художника. Книга представляла собой объемное (423 страниц) и хорошо иллюстрированное исследование... Замысел работы Миронова состоял в изложении истории жизни и творчества художника, сочетающегося со стилистическим анализом его произведений, а также разбором его теоретической концепции. Рассматривая творчество Дюрера в социокультурной реальности германской истории конца XV — первой половины XVI вв., Миронов предложил собственную интерпретацию важнейших компонентов миросозерцания Дюрера. Суть концепции Миронова раскрывается в XI главе его книги, где он пытается определить отношение Дюрера к Реформации. Он отметил, что период с 1521-1529 гг. оказался для Дюрера самым малопродуктивным. В пору наивысшего подъема иконоборческого движения, поддерживаемого реформаторами, Дюрер оставался иконопоклонником. Для доказательства своей версии Миронов приводил целый перечень произведений художника, созданных в тот период: гравюры «Св. Варфоломея», «Св. Христофора», рисунки на тему «Снятие с креста» и «Тайной вечери», картины «Четыре апостола», реалистические портреты, героями которых были преимущественно люди духовного сана, покровительствовавшие Дюреру. Теоретическое обоснование своей позиции Дюрер дал в одном из своих сочинений («Underweisung der Messung»,1525). Миронов считал, что выбор Дюрером религиозных сюжетов в этот момент не бьш случайным. Этот выбор можно рассматривать, как попытку Дюрера отделить себя от радикальнонастроенных народных лидеров Реформации. В этом выборе отразился противоречивый характер мировоззрения Дюрера, в котором преклонение перед авторитетом церкви оказалось тогда сильнее. Созерцательная позиция Дюрера в период Реформации, не ставшего ни еретиком, ни вольнодумцем, нашла сочувствие со стороны российского ученого — Алексея Миронова. Российский ученый сочувствовал Дюреру. Такая симпатия определялась социальным статусом Миронова — выходца из мещан, дослужившегося до титула «статского советника», дававшего ему право на потомственное дворянство... http://www.archive.gov.tatarstan.ru/magazine/go/anonymous/main/?path=mg:/numbers/2004_01/04/04_3/ И, наконец, бывший студент двух университетов и будущий писатель: ЛЕОНИД АНДРЕЕВ (1871 - 1919)
Андреев Леонид Николаевич родился 9(21) августа в Орле в 1871 году на 2-й Пушкарной улице. Отец его, Николай Иванович , сын по крови предводителя дворянства и крепостной девушки; мать, Анастасия Николаевна - из семьи разорившегося польского помещика. Они тогда только-только выбрались из нищеты: землемер-таксатор Андреев получил место в банке, приобрел дом и начал обзаводиться хозяйством. Николай Иванович был заметной фигурой: "пушкари, проломленные головы", уважали его за необыкновенную физическую силу и чувство справедливости, не изменявшее ему даже в знаменитых его пьяных проделках и регулярных драках. Леонид Андреев потом объяснял твердость своего характера (как и тягу к алкоголю) наследственностью со стороны отца, тогда как свои творческие способности целиком относил к материнской линии. Анастасия Николаевна, урожденная Пацковская, хотя и происходила, как полагают, из обрусевшего и обедневшего польского дворянского рода, была женщиной простой и малообразованной. Основным же достоинством ее была беззаветная любовь к детям, и особенно к первенцу Ленуше; и еще у нее была страсть к выдумкам: в рассказах ее отделить быль от небылицы не мог никто. Детство Леонид помнит "ясным, беззаботным". В шесть лет научился читать "и читал чрезвычайно много, все, что попадалось под руку". Учился в Орловской классической гимназии (1882-91) и, по собственному указанию в небольшой автобиографии ("Журнал для всех", 1903, N 1), "учился скверно, в седьмом классе целый год носил звание последнего ученика и за поведение имел не свыше четырех, а иногда три". Уже в гимназии Андреев открыл в себе дар слова: списывая задачки у друзей, он взамен писал за них сочинения, с увлечением варьируя манеры. Склонность к стилизации проявилась потом и в литературных опытах, когда, разбирая произведения известных писателей, он старался подделываться "под Чехова", "под Гаршина", "под Толстого". Но в гимназические годы Андреев о писательстве не помышлял и всерьез занимался только... рисованием. Однако в Орле никаких возможностей учиться живописи не было, то "все дело ограничилось бесплодным дилетантизмом". И не раз потом сокрушался уже известный писатель о неразвитом своем таланте художника,- таланте, то и дело заставлявшем его бросать перо и браться за кисть или карандаш. Читал очень много, главным образом, беллетристику. Огромное впечатление произвело на него "В чем моя вера" Толстого. "Вгрызался" он также в Гартмана и Шопенгауэра; последнего изучил очень обстоятельно, делая из него большие извлечения и составляя пространные конспекты, а "Мир как воля и представление" долгие годы оставалась одной из любимейших его книг и оказала заметное влияние на его творчество. Под этими влияниями, лет с 15 - 16 стал мучиться "проклятыми вопросами" до такой степени, что, желая испытать "судьбу", лег на рельсы. "Судьба" оказалась благосклонной. Паровоз имел на этот раз высоко поднятую топку, и промчавшийся над юношей поезд не причинил ему вреда. В возрасте семнадцати лет Андреев сделал в своем дневнике знаменательную запись, известную в пересказе В. В. Брусянина. Будущий беллетрист обещал себе, что "своими писаниями разрушит и мораль и установившиеся человеческие отношения, разрушит любовь и религию и закончит свою жизнь всеразрушением". В старших классах гимназии начались бесчисленные любовные увлечения Андреева. Впрочем, слово "увлечение" не дает представления о той роковой силе, которую он с юности и до самого последнего дня ощущал в себе и вокруг себя. Любовь, как и смерть, он чувствовал тонко и остро, до болезненности. "Как для одних необходимы слова, как для других необходим труд или борьба, так для меня необходима любовь,- записывал Л. Андреев в своем дневнике.- Как воздух, как еда, как сон - любовь составляет необходимое условие моего человеческого существования". Окончив гимназию, Андреев поступил на юридический факультет Петербургского университета. К этому времени материальные условия семьи чрезвычайно ухудшились. Отец умер, и пришлось сильно нуждаться, даже голодать. На эту тему написан первый рассказ - "о голодном студенте. Я плакал, когда писал его, а в редакции, когда мне возвращали рукопись, смеялись". Литературный дебют - рассказ "В холоде и золоте" (ж. "Звезда", 1892, N 16). В 1891-92 бывал в Москве проездом. В 1893, исключённый за неуплату из Петербургского университета, перевёлся на юридический факультет Московского университета в котором "материально жилось лучше": помогали товарищи и комитет". Но "в других отношениях" он "с большим удовольствием вспоминает Петербургский университет". При этом он, согласно правилам, обязуется "не принимать участия ни в каких сообществах, как, например, землячествах и тому подобных, а равно не вступать даже в дозволенные законом общества, без разрешения на то в каждом отдельном случае ближайшего начальства". Летом 1894 года, на каникулах в Орле, начинается самая тяжелая и продолжительная из пережитых Андреевым сердечных драм. "22 июля 1894 года - это второй день моего рождения",- записал он в своем дневнике; но взаимность была недолгой. Его возлюбленная отвечает отказом на предложение Андреева выйти за него замуж,- и вновь он пытается покончить с собой. В 1894 году Андреев "неудачно стрелялся; последствием неудачного выстрела было церковное покаяние и болезнь сердца, не опасная, но упрямая и надоедливая". Брат Леонида Андреева вспоминает: "Я был мальчишка, но и тогда понимал, чувствовал, какое большое горе, какую большую тоску несет он в себе". Была еще и третья попытка самоубийства. В 1895 в Москву перебралась и его овдовевшая мать с 5 младшими братьями и сёстрами Андреева, начался период нищеты и скитания по квартирам: август 1895 - Пречистенский бульвар, 25 (дом не сохранился); с января 1896 - Малая Никитская улица, 2; весна 1896 - Спиридоньевская улица, 2 (дом не сохранился); осень 1896 - Малая Никитская улица, полуподвальный этаж д. 20; январь 1897 - Гранатный переулок, 20, кв. 5; декабрь 1897 и январь 1898 - угол Садовой-Кудринской улицы и Малой Никитской улицы, 136/41 (бельэтаж над складским помещением). Андреев-студент давал уроки, составлял объявления о работе московских музеев для газеты "Русское слово", склонности к политической активности Андреев не проявлял; отношения же с орловским землячеством поддерживал (за что попал под надзор полиции): вместе с другими "стариками", приходившими на общие конспиративные собрания, высмеивал "реформистов", изучавших и пропагандировавших Маркса. "Золотое времяпрепровождение", которое противопоставляли политическому самообразованию орловские "старики", с фотографическим сходством описано самим Андреевым в пьесах "Дни нашей жизни" и "Gaudeamus" ("Старый студент"),- персонажи и события этих произведений почти не домысливались автором. Чтение же, в частности, философское, еще больше удаляло Андреева от злобы дня. Целые ночи, по свидетельству П. Н. Андреева, брата будущего писателя, просиживал Леонид над сочинениями Ницше, смерть которого в 1900 году он воспринял почти как личную утрату. Попытки попасть в печать все не удавались; зато удачно шли занятия живописью. Он "рисовал на заказ портреты по 3 и 5 рублей штука. Усовершенствовавшись, стал получать за портрет по 10 и даже по 12 рублей". В мае 1897 года Л. Андреев неожиданно успешно сдал государственные экзамены в университете; и, хотя диплом его оказался лишь второй степени и давал звание не "кандидата", а "действительного студента", этого было вполне достаточно для начала адвокатской карьеры: вскоре он записался в помощники присяжного поверенного при московском адвокате Я.В. Ливенсоне Московского судебного округа, выступал защитником в суде до 1902 года и относился к этой деятельности весьма серьезно. "Соприкосновение с печатным станком" состояло поначалу в том, что Андреев поставлял в "Отдел справок" газеты "Русское слово" копеечные материалы в несколько строк: "Палата бояр Романовых открыта по таким-то дням..." Неожиданно получил предложение знакомого адвоката о месте судебного репортера в газете "Московский вестник" для написания очерков "Из залы суда". И спустя несколько дней после предложения о сотрудничестве Андреев принес в редакцию свой первый судебный отчет. "Он был написан хорошим литературным языком, очень живо... Не было никакого шаблонного вступления о том, что тогда-то происходило заседание, а прямо начинался обвинительный акт, изложенный в виде рассказа"- вспоминал сотрудник "Московского вестника". Совмещал защиту в суде с анонимной публикацией в журнале. В тёс же, довольно быстро закрывшемся "вследствие финансового худосочия", Андреев публикует рождественский очерк "Что видела галка" и оставляет (так целиком никогда и не напечатанную) сказку "Оро". Получив признание как талантливый репортер, буквально через два месяца, 6 ноября 1897 года, он уже перешел давать отчеты в только что основанную московскую газету в газету "Курьер". Андреев вскоре начинает печатать в "Курьере" фельетоны, которые подписывает "James Lynch" и "Л.- ев" и рассказы. Когда позднее Андреев достиг большой известности, некоторые издания, чтобы хотя что-нибудь дать из произведений модного писателя, стали перепечатывать фельетоны Джемса Линча. Для пасхального номера 1898 года по просьбе редакции был написан "под влиянием Диккенса", которого очень любил, перечитывал "раз десять"; рассказ "Бергамот и Гараська". Он решил судьбу Андреева: на него обратил внимание максим Горький. Молодые писатели сблизились и вместе с некоторыми другими начинающими писателями - Скитальцем, Буниным, Телешовым, и певцом Шаляпиным - образовали тесное литературно-артистическое содружество. Горький помог Андрееву советами и делом и ввел его в книгоиздательское товарищество "Знание", учрежденное группой молодых писателей с целью поддержания и развития социально-реалистических традиций русской литературы XIX века. С осени 1899 по весну 1900 года адрес Андреева - Горбатый мост, Продольный переулок, 7, кв. 1; с 28 августа 1900 до отъезда 2 мая 1901 в Царицыно на дачу Бурлакова - Владимиро-Долгоруковская улица (ныне улица Красина), 9, кв. 29; с августа- сентября 1901 по май 1902 - Большая Грузинская улица, 35, кв. 1. С 1900 Андреев вёл в "Курьере" циклы фельетонов "Впечатления" и ежевоскресный очерк "Москва. Мелочи жизни". Внимание большой публики Андреев обратил на себя в "Жизни" 1901 года рассказом "Жили-были". В том же году, в сентябре вышел первый том рассказов в петербургском издательстве "Знание" на средства А.М. Горького, куда вошли «Маленький ангел», «Большой шлем», «Ложь», Молчание и «Жили-были». За связь с оппозиционным студенчеством Московского университета в январе 1902 Андреев обязывается полицией дать подписку о невыезде, а 10 февраля этого же года в церкви Николы Явленского на улице Арбат состоялось венчание Андреева с А.М. Велигорской - внучатой племянницей Т.Г. Шевченко; посажёным отцом был Н.Д. Телешов. С сентября 1902 по май 1903 Андреев снимал квартиру на Средней Пресне (ныне улица Заморёнова, 34), где Андреев начинает устраивать литературные "понедельники", одновременно в качестве члена Литературно-художественного кружка входя в состав комиссии по устройству литературных "вторников". Андреев - официальный распорядитель на литературно-музыкальном вечере 12 декабря 1902 в зале московского Благородного собрания; подвергался судебному преследованию за прочитанное там С.Г. Скитальцем бунтарское стихотворение "Нет, я не с вами...". С декабря 1902 Андреев - редактор беллетристического отдела "Курьера"; с помощью М. Горького привлекает к сотрудничеству А.С. Серафимовича, печатает первые произведения А.М. Ремизова, Б.К. Зайцева, Г.И. Чулкова и др. Литературные дебюты Андреева совпали с эпохой огромных успехов Максима Горького, когда публика восторженно стала верить в нарождение новых талантов и жадно раскупала все, что давало какое-нибудь основание предполагать появление свежего дарования. Бросилась она и на небольшую книжку Андреева, которая в короткое время разошлась в нескольких десятках тысяч экземпляров. Критики самых разнообразных направлений, в том числе Михайловский, отнеслись к молодому писателю как к литературному явлению серьезного значения. Уже в этом первом сборнике достаточно определенно обозначились общее направление творчества и литературная манера. С января 1903 стал членом ОЛРС, общества любителей российской словесности при Московском университете. Часть лета 1903 провёл на даче Добровых в Бутове под Москвой; с сентября 1903 по ноябрь 1905 жил в Средне-Тишинском переулке в Грузинах, 5-7 (дом сохранился частично), откуда с 19 марта по август 1904 выезжает в Крым, а 10 февраля 1905, в годовщину свадьбы, попадает в Таганскую тюрьму (одиночная камера № 129) за то, что накануне предоставил свою квартиру для нелегального заседания членов ЦК РСДРП (освобождён 25 февраля под залог, внесённый С.Т. Морозовым, оставаясь под негласным надзором полиции). В том же году Андреев написал рассказ "Губернатор" - отклик на убийство 4 февраля 1905 в Москве эсером П.И. Каляевым московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. 17 ноября 1905 писатель уехал в Петербург, затем в Германию, где от родов умерла его жена (похоронена в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря), и на Капри (Италия) к М. Горькому. Хотя Андреев оставался в горьковском ближнем кругу писателей до 1905. К этому времени относится большая часть его рассказов, в том числе Смех, Стена, Бездна, Мысль, В тумане и Жизнь Василия Фивейского. Отвращение к ужасам войны отразилось в новелле Красный смех, написанной во время русско-японской войны 1904-1905. Своей известностью после 1905 Андреев в основном обязан успеху в качестве драматурга. Его первая пьеса К звездам появилась в 1905, и до 1917 он издавал не меньше одной пьесы в год. В 1908 поселился в собственном доме в финской деревне Ваммельсу, бывая в Москве лишь наездами в связи с постановкой пьесы "Жизнь человека" в Московском Художественном театре (1907), пьесы "Дни нашей жизни" петербургским Новым театром в Москве и трагедии "Анатэма" в МХТ (1909). В том же году в знак протеста против правительственных репрессий публично отказался участвовать в торжествах по случаю открытия в Москве памятника Н.В. Гоголю. Принял участие в мероприятиях памяти А.П. Чехова в МХТ и побывал на премьере своей пьесы "Анфиса" в театре К.Н. Незлобина (1910), пьесы "Тот, кто получает пощёчины" в московском Драматическом театре и пьес "Gaudeamus" и "Дни нашей жизни" в театре Корша (1915). В декабре этого года Андреев, уже отбывший из Москвы, избран членом редколлегии товарищества "Книгоиздательство писателей в Москве". В 1907 - 10 начинает активно сотрудничать с модернистскими альманахами издательства "Шиповник". Экспонировался в Петербурге в 1913 на "Выставке независимых". Получили одобрение И.Е. Репина и Н.К. Рериха. Печатался в "Звезде", "Орловском вестнике", "Московском вестнике", "Курьере", "Журнале для всех", "Нижегородском листке", "Жизни", "Русском богатстве", ж. "Правда", "Утре России", газ. "Правда", "Современном мире", "Ежемесячном журнале" и т. д. В литературных сборниках "Знание" опубликованы: повесть "Жизнь Василия Фивейского" (кн. 1, 1904); рассказ "Красный смех" (кн. 3, 1905); драмы "К звездам" (кн. 10, 1906) и "Савва" (кн. 11, 1906) рассказ "Иуда Искариот и другие" (кн. 16, 1907). В "Шиповнике": драма "Жизнь человека" (кн. 1, 1907); рассказ "Тьма" (кн. 3, 1907); "Рассказ о семи повешенных" (кн. 5, 1908); памфлет "Мои записки" (кн. 6, 1908); драма "Черные маски" (кн. 7, 1908); пьесы "Анфиса" (кн. 11, 1909), "Екатерина Ивановна" (кн. 19, 1913) и "Тот, кто получает пощечины" (кн. 24, 1916); повесть "Иго войны. Признания маленького человека о великих днях" (кн. 25, 1916). Незадолго до революции вошел в состав редакции газеты "Русская Воля", где продолжал сотрудничать и после Февральской революции. Октябрьской революции Андреев не принял. Он жил в это время с семьей на даче в в деревне Нейвала близ Мустамяки (Финляндия) и в декабре 1917 после получения Финляндией самостоятельности оказался в эмиграции. Там пером публициста обличал коммунистическое засилье на родине. Его последнее произведение, незаконченный роман-памфлет Дневник Сатаны опубликован в 1921. Умер Андреев 12 сентября 1919; в 1956 был перезахоронен в Ленинграде. http://audiobuki.ru/andreev.html Леонид Андреев: жизнь вопреки http://www.peremeny.ru/blog/8966 | |
|
|
Отправлено: 15.11.11 10:20. Заголовок: Два Андреевых Никола..
Два Андреевых Николая, которые создали себя сами... АНДРЕЕВ НИКОЛАЙ АНДРЕЕВИЧ (1873–1932), русский скульптор, художник-график.  Родился Н.А. Андреев в Москве 14 (26) октября 1873 в семье плотника-подрядчика. Учился в Строгановском художественно-промышленном училище (1885–1891) и Московском училище живописи, ваяния и зодчества (1892–1901) у С.М.Волнухина. Испытал большое влияние последнего (а также П.П.Трубецкого). Член «Товарищества передвижников» (с 1904). Для раннего периода Андреева типичны портретные и жанрово-социальные темы, сочетающие бытовую типажность с импрессионистической свободой лепки. Позднее он часто монументализирует формы, обращаясь к мотивам искусства Древнего мира, греческой и восточной архаики, к полихромии и архитектурному декору; в его творчестве нарастает характерная для модерна «дионисийская» эротика (образы вакханок); вместе с тем он обнаруживает замечательный дар портретиста.  Настоящим шедевром явился его памятник Н.В.Гоголю (бронза, гранит, 1904–1909), где тонкая ирония деталей (в барельефных фигурах гоголевских героев, опоясывающих пьедестал) соединилась с высоким трагизмом фигуры самого писателя, углубленного в мир своих мистических видений. Исполнил также для Москвы памятники доктору Ф.П.Гаазу (бронза, гранит, 1910) и – по плану «монументальной пропаганды» – А.И.Герцену и Н.П.Огареву (оба памятника – цемент, 1918–1922). Сотрудничал с новой властью, в 1920-е годы писал с натуры деятелей политики и культуры, делегатов конгресса Коминтерна (М.Горький, К.С.Станиславский, М.А.Чехов, Ф.И.Шаляпин, А.В.Луначарский, И.В.Сталин и др.; все – 1921–1922, Третьяковская галерея). Сочетая итальянский карандаш с сангиной, пастелью и мелом, создал особый тип плакатно-парадного, весьма удобного для полиграфического размножения портрета, не лишенного, однако, четкой объективности. В натурных этюдах 1920 зародилась и знаменитая андреевская «лениниана» (около 100 скульптурных и 200 графических портретов). Эти образы Ленина достаточно официальны – в особенности графический портрет 1930–1932 (Исторический музей), впоследствии даже включенный в оформление партбилета. Однако во многих композициях, в том числе и скульптурных (статуя Ленин-вождь, 1931–1932, окончена и переведена в мрамор братом мастера, В.А.Андреевым; и др.) проступает все тот же достаточно жесткий объективизм: вождь предстает напористым, хитрым и лукавым человеком.  Среди постреволюционных работ Андреева – подкупающе-бытовой, лишенный ложного пафоса памятник А.Н.Островскому, установленный перед Малым театром (бронза, гранит, 1929). Плодотворно работал также как художник театра, главным образом для Московского художественного театра (Каин Дж.Байрона, 1920; Ревизор Н.В.Гоголя, 1921; и др.). Умер Андреев в Москве 24 декабря 1932. http://www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/izobrazitelnoe_iskusstvo/ANDREEV_NIKOLA_ANDREEVICH.html АНДРЕЕВ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (28.VII.1880—31.XII.1970) — советский физик, академик (1953; чл.-кор. 1933).  Родился Андреев Н.Н. 28 июля 1880 г. в селе Курманы Полтавской губернии. В 1890 г. он поступил в гимназию в Москве, где проучился три года и был переведен затем в 4-й класс кадетского корпуса также в Москве. Корпус дал Η. Η. Андрееву неплохие основы знаний естественных наук — математики, физики, ботаники, зоологии, хорошие знания немецкого и особенно французского языков, а также развил подвижность и ловкость, дал хорошую физическую закалку. Николай Николаевич отличался хорошими успехами в учебе и вплоть до окончания курса обучения в 1898 г. неизменно занимал в классе одно из первый мест. Занятия хоровым пением, игра на скрипке и флейте, изучение учебников гармонии,участие в школьном оркестре дали Николаю Николаевичу первоначальное музыкальное развитие. Отличаясь музыкальностью, он дирижировал оркестром своего класса. В последних классах корпуса и позднее, уже в студенческие годы, Η. Η. Андреев сблизился со своим дальним родственником филологом Л. П. Вельским, приват-доцентом Московского университета, переводчиком «Калевалы». Под влиянием Л. П. Вельского Николай Николаевич заинтересовался русской литературой и навсегда ее полюбил. В особенности сильным оказалось сохранившееся на всю жизнь увлечение Николая Николаевича русской поэзией; к произведениям любимых поэтов Николай Николаевич часто обращается и в минуты отдыха, и в минуты раздумья. Окончив корпус в 1898 г., II. Н. Андреев поступил в Московское техническое училище (ныне МВТУ). Однако за участие в «студенческих беспорядках» весной 1899 г. он был выслан в местечко Хоприк Саратовской губернии. Осенью того же года он самовольно вернулся в Москву и продолжал учиться на 2-м курсе Технического училища. Пробудившийся у Η. Η. Андреева интерес к математике вызвал стремление поступить в университет. Для этого, однако, нужно было сдать экзамены по латинскому и греческому языкам, которые не изучались в кадетском корпусе. Поэтому Николаю Николаевичу не удалось стать полноправным студентом университета, он был зачислен вольнослушателем. Средства к существованию Η. Η. Андреев добывал частными уроками и службой чертежником в управлении Киево-Воронежской железной дороги, а затем счетчиком по переоценке недвижимого имущества в Московской городской управе. В 1903 г. в руки Николая Николаевича попала книга Анри Пуанкаре «Наука и гипотеза». Книга эта произвела на него исключительно сильное впечатление, была переведена им на русский язык и издана на собственные средства тиражом около 600 экземпляров. На обложке книги было напечатано: «Склад издания в Москве, Ирининская улица, д. Никольского, у. Н. Андреева» (недалеко от музыкального училища им. Гнесиных). Эта книга оказала большое влияние на формирование научного мировоззрения Η. Η. Андреева. В Московском университете Николай Николаевич слушал лекции профессоров Н. Е. Жуковского, Н. В. Бугаева и, проявив способности к математике был неофициальным ассистентом последнего. Не имея, однако, перспективы окончить университет в России, Η. Η. Андреев решил продолжить образование за границей. Он отправляется в Германию и 1 мая 1905 г. поступает в Гёттингенский университет, где в то время преподавали Клейн, Минковский, Каратеодори, Фогт. Затем, в 1906 г., Николай Николаевич переезжает в Швейцарию и поступает в Базельский университет в докторантуру к профессору Хагенбаху. Выполнив исследование дисперсии электромагнитных волн в веществах, в ходе которого Η. Η. Андреев, в частности, получил некоторое обобщение формулы Лоренц — Лорентца, он с высокой оценкой защитил диссертацию на звание доктора философии. В 1909 г. он был избран членом Французского физического общества. По возвращении в Москву Николай Николаевич занимается преподавательской деятельностью; в это время он вступает в созданный П. Н. Лебедевым Кружок московских физиков. После сдачи магистерских экзаменов, он в январе 1914 г. был зачислен приват-доцентом Московского университета, где читал лекции по тензорному исчислению, теории относительности, статистической механике, электронной теории и др. Часть из этих курсов была впервые прочитана в МГУ. Среди слушателей Η. Η. Андреева были Б. А. Введенский, К. Ф. Теодорчик, А. С. Предводителев и другие, впоследствии известные ученые. В 1915 г. Η. Η. Андреев написал известную работу «Решетка, призма, резонатор», опубликованную в журнале «Вопросы физики» — предшественнике «Успехов физических наук». В статье этой не приводился вновь полученный материал, но было дано ясное изложение спектральных представлений, в особенности актуальных в связи с происходившим в то время бурным развитием радиотехники. Дальнейшие исследования Η. Η. Андреева в области теории колебаний завершились защитой им в 1917 г. магистерской диссертации на тему: «Электрические колебания и их спектры. Теоретическое исследование». В тот же период Η. Η. Андреев принимал участие в исследованиях военного характера, занимаясь созданием дозиметра отравляющих газов, а также проблемой звукопеленгации стреляющих орудий и самолетов. После двухлетней работы в г. Омске (1918—1920 гг.), где Η. Η. Андреев занимал должности профессора физики и механики в Сельскохозяйственном и Политехническом институтах (предложенные ему после защиты магистерской диссертации), он возвращается в Москву. Здесь он организует во Всесоюзном экспериментальном электротехническом институте (ВЭЭИ) Акустическую лабораторию, и с тех пор акустика занимает основное место в его деятельности. Одновременно он отстаивает от нападок прогрессивные идеи теории относительности. Η. Η. Андреев участвует в публичных диспутах, проводившихся в то время при большом стечении слушателей, переводит на русский: язык книгу А. Эйнштейна «Основы теории относительности», организует выпуск и становится редактором первого советского научно-популярного физического журнала «Искра» (1922—1927 гг.). В 1926 г. Н. Н. Андреев принял предложение Η. Η. Семенова организовать отдел акустики в составе Ленинградской физико-технической лаборатории. Круг интересов Η. Η. Андреева в области акустики весьма широк. Он выполнил теоретические исследования по колебаниям струн, по динамике клавишного механизма, по вопросам взаимности в акустике, по акустике движущейся среды, нелинейным явлениям, заложил основы расчета глушителей. Фундаментальное значение имеют его работы по теории колебания пьезоэлектрических пластин, приведшие к изобретению биморфного пьезоэлектрического элемента. Экспериментальные работы Η. Η. Андреева отличаются изяществом и простотой. Им были созданы оригинальпые методы измерения амплитуды колебаний пластинок. К ним принадлежит, в частности, известный метод подпрыгивающей песчинки. Уже в этот период проявился научно-организаторский талант Η. Η. Андреева. Он принимает участие в организации Научно-исследовательского института музыкальной промышленности и осуществляет научное руководство его работами (1932 г.). Важным результатом работ этого института была замена импортного дерева для музыкальных инструментов отечественным. Велико его влияние на работу акустических групп Центральной радиолаборатории, Электротехнического института имени В. И. Ульянова (Ленина), Ленинградского телефонного завода и др. Он читает курсы оптики и акустики в Ленинградском политехническом институте и руководит организованной им кафедрой акустики в Академии связи им. Буденного. В 1933 г. Η. Η. Андреев был избран членом-корреспондентом АН СССР. В 1937 г. под руководством Η. Η. Андреева была сформирована группа по разработке акустического проекта Дворца Советов. В 1940 г. Η. Η. Андреев переезжает в Москву и возглавляет Акустическую лабораторию в ФИАН. В этой лаборатории он сумел объединить сильный коллектив акустиков. Сразу же после начала Великой Отечественной войны Η. Η. Андреев развертывает работы по оборонной тематике. Он организует ряд научно-технических групп, работавших под его непосредственным руководством на действующих флотах — Черноморском, Балтийском, Каспийском и в Волжской речной флотилии. Одна из таких групп, в работе которой Николай Николаевич принимал личное участие, занялась вопросами борьбы с немецкими акустическими минами. Предварительные научные экспериментальные и теоретические изыскания были закончены в январе 1942 г., а в конце апреля того же года была закончена подготовка к крупной по тем временам экспедиции на Черном море. Экспедиция состояла из шести человек и размещалась вместе со всем научным оборудованием в товарном вагоне. Дорога от Казани, где тогда находился в эвакуации Физический институт, до Москвы заняла целую неделю, так как все пути были забиты военными эшелонами. В дороге Η. Η. Андреев устраивал научные семинары, угощал участников черным кофе. (Запасы бразильского кофе в зернах у Николая Николаевича оказались в количестве около пуда. Этого запаса хватило на всю экспедицию, которая продолжалась 11 месяцев на Черноморском театре военный действий.) За руководство работой экспедиции Η. Η. Андреев был удостоен правительственной награды. В послевоенный период Николай Николаевич продолжал работу, руководя Акустической лабораторией ФИАН, а затем, после выделения ее в Акустический институт,— в качестве заведующего отделом этого института. Под его руководством были развернуты исследования по ряду новых направлений: распространение звука в слоистых средах, электромеханические активные материалы, нелинейная акустика и др. В последние годы наибольшее внимание И. Н. Андреева привлекают вопросы физиологической акустики и биофизики. Признанием выдающихся заслуг Николая Николаевича Андреева в области физики и акустики явилось избрание его в 1953 г. действительным членом Академии наук СССР. Для Η. Η. Андреева характерна большая научно-бщественная активность. Вступив еще студентом в члены Русского физико-химического общества, он в 1930 г. стал его председателем. В 1935 г. Η. Η. Андреевым была создана Акустическая комиссия при АН СССР, осуществлявшая координацию исследований в области акустики в масштабе страны. В течение ряда лет он был членом Международной комиссии по акустике. В дальнейшем Η. Η. Андреев участвует в редакционных коллегиях многих крупнейших физических журналов. Он был главным редактором «Журнала экспериментальной и теоретической физики», «Журнала технической физики» и др. В 1954 г. Η. Η. Андреев создал и возглавил «Акустический журнал» АН СССР. Η. Η. Андреев является также членом редколлегии «Международного акустического журнала». Η. Η. Андреев уделяет много внимания популяризации передовой науки. Самой характерной чертой Н. Н. Андреева как ученого является постоянный интерес к новым задачам, нежелание задерживаться в уже «обжитых» областях науки, острое научное чутье в выборе наиболее интересных и принципиально новых направлений. В последние годы он неоднократно удивляет своих учеников и сотрудников тем, как легко он расстается с уже привычным кругом вопросов, в котором задачи были ясны и где можно было плодотворно работать без особого научного риска, и обращается к совсем новым, неизведанным направлениям. Он всегда предостерегает своих сотрудников против научного застоя, учит их смотреть широко и смело браться за принципиальные задачи, открывающие новые перспективы. На всех, кому посчастливилось работать с Николаем Николаевичем, производят сильное впечатление его особенная подтянутость, живость ума, чрезвычайная подвижность и общительность. Будучи строгим и авторитетным руководителем, Н. Н. Андреев отличается сердечным, отеческим отношением к споим сотрудникам, простыми, непринужденными манерами. В памяти сотрудников надолго остаются вечера, проведенные дома у Николая Николаевича Андреева, приоткрывающие отличающийся высокой культурой его домашний мир. Отличительной чертой его натуры является также любовь к природе, в особенности к природе среднерусской и северной полосы. Озера Карелии, пустынные места у Плещеева озера, леса и речки Подмосковья — любимые места его отдыха. Н. Н. Андреев сохранил на всю жизнь воспитанную в детстве физическую закалку и спортивный дух. Во время работы в лаборатории в перерыв он проделывал обычно во дворе гимнастические упражнения, играл в волейбол и теннис. Охота, рыбная ловля, хождение на байдарке под парусом, лыжи — любимые виды его отдыха. В 1953 г. знакомые с удивлением встречали его на Невском проспекте с огромным свертком в руках — Николай Николаевич собирался осваивать лапландские лыжи. Уже перешагнув восьмой десяток, он считал проведенное лето неудачным, если ему удавалось провести под открытым небом только десяток ночей. Вся жизнь и деятельность Η. Η. Андреева проникнуты глубочайшим и благородным патриотизмом, любовью к своей стране, гордостью за успехи нашей науки. Широкая мировая известность Η. Η. Андреева как одного из основателей современной акустики привела к избранию его в 1953 г. в члены Международной акустической комиссии и присвоению ему в 1959 г. звания почетного доктора технических наук Высшей технической школы в Дрездене. За заслуги в развитии советской науки Η. Η. Андреев награжден правительством тремя орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и медалями. В октябре 1960 г. ему было присвоено звание Заслуженного деятеля науки и техники РСФСР..., а в 1970 году - Героя Социалистического Труда. Л. М. Бреховских, К. А. Наугольных, Г. А. Остроумов УСПЕХИ ФИЗИЧЕСКИХ НАУК 1970 г. Август Том 101, вып. 4 | |
|
|
Отправлено: 15.11.11 16:02. Заголовок: ВЗЯТИЕ ИЗМАИЛА 179..
ВЗЯТИЕ ИЗМАИЛА
1790 год  Не желая примириться с результатами русско-турецкой войны 1768— 1774 годов, Турция в июле 1787 года ультимативно потребовала от России возвращения Крыма, отказа от покровительства Грузии и согласия на осмотр проходящих через проливы русских торговых судов. Не получив удовлетворительного ответа, турецкое правительство 12 августа 1787 года объявило России войну. В свою очередь, Россия решила воспользоваться ситуацией, чтобы расширить свои владения в Северном Причерноморье за счет полного вытеснения оттуда турецких захватчиков. В октябре 1787 года русские войска под командованием А.В. Суворова практически полностью уничтожили 6-тысячный десант турок, намеревавшихся захватить устье Днепра, на кинбургской косе. Несмотря на блестящие победы русской армии под Очаковым (1788), у Фокшан (1789) и на реке Рымник (1789), противник не соглашался принять условия мира, на которых настаивала Россия, и всячески затягивал переговоры. Российские военачальники и дипломаты сознавали, что успешному завершению мирных переговоров с Турцией значительно способствовало бы взятие Измаила. Измаильская крепость лежала на левом берегу Килийского рукава Дуная между озерами Ялпухом и Катлабухом, на склоне отлогой высоты, оканчивающейся у русла Дуная низким, но довольно крутым скатом. Стратегическое значение Измаила было очень велико: здесь сходились пути из Галаца, Хотина, Бендер и Кили; здесь было наиболее удобное место для вторжения с севера за Дунай в Добруджу. К началу русско-турецкой войны 1787—1791 годов турки под руководством немецких и французских инженеров превратили Измаил в мощную крепость с высоким валом и широким рвом глубиною от 3 до 5 саженей (6,4—10,7 м), местами наполненным водой. На 11 бастионах располагалось 260 орудий. Гарнизон Измаила составляли 35 тысяч человек под командованием Айдозле-Мехмет-паши. Частью гарнизона командовал Каплан-гирей, брат крымского хана, которому помогали пять его сыновей. Султан сильно гневался на свои войска за все предшествовавшие капитуляции и фирманом повелел в случае падения Измаила казнить из его гарнизона каждого, где бы он ни был найден. В 1790 году, после овладения крепостями Килия, Тульча и Исакча, главнокомандующий русской армией князь Г.А. Потемкин-Таврический отдал приказ отрядам генералов И.В. Гудовича, П.С. Потемкина и флотилии генерала де-Рибаса овладеть Измаилом. Однако их действия были нерешительными. 26 ноября военный совет решил снять осаду крепости ввиду приближения зимы. Главнокомандующий не утвердил этого решения и предписал генерал-аншефу А.В. Суворову, войска которого стояли у Галаца, принять командование частями, осаждавшими Измаил. Приняв командование 2 декабря, Суворов вернул к Измаилу войска, отходившие от крепости, и блокировал ее с суши и со стороны реки Дунай. Закончив в 6 дней подготовку штурма, Суворов 7 декабря 1790 года направил коменданту Измаила ультиматум с требованием сдать крепость не позднее чем через 24 часа с момента вручения ультиматума. Ультиматум был отклонен. 9 декабря собранный Суворовым военный совет постановил незамедлительно приступить к штурму, который был назначен на 11 декабря. Атакующие войска делились на 3 отряда (крыла) по 3 колонны каждый. Отряд генерал-майора де Рибаса (9 тысяч человек) атаковал с речной стороны; правое крыло под начальством генерал-поручика П.С. Потемкина (7 500 человек) должно было нанести удар с западной части крепости; левое крыло генерал-поручика А.Н. Самойлова (12 тысяч человек) — с восточной. Кавалерийские резервы бригадира Вестфалена (2500 человек) находились на сухопутной стороне. Всего войско Суворова насчитывало 31 тысячу человек, в том числе 15 тысяч — нерегулярных, плохо вооруженных. (Орлов Н. Штурм Измаила Суворовым в 1790 г. СПб., 1890. С. 52.) Суворов задумал начать штурм в 5 часов утра, примерно за 2 часа до рассвета. Темнота нужна была для внезапности первого удара и овладения валом; затем же вести бой в темноте было невыгодно, поскольку затруднялось управление войсками. Предвидя упорное сопротивление, Суворов хотел иметь в своем распоряжении как можно больше светлого времени суток.  10 декабря с восходом солнца началась подготовка штурма огнем с фланговых батарей, с острова и с судов флотилии (всего около 600 орудий). Она продолжалась почти сутки и завершилась за 2,5 часа до начала штурма. В этот день русские потеряли убитыми 3 офицеров и 155 низших чинов, ранеными — 6 офицеров и 224 низших чина. Штурм не стал для турок неожиданностью. Они каждую ночь были готовы к нападению русских; кроме того, несколько перебежчиков раскрыли им план Суворова. В 3 часа ночи 11 декабря 1790 года взвилась первая сигнальная ракета, по которой войска оставили лагерь и, перестроясь в колонны, выступили к назначенным по дистанции местам. В половине шестого утра колонны двинулись на приступ. Прежде других подошла к крепости 2-я колонна генерал-майора Б.П. Ласси. В 6 часов утра под градом неприятельских пуль егеря Ласси одолели вал, и наверху завязался жестокий бой. Апшеронские стрелки и Фанагорийские гренадеры 1-й колонны генерал-майора С.Л. Львова опрокинули неприятеля и, овладев первыми батареями и Хотинскими воротами, соединились со 2-й колонной. Хотинские ворота были открыты для кавалерии. Одновременно на противоположном конце крепости 6-я колонна генерал-майора М.И. Голенищева-Кутузова овладела бастионом у Килийских ворот и заняла вал вплоть до соседних бастионов. Наибольшие трудности выдали на долю 3-й колонны Мекноба. Она штурмовала большой северный бастион, соседний с ним к востоку, и куртину между ними. В этом месте глубина рва и высота вала были так велики, что лестницы в 5,5 саженей (около 11,7м) оказались коротки, и пришлось под огнем связывать их по две вместе. Главный бастион был взят. Четвертая и пятая колонны (соответственно полковника В.П. Орлова и бригадира М.И. Платова) также выполнили поставленные перед ними задачи, одолев вал на своих участках. Десантные войска генерал-майора де-Рибаса в трех колоннах под прикрытием гребного флота двинулись по сигналу к крепости и построились в боевой порядок в две линии. Высадка началась около 7 часов утра. Она производилась быстро и четко, несмотря на сопротивление более 10 тысяч турок и татар. Успеху высадки немало способствовали колонна Львова, атаковавшая во фланге береговые дунайские батареи, и действия сухопутных войск с восточной стороны крепости. Первая колонна генерал-майора Н.Д. Арсеньева, подплывшая на 20 судах, высадилась на берег и разделилась на несколько частей. Батальон херсонских гренадер под командованием полковника В.А. Зубова овладел весьма крутым кавальером, потеряв 2/3 людей. Батальон лифляндских егерей полковника графа Рожера Дамаса занял батарею, которая анфилировала берег. Другие части также овладели лежавшими перед ними укреплениями. Третья колонна бригадира Е.И. Маркова высадилась у западной оконечности крепости под картечным огнем с редута Табия. При наступившем дневном свете стало ясно, что вал взят, неприятель вытеснен из крепостных верхов и отступает во внутреннюю часть города. Русские колонны с разных сторон двинулись к центру города — справа Потемкин, с севера казаки, слева Кутузов, с речной стороны де-Рибас. Начался новый бой. Особенно ожесточенное сопротивление продолжалось до 11 часов утра. Несколько тысяч лошадей, выскочивших из горящих конюшен, в бешенстве мчались по улицам и увеличивали смятение. Почти каждый дом приходилось брать с боем. Около полудня Ласси, первым взошедший на крепостной вал, первым же достиг и середины города. Здесь он встретил тысячу татар под начальством Максуд-Гирея, князя чингисхановой крови. Максуд-Гирей защищался упорно, и только когда большая часть его отряда была перебита, сдался в плен с 300 воинами, оставшимися в живых. Для поддержки пехоты и обеспечения успеха Суворов приказал ввести в город 20 легких орудий, чтобы картечью очистить улицы от турок. В час дня, в сущности, победа была одержана. Однако бой еще не был закончен. Неприятель пытался нападать не отдельные русские отряды или засел в крепких зданиях как в цитаделях. Попытку вырвать обратно Измаил предпринял Каплан-Гирей, брат крымского хана. Он собрал несколько тысяч конных и пеших татар и турок и повел их навстречу наступавшим русским. В отчаянном бою, в котором было убито более 4 тысяч мусульман, он пал вместе с пятью сыновьями. В два часа дня все колонны проникли в центр города. В 4 часа победа была одержана окончательно. Измаил пал. Потери турок были огромны, одних убитых оказалось более 26 тысяч человек. В плен взято 9 тысяч, из них на другой день 2 тысячи умерли от ран. (Орлов Н. Указ. соч., с. 80.) Из всего гарнизона спасся только один человек. Легко раненный, он упал в воду и переплыл Дунай на бревне. В Измаиле было взято 265 орудий, до 3 тысяч пудов пороху, 20 тысяч ядер и множество других боевых припасов, до 400 знамен, обагренных кровью защитников, 8 лансонов, 12 паромов, 22 легких судна и множество богатой добычи, доставшейся войску, всего на сумму до 10 млн пиастров (свыше 1 млн руб.). У русских было убито 64 офицера (1 бригадир, 17 штаб-офицеров, 46 обер-офицеров) и 1816 рядовых; ранено 253 офицера (из них три генерал-майора) и 2450 низших чинов. Общая цифра потерь составила 4582 человека. Некоторые авторы определяют число убитых до 4 тысяч, а раненых до 6 тысяч, всего 10 тысяч, в том числе 400 офицеров (из 650). (Орлов Н. Указ. соч., с. 80—81, 149.)  Согласно заранее данному Суворовым обещанию, город по обычаю того времени был предоставлен во власть солдат. Вместе с тем Суворов принял меры для обеспечения порядка. Кутузов, назначенный комендантом Измаила, в важнейших местах расставил караулы. Внутри города был открыт огромный госпиталь. Тела убитых русских увозились за город и погребались по церковному обряду. Турецких же трупов было так много, что был дан приказ бросать тела в Дунай, и на эту работу были определены пленные, разделенные на очереди. Но и при таком способе Измаил был очищен от трупов только через 6 дней. Пленные направлялись партиями в Николаев под конвоем казаков. Суворов рассчитывал за штурм Измаила получить чин генерал-фельдмаршала, но Потемкин, ходатайствуя о его награждении перед императрицей, предложил наградить его медалью и чином гвардии подполковника или генерал-адъютанта. Медаль была выбита, и Суворов был назначен подполковником Преображенского полка. Таких подполковников было уже десять; Суворов стал одиннадцатым. Сам же главнокомандующий русской армией князь Г.А. Потемкин-Таврический, приехав в Петербург, получил в награду фельдмаршадский мундир, шитый алмазами, ценою в 200 тысяч рублей. Таврический дворец; в Царском селе было предусмотрено соорудить князю обелиск с изображением его побед и завоеваний. Низшим чинам были розданы овальные серебряные медали; для офицеров установлен золотой знак; начальники получили ордена или золотые шпаги, некоторые — чины. Покорение Измаила имело большое политическое значение. Оно повлияло на дальнейший ход войны и на заключение в 1791 году Ясского мира между Россией и Турцией, который подтвердил присоединение Крыма к России и установил русско-турецкую границу по р. Днестр. Тем самым все северное Причерноморье от Днестра до Кубани было закреплено за Россией. Использованы материалы книги: "Сто великий битв", М. "Вече", 2002
От героев былых времен не осталось почти имен...
Штурм Измаила Суворовым в 1790 году. 37) Росписи: А) Роспись отличившихся мужественными подвигами на штурме Измаильском Штаб и Обер-Офицеров и прочих чинов: .............. Лейб-Гвардии: Подпорутчик Цызырев, Корнет Раевской. Армии Порутчики:... Киреев, Андреев,... Б) Роспись флота Черноморского Штаб и Обер-Офицерам, отличившимся мужественными подвигами на штурме Измаильском: Штаба Главнокомандующего армиею Генерала-Фельдмаршала, Генерал-Аудитор-Лейтенант Петр Лошаков; Капитан-Лейтенанты: Павел Савицкий, Иван Шостак, Николай Дзивовичь, Андрей Батуцкой, Кирьяк Константинов, Жулиан, Ломбард, Семен Мякинин, Федор Лелли, Иван Кузнецов; Лейтенанты: Павел Колзаков, Иван Бардака, Андрей Ендагуров, Дементий Михайлов, Естифей Андреев,... Д) Список Генералитету, Штаб и Обер-Офицерам, убитым и раненым на штурме Измаильском.
Убиты: Бригадир Рибопьер; Подполковники: Князь Щербатов, Трусов, Лачинов, Раевской, Яцунской, Глебов. Премиер-Майоры: Никлас, Тотулов, Демьянов, Князь Друцкой-Соколинской, Карпов, Фохт; артиллерии Капитан Буховецкой; войска Донского Полковник и армии Премиер-Майор Машлыкин. Секунд-Майоры: Воинов, Маслеников, флота Лейтенант Фокс. Армии Капитаны: Аршеневской, Севериков, Лукин, Байковской, Полубояринов, Сухотин, Арнорд, Князь Гагарин, Камыстеевский, Киселев, Брещинской, Мертенс. Порутчики: Башкатов, Фон Бокулс, Чонкичевичь, Макаренко, Чучугура, Львов, Андреев, ... Публикуется по изданию: Орлов Н.А. Штурм Измаила Суворовым в 1790 году. СПб, 1890. http://adjudant.ru/suvorov/orlov1790-12.htm
| |
|
|
Отправлено: 16.11.11 14:22. Заголовок: РУССКО-ШВЕДСКАЯ ВОЙНА
РУССКО-ШВЕДСКАЯ ВОЙНА (1656-1658)  Агрессия Швеции внесла серьезные коррективы в течение русско-польской войны 1654-1667 годов. Часть польской знати признала своим королем шведского монарха Карла X. Стремясь не допустить усиления Швеции за счет создания единой польско-шведской державы, царь Алексей Михайлович заключил перемирие с поляками и в 1656 г. начал войну со шведами. Заодно он надеялся (под влиянием небывалых успехов своей армии в 1654-1655 годах отбить у Швеции захваченные ей в Смутное время русские земли, а также добиться выхода к Балтийскому морю. Смена ориентиров объяснялась и наличием в московских верхах разногласий по поводу внешней стратегии. Одни, во главе с боярином А.С.Матвеевым, главной задачей считали объединение Украины с Россией. Другие, прежде всего боярин А.Л.Ордин-Нащокин, видели первоочередную цель в борьбе за балтийское побережье. Российское командование разделило свои силы на два фронта. Одна группировка действовала в бассейне Невы, где русские взяли основные крепости Нотебург (Орешек) и Ниеншанц. Основная же группировка во главе с самим царем действовала в Прибалтике. Здесь русские взяли штурмом Динабург (Даугавпилс) и Кокенгаузен (Кокнесе), а в августе 1656 г. осадили Ригу. Отдельный отряд в октябре 1656 г. овладел Дерптом (Тарту). Центральным событием русско-шведской войны стала осада Риги в августе - октябре 1656 г. Этот крупнейший порт и опорный пункт Швеции в Восточной Прибалтике защищал гарнизон под командованием генерала Магнуса Делагарди. Русское войско осадило Ригу 23 августа, а 1 сентября начало обстрел города с шести батарей. Но недостаток сил для взятия столь крупной крепости, а также отсутствие флота для ее блокады со стороны моря не позволили Алексею Михайловичу достичь успеха. Кроме того, в тылу у его войск развернулось движение местных крестьян, которые истребляли русские отряды, посылаемые для добычи продовольствия. 2 октября Делагарди, получив крупные подкрепления, сделал смелую вылазку и нанес осаждавшим серьезное поражение. Все это заставило царя снять осаду Риги и отступить к Полоцку. После неудачи под Ригой борьба Алексея Михайловича за Прибалтику приобрела неблагоприятный оборот. В 1657 г. шведы перешли в наступление в Карелии, а также вытеснили русских с большей части территории Ливонии. В 1658 г. русские овладели Ямбургом (Кингисепп) и осадили Нарву, но вскоре были вынуждены снять осаду. В том же году из-за возобновления войны с Польшей и обострения ситуации на Украине, русские пошли на перемирие со шведами. По Валиесарскому договору (20.12.1658, д. Валиесар, близ Нарвы) стороны заключали трехлетнее перемирие с удержанием за русскими занятых ими территорий, прежде всего Дерпта (Тарту) а также Кокенгаузена, Мариенбурга, Сыренска. Шефов Н.А. Самые знаменитые войны и битвы России М. "Вече", 2000 Важным событием в жизни Русского гостиного двора в Стокгольме стала русско-шведская война 1656—1658 гг.
Война началась в мае, до начала массового приезда русских купцов в Стокгольм. Среди тех, кто остался здесь с прошлого торгового сезона, были Василий Кисельников, Семен Соколов, Иван Никитин, Евтихей Пастухов, Андрей Курков, Василий Андреев.
Все они были арестованы и посажены в тюрьму, а их товары на сумму 6655 далеров и деньги были конфискованы в пользу магистрата. Их использовали на земляных работах: «сковав, на работы выводили, приковав к телешкам, земляную работу работать заставливали». «От тое великой нужды и голоду» в шведской тюрьме скончались Евтихей Пастухов и Василий Кисельников.
После заключения Валиесарского перемирия в 1659 г. Русский двор возобновил свою деятельность, но восстановление торговли было не простым процессом.
В 1663 г. новгородский купец Тихон Якимов жаловался на то, что «свитцкие торговые люди на том русском гостином дворе сажают за своими товары своих сидельцов... а нам государевым русским людем на том русском гостине дворе отводят лавки в самом плохом месте, назади, где лошадей ставят».
Он жаловался и на обязательное посредничество толмачей в торговле, которое он считал дополнительной тяготой. На навязываемое шведскими властями посредничество толмачей в торговле новгородцы жаловались и в 1672 г.... http://russkie-i-shvedy.ru/russko-shvedskaya-vojna.html Все это являлось следствием поражений в Прибалтике от шведов, предательства части казачества на Украине, что, в конечном счете, привело к войне на два фронта и утрате Малороссии.
Примечание. Прекращение войны с Польшей обострило русско-украинские отношения. Разжигателями смуты выступили верхи казачества. Они больше не нуждались в поддержке Москвы и желали самостоятельно править страной. Их идеалом было положение польского панства. Изгнав поляков, казачья верхушка захватила в свою собственность значительные угодья и теперь пыталась закрепить их за собой с тем немалым набором привилегий, который существовал в соседнем королевстве.
В 1657 году умер Богдан Хмельницкий. По инициативе старшин гетманом был избран Иван Выговский, сторонник союза с поляками. Он тайно заключил с ними Гадячский договор (1558 г.), предусматривающий федеративный союз Польши с Малороссией. Договор давал казачьей верхушке права польской аристократии и высокие привилегии. Объединившись с крымским ханом, Выговский установил свою власть на Украине, подавив народное недовольство с помощью поляков. В результате события приобрели неблагоприятный для Москвы оборот. Польша, приобретя нового союзника, возобновила войну против России.
Прежде всего, военные действия вспыхнули на северном театре, где польские войска под командованием гетмана Гонсевского попытались соединиться с той частью стоящих в Белоруссии украинских полков, которые приняли сторону Выговского. Чтобы не допустить этого, навстречу полякам быстро выступила армия воеводы Юрия Долгорукого.
После неудачных военных действий на Украине (поражение под Конотопом (1659), разгром под Чудновым (1660), раскол на Украине) был вынужденно заключен невыгодный для России Кардисский мир (1 июля 1661, Кардис, ныне Кярде, Эстония). За обязательство Швеции не помогать Польше в русско-польской войне Россия отказывалась от территориальных приобретений по Валиесарскому перемирию 1658. Восстанавливалась граница, установленная Столбовским миром 1617 года...
http://federacia.ru/encyclopaedia/war/sweden_2/
...Если казачья верхушка пошла за Польшей, то большинство казаков, для которых Гадячский договор означал возвращение польских феодальных порядков, сохранило верность России. Осенью 1559 года казаки свергли Выговского и вновь подтвердили присягу московскому царю. Гетманом был избран сын Хмельницкого - Юрий. Соловьев С. История России с древнейших времен
Том 11.
Юрий Хмельницкий-гетман К половине октября 1659 года приехали в Переяславль боярин Василий Борисович Шереметев, окольничий князь Григорий Григорьевич Ромодановский, наказной гетман Безпалый, съехались все полковники, вся старшина и вся чернь восточной стороны Днепра, и 15-го числа Трубецкой, призвавши Хмельницкого и старшин, показал им свою верющую грамоту и прочел статьи, старые, Богдановские, и новые. Хмельницкий и старшина отвечали, что статьи надобно прочесть на раде при всем Войске. Но у Трубецкого была одна важная статья, которую он сейчас же и объявил: государь указал в Новгороде-Северском, Чернигове, Стародубе и Почепе быть своим воеводам, потому что эти города исстари принадлежат к Московскому государству, а не к Малой России, а если в этих городах устроены козаки землями и в другом месте устроить их будет негде, то пусть они на своих землях остаются и при воеводах. Хмельницкий и старшина отвечали: «В этих городах устроено много козаков и за ними много земли и всяких угодий; Новгородок-Северский, Стародуб и Почеп приписаны к Нежинскому полку, а в Чернигове свой полк, и если из этих городов козаков вывесть, то им будет домовное и всякое разоренье, права и вольности их будут нарушены, а великий государь велел нам быть на прежних наших правах и вольностях, и если козаков переводить, то надобно опасаться между ними всякой шатости». Старшина била челом, чтоб об этом на раде не говорить, иначе нечего ждать прекращения междоусобия. 17 октября открылась эта рада на поле за городом; тут же, на поле, для обереганья стоял с московским войском окольничий князь Петр Алексеевич Долгорукий. Теперь уже обеими сторонами Днепра выбран был в гетманы Юрий Хмельницкий. Читали статьи, прежние, Богдановские, и новые; новые говорили: гетман со всем войском всегда должен быть готов на царскую службу. Никакими ляцкими прелестями не прельщаться, про Московское государство никаким ссорам не верить, ссорщиков казнить смертью, о всяких ссорных делах писать к великому государю. Без государева приказа на войну никуда не ходить и никому не помогать, чтоб этим вспоможением Войско Запорожское не умалялось, а кто пойдет самовольством, того казнить смертью. Быть царским воеводам с войсками в городах: Переяславле, Нежине, Чернигове, Браславле, Умани - для обороны от неприятелей; воеводам этим в войсковые права и вольности не вступаться; в Переяславле и Нежине быть воеводам на своих запасах, в Киеве, Чернигове и Браславле владеть маетностями, которые прежде принадлежали тем воеводствам, а в полковничьи поборы воеводам не вступаться; государевым ратным людям у реестровых козаков на дворах не ставиться, ставиться им у других жителей, также подвод под посланников и гонцов у реестровых козаков не брать, брать у городских и деревенских жителей; реестровым козакам держать вино, пиво и мед, продавать вино бочкою куда кто захочет, а пиво и мед вольно продавать гарнцем, кто же будет вино продавать в кварты, тех карать. В городах, местах, местечках белорусских залогам козацким не быть, чтоб ссоры между ратными людьми не было. Если гетман совершит какое-нибудь преступление, то Войско не может его переменить без указа царского: государь велит сыскать о гетманской вине всем Войском и по сыску велит указ учинить, как повелось в Войске; также и гетману без рады и без совету всей черни в полковники и в иные начальные люди никого не выбирать, выбирать полковников на раде, кого меж себя излюбят из своих полков, а из иных не выбирать; гетман также имеет право отставлять полковников без рады. В начальные люди, кроме православных христиан, из иноверцев не выбирать, не выбирать и новокрещенов, потому что от них большая смута в Войске и междоусобие и козакам делаются налоги и тесноты. Изменника Ивашки Выговского жену и детей, также брата Данила и других Выговских, которые есть в Войске, отдать царскому величеству и впредь в Войске Запорожском Выговским не быть. Советникам Выговского: Гришке Гуляницкому, Гришке Лесницкому, Самошке Богданову, Антошке Жданову, Герману и Лободе - никогда в раде войсковой и секретной и в уряде никаком не быть. При гетмане быть с обеих сторон Днепра по судье, по есаулу, по писарю. Полковников и начальных людей гетман не может казнить смертью без присланного на суд от царского величества, ибо Выговский напрасно казнил смертью многих полковников, начальных людей и козаков, которые служили верно царскому величеству. Пленников с обеих сторон освободить, а кто захочет остаться, тех не неволить. Немедленно отослать в Киев знамена, пушки и большую верховую пушку, которые взяты под Конотопом. Из Старого Быхова вывести черкас. Беглых крестьян выдать и вперед не принимать. По выслушании каждой из этих статей рада постановляла: быть статье так, как написана, а прежние 14 статей, которые были присланы Хмельницким и старшиною с Дорошенком, на раде отговорены. По окончании рады гетман, старшина и козаки заднепровских полков отправились в соборную церковь и принесли присягу; из церкви при громе городовых пушек пошли обедать к боярину, который после государевой чаши велел стрелять изо всего наряда, что ни есть в полках; статьи, утвержденные на раде, записаны в книгу, к которой гетман и старшина приложили руки. Неграмотными оказались: обозный Носач, судьи - Безпалый (что был наказным гетманом), Кравченко, есаулы - Ковалевский и Чеботков, полковники - черкасский Одинец, каневский Лизогуб, корсунский Петренко, переяславский Цецура, калницкий Серко, миргородский Павел Апостол, лубенский Засадка, прилуцкий Терещенко, нежинский Золотаренко. Вместо тех полковников, которые не были на раде, потому что стояли на границе против татар и ляхов, приложил руку гетман Хмельницкий. Это были: чигиринский Кирилла Андреев, белоцерковский Иван Кравченко, киевский Василий Бутримов, уманьский Михайла Хоненко, браславский Михайла Зеленский, паволоцкий Иван Богун, подольский Астафий Гоголь. Один экземпляр статей отослан был в Киев: там их напечатали и разослали по всем полкам. 21 октября выехал из Переяславля гетман, 26-го - князь Трубецкой, везя с собою Выговских: Данилу, Василия, Юрия и Илью; Данила умер по дороге, остальные были сосланы в Сибирь. Кончил свое поприще и Нечай: 4 декабря ночью воеводы князь Иван Лобанов-Ростовский и Семен Змеев взяли приступом Старый Быхов, Ивана Нечая с братом, Самушку Выговского, жен их, шляхту, козаков и мещан многих взяли в плен живых, многих побили на приступе. За счастливое окончание малороссийских дел князь Алексей Никитич Трубецкой получил шубу в 360 рублей, кубок в 10 гривенок, 200 рублей придачи к прежнему окладу да прародительскую вотчину город Трубчевск (Трубецк) с уездом; князь Федор Федорович Куракин - шубу в 330 рублей, кубок в 8 гривенок, придачи к окладу 160 рублей да на вотчину 8000 ефимков; князь Григорий Григорьевич Ромодановский - шубу в 150 рублей, кубок в 6 гривенок, придачи к окладу 80 рублей да на вотчину 6000 ефимков... А впереди наших героев ждали горечь новых поражений, унизительный мир, плен и гибель товарищей... ...Мир был тяжелый, потому что условиями своими вполне выражал бесплодность войны. Но при тогдашних обстоятельствах возможность окончательно развязать руки относительно Швеции была благодеянием для Москвы: Малороссия опять волновалась, Польша брала верх, боярин московский сидел в оковах у крымского поганца, война затягивалась в бесконечность, и казна царская пустела все более и более... http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Sol_2/02.php
Послесловие.
...В это время на южном театре военных действий разворачивались поистине драматические события. Прекращение смуты на Украине позволило, наконец, российскому и украинскому командованию возобновить совместные наступательные действия. В начале сентября 1660 года русская армия воеводы Василия Шереметева (30 тысяч человек) и казачье войско Юрия Хмельницкого (25 тысяч человек) двинулись в поход на Львов по двум сходящимся дорогам. 5 сентября у Любара войска Шереметева были остановлены польско-крымской армией под командованием гетманов Потоцкого и Любомирского (30 тысяч поляков и 60 тысяч крымских татар). В двухдневном сражении русские потерпели поражение.
Охваченное с флангов войско Шереметева окопалось и, укрывшись за повозками, упорно оборонялась до 16 сентября. Затем оно начало отходить к Чуднову (городок на реке Тетеря) в движущемся таборе. Подойдя к Чуднову, Шереметев занял очень неудачную позицию в низине. Однако российский командующий считал эти неудобства временными, так как с часу на час ожидал подхода союзной армии Хмельницкого. Когда Шереметев узнал о приближении казаков, то попытался прорваться к ним, но безуспешно. Хмельницкий не выступил ему на помощь. Опасаясь поражения, украинский гетман заключил с поляками мир и союз. После этого русские оказались окружены плотным кольцом и окончательно потеряли всякую надежду на помощь извне. Они потеряли треть состава от боев, голода и болезней. 23 октября Шереметев капитулировал.
По условиям капитуляции он обязался вывести все московские войска с Украины. За это поляки должны были отпустить его армию домой без знамен и оружия. Вместо этого они передали пленных своим союзникам - крымцам. В Крым был отправлен и Шереметев (он вернулся оттуда спустя 21 год).
После своей победы поляки потребовали от стоявшего под Киевом воеводы Юрия Борятинского выполнить Чудновский договор. Но тот ответил им исторической фразой: "Я повинуюсь указам своего царя, а не Шереметева! Много в Москве Шереметевых". Поляки не решились штурмовать Киев и отошли. Вскоре в их войске начались волнения в связи с невыплатой жалования. В связи с этим большая его часть отказалась участвовать в дальнейших боевых действиях. В результате твердости Борятинского и собственных неурядиц польская сторона упустила удобный момент для крупного наступления на Левобережную Украину.
Тем не менее поражение под Чудновым имело для русских крайне негативные последствия. После него произошел раскол Украины. Левобережная часть осталась верна Москве, а на правом берегу Днепра был выбран новый гетман. Это вызвало многолетнюю гражданскую войну на Украине. Малороссийская смута и потеря целой армии полностью лишили русских наступательной инициативы на южном театре военных действий. Отныне российская армия ограничилась обороной Левобережья.
Кроме того, в этой тяжелой ситуации России пришлось пойти на Кардисский мир со Швецией (1661 год) и отказаться от своих завоеваний в Прибалтике. Чудновская битва стала одним из самых крупных поражений русской армии в XVII столетии.
http://federacia.ru/encyclopaedia/war/sweden_2/
Сказка новгородских торговых людей в Новгородскую приказную палату о прекращении ими поездок в Стокгольм в связи с неблагоприятными условиями торговли в шведских владениях.
1666 г. июня 21. Списки с сказок новгородцов и ладожан торговых людей, каковы подали в приказной избе боярину и воеводе князю Василью Григорьевичю Ромодановскому да дьяку Семену Углетцкому. А в скасках их написано: 174-го июля в 21 день новгородцы торговые люди Костянтин Харламов, Тимофей Кошкин, Михайла Стоянов, Иван Микляев, Федор Суконник, Михайла да Максим Клеткины, Иван Демидов, Василей Закутин, Федор Селиверстов, Михайла Ондреев, Иван Федоров, Денис Семенов, Козьма Семенов, Никита Филимонов, сказали: в прошлых годех что починилось нам в Свейской земли, в Стекольне и в ыных городех , от свейских людей обид, и в тех их обидах и в неросправе поданы скаски в прошлом во 171 году в приказной избе боярину и воеводе князю Ивану Борисовичю Репнину да дьяку Семену Углетцкому; 1 а со 171 году по нынешней по 174 год в Стекольно мы не езживали, а для прежних и[х] обид и неросправ ездить нам нельзе для того, что в Риги и в Колыване и в ыных свейских городех заказы и недовольства все попрежнему. А скаску писал земской дьячек Степашко Никифоров. А у подлинной скаски руки приложены: Костянтина Харламова, Тимофея Степанова, Максима Клеткина, Федора Суконника, Мишки Клеткина, Мишки Стоянова; вместо Кузьки Семенова сына Борисихина посадцкой человек Гордюшка Борисов руку приложил; /л. 188/ Ивашка Микляева и вместо Васьки Закутина, Мишки Андреева, Ивашка Демидова и вместо посадцкого человека Дениска Семенова, Ивашка Федорова, вместо брата своего Федьки Селиверстрова брат ево, Ивашко, руку приложил. Ф. Сношения России со Швецией, 1666 г., № 4, лл. 187-188, Список.
| |
|
|
Отправлено: 18.11.11 11:03. Заголовок: ПОПЫТКА ГОСУДАРСТВЕН..
ПОПЫТКА ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА
ФАКТЫ
Император Иоанн Антонович родился 12 августа 1740 года.
5 октября 1740 года императрица Анна Иоановна объявила его императором.
Двадцать пятого ноября 1741 года Елизавета Петровна арестовала Иоанна.
С 25 ноября 1741 года арестанта перевозят из крепости в крепость, а 5 июля 1764 года офицеры Данила Власьев и Лука Чекин убивают его.
В ночь с 4 на 5 июля 1764 года подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович (1740-1764) поднял восстание. У него было 38 солдат.
Он был казнён 15 сентября 1764 года, в среду, в Петербурге, на Петроградской стороне, в Обжорном ряду.
Все факты остаются. Факты – важны. Но не менее важна и трактовка фактов.
Итак, трактовка... СМЕРТЬ УЗНИКА И КАЗНЬ ПОЭТА Как раз в это время возникает свежая политическая фигура, именно младшая дочь Петра I, царевна Елизавета Петровна, которая до 1741 года вела себя, как говорится, тише воды, ниже травы, во всяком случае, явно на престол прежде не покушалась. Но к тридцати двум годам своей жизни она приобрела большой вес в Преображенских казармах, где дневала и ночевала, так как, во-первых, неподалеку жила, а во-вторых, обожала гвардейские кутежи. Этот вес был слишком близок к критическому, чтобы остаться втуне, но, возможно, Елизавета Петровна так никогда и не замахнулась бы на престол, если бы не целый ряд сопутствующих обстоятельств: если бы канцлер Остерман не подзуживал царевну убрать фельдмаршала Миниха, якобы грозившегося упечь ее в монастырь, если бы не многочисленная русская партия, мечтавшая положить конец одиннадцатилетнему немецкому царству, если бы не происки Франции, стремившейся не допустить союза России с Веной, который в новое регентство был очевиден, и не ее посол Шетарди, запутавший Елизавету в долговых обязательствах, если бы не Герман Лесток, лейб-медик царевны, убеждавший ее захватить венец из своекорыстных соображений, наконец, если бы не сама правительница Анна Леопольдовна, норовившая выдать Елизавету замуж за ненавистного Людвига, принца Брауншвейгского, и планировавшая в декабре 1741 года принять титул российской императрицы из боязни разделить бесславный конец Бирона. В результате всех этих сопутствующих обстоятельств и составился узкий заговор, имевший целью государственный переворот в пользу царевны Елизаветы. Как и следовало ожидать, Анна Леопольдовна довольно скоро о нем узнала и потребовала от своей двоюродной тетки решительных объяснений. Елизавета со слезами на глазах поклялась, что у нее и в уме нет крамольных планов, и Анна, расцеловав Елизавету, совершенно успокоилась на ее счет. Такая легковерность неудивительна, поскольку правительница была женщина сентиментальная, недальновидная да еще и в высшей степени недотепа: она целыми днями бродила в неглиже по дворцу, помногу спала и вечно пряталась от министров, которые досаждали ей государственными бумагами, а если они ее все-таки настигали, то сначала она долго жаловалась на то, что ждет не дождется, когда наконец Иоанн Антонович подрастет и избавит ее от дел. Между прочим, по причине этой антипатии к государственным занятиям Анна Леопольдовна издала невероятно либеральный указ против бюрократизма и волокиты; кроме того, в ее правление было сделано еще и такое благое дело: в текстильной промышленности была предпринята первая попытка стандартизации производства. На другой день после слезного объяснения с правительницей Елизавета Петровна пришла к заключению, что медлить далее невозможно. Во время утреннего туалета она приняла лейб-медика Лестока и отдала ему последние решительные распоряжения. Это был вторник, 24 ноября. От царевны Лесток направился в бильярдную немца Берлина, где около обеденного времени должны были собраться главные заговорщики, потом заехал за деньгами к французскому послу де ла Шетарди, потом полетел раздавать деньги преображенцам и, между делом организовав наблюдение за домами самых опасных противников – Миниха и Остермана, к сумеркам вернулся во дворец Елизаветы на Большой Садовой, который впоследствии занимал Пажеский корпус, а в наше время – суворовское училище. Поздно вечером Елизавета Петровна помолилась у себя в будуаре, взяла массивное серебряное распятие и вышла на двор, где ее дожидался небольшой санный поезд и команда сопровождения: Алексей Разумовский, дворцовый певчий из черниговских казаков, лейб-медик Лесток, поручик Воронцов, сержант Грюнштейн, флейтист Шварц – личный секретарь, и некоторые другие. В этот час регентша с супругом, временно допущенным к телу, собирались на боковую. Уже лежа в постели, Антон Ульрих обмолвился на тот счет, что хорошо было бы усилить караулы и расставить пикеты поблизости от дворца, так как он отчего-то чувствует странное беспокойство, но Анна Леопольдовна отвечала, что Елизавета не нуждается ни в чем, кроме общества гренадеров, а «чертушка» далеко. По своей политической дурости правительница боялась того, кого вовсе не следовало бояться, а именно – малолетнего Карла Петра Ульриха, принца Голштейн-Готторпского, будущего императора Петра III, которого она в сердцах называла «чертушкой». Между тем Елизавета была уже на Литейной, в казармах первой роты Преображенского полка, вскоре переименованной в Лейб-кампанию. Гвардейцы встретили ее как родную. – Ребята, – сказала им Елизавета Петровна, – вы знаете, чья я дочь, пойдете за мной? – Матушка, мы готовы! – вразнобой отвечали преображенцы. – Только прикажи: всех к чертовой матери поубиваем! Несмотря на такие кровожадные настроения, и этот переворот получился бескровным, если не считать того, что во время ночных арестов со страху застрелился профессор академии Гросс. Получив напутствие от Елизаветы Петровны, около сотни солдат отправились брать по Санкт-Петербургу постылых немцев, а пятьдесят гренадеров последовали за царевной в Зимний дворец, где легко сменили беспечные караулы, порезали ножами барабаны, чтобы нельзя было пробить во дворце тревогу, и гурьбой вторглись в спальню правительницы России. – Сестрица, пора вставать, – сказала Елизавета. Анна Леопольдовна покорно поднялась с постели и, не стесняясь присутствия преображенцев, стала медленно одеваться. – Хоть не убили, и на том спасибо, – ядовито сказала она и с отвращением посмотрела на Антона Ульриха, который, в свою очередь, с отвращением рассматривал гренадеров. Человек десять преображенцев в это время арестовывали крошку-императора Иоанна VI Антоновича; поскольку им было строго-настрого заказано его беспокоить, они около часа стояли вокруг императорской колыбели, терпеливо дожидаясь, когда он проголодается и проснется. Император проснулся, беспокойно оглядел незнакомые усатые лица и заблажил. На голос явилась мамка, взяла Иоанна Антоновича на руки и под эскортом гренадеров понесла беднягу навстречу пожизненному одиночному заключению. Гвардейские батальоны, собравшиеся у дворца, кричали «ура», приветствуя новую императрицу, и эти крики так развеселили Иоанна Антоновича, что он почти беззвучно, по-младенчески рассмеялся, показав эскорту два белоснежных зуба. Императрица Елизавета I – дама необыкновенно высокого роста, толсторукая, круглолицая, белокурая, с маленькими голубыми глазами и губками, что называется, бантиком, как личность замечательная только тем, что она спала не ночью, а с утра до обеда, всю свою жизнь считала, что Англия – континентальное государство, и обливалась слезами, когда при реляциях о победах ей сообщали число раненых и убитых, – умерла в начале 1762 года, пятидесяти двух лет от роду, в результате одной из тех болезней, от которых бывают горловые кровотечения. Наследником российского престола она загодя назначила «чертушку», принца Голштейн-Готторпского, по матери приходившегося внуком Петру Beликому, а по отцу – внучатым племянником Карлу XII, излюбленному дедовскому врагу. Принц принял венец под именем Петра III. Новый император был небольшого роста, немного пузат, отличался непропорционально маленькой головой с надменно вздернутым носиком, вообще был так нелеп внешне, что поставил монетный двор в весьма затруднительное положение. Возможно, это и был, так сказать, первый звонок к грядущему государственному перевороту, поскольку, конечно, нельзя было терпеть на престоле личность, которую без урона государственному престижу невозможно запечатлеть на полтинниках и рублях. Кроме того, нового императора не полюбили по той причине, что он был бодрый, взбалмошный человек, любивший выпить, подурачиться, пошуметь – словом, повеселиться. В нетрезвом состоянии он принародно обзывал последними словами свою супругу, принцессу Ангальт-Цербстскую, будущую императрицу Екатерину II, имея, впрочем, на то серьезные основания, приказывал палить из всех крепостных орудий, рискуя превратить в руины свои дворцы, живо представлял в лицах дипломатический корпус, а трезвый отлично играл на скрипке и так рьяно занимался государственными делами, что добра от этих занятий не ожидали. Действительно, за шесть месяцев своего императорства он упразднил ненавистную Тайную канцелярию, передав ее архив «к вечному забвению» в Сенат, вернул из Сибири всех незаслуженно и заслуженно пострадавших, отменил «изражение «слово и дело»», которого было достаточно для того, чтобы привлечь к испытанию на дыбе самого благонамеренного из подданных, ввел некоторые личные гарантии, запретил пытку, отобрал у церкви ее личные владения, сказочно обогатив этим российское государство, примерно наказал множество помещиков за бесчеловечное обращение с крепостными, например, постриг в монахини изуверку Марию Зотову, генеральшу, а ее имение продал с публичного торга в пользу обиженных и увечных, издал указ о свободном вывозе за границу продуктов сельскохозяйственного производства, превратив Россию в кормилицу всей Европы, запретил продавать крепостных крестьян в промышленное рабство на мануфактуры, провозгласил свободу совести, и в частности прекратил жестокое преследование староверов, амнистировал беглых крестьян, сектантов и дезертиров, тысячами бежавших за рубеж в царствование императрицы Елизаветы; за все эти деяния Сенат было постановил воздвигнуть Петру золотую статую, но он запретил об этом даже и помышлять. Наконец, император ни свет ни заря поднимал командиров гвардейского корпуса, чем против себя их очень восстановил, и благоговел перед германским началом, что прежде всего отразилось на армии, переодетой по прусскому образцу и обремененной строжайшей воинской дисциплиной. Короля Пруссии, знаменитого Фридриха II, он, правда, до такой степени боготворил, что даже как-то из принципа стоял на часах у дверей прусского посла, а по вступлении на престол немедленно прекратил военные действия против немцев, которых в то время добивали елизаветинские войска. Впрочем, на вопрос своей возлюбленной Воронцовой: «Что тебе, Петруша, дался этот Фридерик – ведь мы его бьем?» Петр отвечал: «Я люблю Фридриха потому, что люблю всех». Но это, конечно же, была фраза: Петр любил Фридриха потому, что, как и всякий немец, любил порядок и дисциплину. И все же дворянствующая Россия прониклась антипатией к новому императору не столько из-за его прогерманских чувств и либеральных нововведений, сколько потому, что он недолюбливал русских и все русское до такой нетерпимой степени, что даже собирался внести в греко-российское богослужение некоторые протестантские, санитарные коррективы, а однажды на пари с русофилом князем Черкасским самым оскорбительным манером очистил огромную строительную площадку перед дворцом, убрав часовых и таким образом предоставив санкт-петербургскому населению возможность попользоваться остатками материалов: колотым кирпичом, просыпанной известью, стеклянным боем, дощечками, погнутыми гвоздями – строительная площадка была очищена в полчаса. Одним словом, не было ничего мудреного в том, что чуть ли не на третьем месяце царствования Петра III за его спиной составился тайный заговор в пользу его супруги Екатерины, которой император мешал главным образом потому, что он мешал ее бесчисленным адюльтерам. В июне 1762 года, когда заговор уже достаточно расширился и окреп, все благоприятствовало государственному перевороту: Петр III кутил с друзьями в Ораниенбауме, Екатерина жила в Петергофе практически безнадзорно, личная, голштинская гвардия императора была выведена из столицы, заговорщик Пассек, арестованный по подозрению в государственной измене, пока что молчал, гвардейство было накалено. Рано утром 28 июня Алексей Орлов с Бибиковым выкрали Екатерину из Монплезира и галопом доставили в Санкт-Петербург, где она сперва побывала в гвардейских казармах, подогрев измайловцев, семеновцев и преображенцев тем сообщением, что-де император Петр распорядился умертвить ее и наследника Павла, а затем отправилась в Казанский собор возлагать на себя корону императрицы. Как и ее предшественникам, войска присягали Екатерине весело и охотно, но все же для того, чтобы придать законосообразность своему восшествию на престол, новоиспеченная монархиня разыграла похороны Петра III с пустым гробом – это для тех, кто не умеет читать, – а для тех, кто читать умеет, был выпущен манифест, который чисто по-женски чернил императора за его личные слабости и неистовые республиканские перемены. Обе проделки, пожалуй что, удались, во всяком случае, только один человек в столице, личный парикмахер государя Брессан, выходец из Монако, счел необходимым послать в Ораниенбаум весточку об измене. Несколько позже на помощь Петру попытались пробиться гвардейские кирасиры, но заговорщики предусмотрительно блокировали мосты и кирасиров не пропустили. В 9 часов вечера того же дня двадцать тысяч конницы и пехоты, усиленные гвардейской артиллерией Вильбуа, выступили из Санкт-Петербурга и тронулись походом против законного императора. Шествие войск возглавляла лично Екатерина, переодевшаяся в Преображенский мундир капитана Талызина, и ее ближайшая подруга Дашкова, крестница Петра III и родная сестра его возлюбленной Воронцовой, которая позаимствовала гвардейский мундир у лейтенанта Пушкина, также преображенца. Еще стояли белые ночи, и пестро обмундированные войска, поднимавшие тучи белесой пыли, карнавальным шествием двигались по петергофской дороге с песнями, плясками и пьяными здравицами в честь новой императрицы. Тем временем в Ораниенбауме император Петр III, который пока не знал, что он уже часов десять не император, пил с друзьями английское имбирное пиво и курил в фарфоровой трубке кнастер [20]. Около полуночи он со спокойным сердцем лег спать, а утром отправился в Петергоф, к Екатерине, опохмеляться. Двадцать девятого числа как раз были его именины, и он рассчитывал на отменный обед, но уже в виду петергофских фонтанов его встретил Гудович, любимец и адъютант, который сообщил, что Екатерина исчезла и что во дворце о ней никто ничего не знает. Петр забеспокоился и галопом поскакал во дворец, где он все-таки надеялся отыскать свою каверзную супругу. Он искал ее даже под кроватями и, когда стало очевидно, что оправдываются самые худшие предположения, поспешил возвратиться в Ораниенбаум. Имея при себе полторы тысячи голштинцев и полагаясь на отряд, за которым был послан в Кронштадт полковник Неелов, Петр решил, что он в любом случае отобьется, но в восьмом часу вечера голштинцы захватили разъезд гусар, и те показали, что на Ораниенбаум движутся несметные силы кавалерии, артиллерии и пехоты. Тогда Петр решил укрыться от супруги в Кронштадте: на двух судах, галере и яхте, которые заполнили 47 человек свиты, Петр пошел к крепости, но его опередили екатерининские гонцы, и когда императорская эскадра приблизилась к бастионам, то все увидели, что возле каждого из двухсот крепостных орудий жемчужно тлеют зажженные фитили. Петр приказал отойти от твердыни на пушечный выстрел и встать на якорь, а затем велел накрывать на палубе пиршественные столы. До трех часов утра он пил, почти не хмелея, и, тяжело упираясь взглядом то в слегка похлопывавшие паруса, то в бледное, совсем не ночное небо, пел во весь голос прусские походные песни и русские – плясовые. Свитские советовали ему немедля идти на Ревель, а оттуда в Германию за войсками, но Петр отмахивался от советчиков; на него напала та загадочная апатия, которая заключается в том, что смертельная опасность вдруг становится так же неприятно-обременительна, как и обязательное спасение. Наконец Петр распорядился идти обратно в Ораниенбаум, оттуда около полудня он отправил Екатерине письмо с отречением от престола и просьбой отпустить его в Голштинию с адъютантом Гудовичем и фрейлиной Воронцовой. В ответ Екатерина прислала ему из Петергофа собственный, более жесткий текст отречения, который Петр безропотно подписал, а также приказ явиться в петергофский дворец для окончательных объяснений. В то время как екатерининские войска разоружали голштинцев и сажали их под замок по амбарам да ригам, развенчанный император вместе с Гудовичем и Воронцовой в простой крестьянской телеге отправился в Петергоф. Тут пришлось претерпеть: у заставы местные мальчишки забросали телегу дерном, затем, уже возле дворца, гвардейцы изодрали платье на Воронцовой, а один измайловский озорник крикнул в ухо Петру: «Да здравствует императрица Екатерина!» Наконец, собственная крестница, девчонка Дашкова, встретившая бывшего государя возле подъезда, дерзко ему сказала: – Так-то, крестный, впредь не невежничай! – Дитя мое, – молвил Петр, – вам не мешает помнить, что водить хлеб-соль с честными дураками, как ваша сестра да я, гораздо безопаснее, чем с великими умниками, которые выжмут сок из лимона, а корки бросают под ноги. В 9 часов вечера отставленный император был уже в Ропше, которую ему определили предварительным местом ссылки, а в Петергофе по случаю победы начались пиры, гуляния, фейерверки, соединившие всех участников мятежа – от первого заговорщика до последнего гренадера. Одни моряки почему-то не одобряли переворот и в петергофских кабачках горячо упрекали гвардейцев в том, что они за пиво променяли внука Петра Великого на темную немецкую потаскушку. Внук Петра Великого прожил в Ропше еще неделю. За это время он написал Екатерине несколько писем, которые открывались обращением «madame», частенько содержали просьбу распорядиться, чтобы караульные солдаты выходили из комнаты, когда он отправляет естественные потребности, и заканчивались следующими словами: «Надеюсь на ваше великодушие, что вы меня не оставите без пропитания по христианскому образцу». В субботу 6 августа Петр погиб в пьяной драке со своими тюремщиками, Федором Борятинским и Алексеем Орловым, разгоревшейся из-за карт. Продолжительное царствование Екатерины II уже в самом начале было потрясено попыткой очередного государственного переворота, который не в пример предшествующим был трагически неудачен по той причине, что его задумывал и осуществлял один-единственный человек – двадцатичетырехлетний подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович, записной картежник, ветреник, однако человек чести. Он происходил из тех Мировичей, что во время Северной войны изменили Петру вместе с Мазепой и за это были лишены всех прав состояния. Василий Мирович дважды обращался к Екатерине с просьбой о возвращении хотя бы части владений предков, но дважды получил отказ и затаил мстительную обиду. По прошествии некоторого времени он нанес визит графу Разумовскому, прося его о содействии в своем деле, – граф посоветовал рассчитывать исключительно на себя и смело хватать фортуну за оселедец. Мирович воспринял совет одного из главарей елизаветинского переворота как тонкий намек и задумал свергнуть Екатерину. От какого-то отставного барабанщика шлиссельбургского гарнизона Мирович вскоре узнал о том, что в твердыне уже многие годы содержится несчастный Иоанн Антонович, который не умеет ни читать, ни писать и даже вряд ли знает, кто он такой. Тогда-то Мирович и напал на мысль освободить Иоанна Антоновича из-под стражи, взбунтовать его именем войска и вернуть престол развенчанному монарху, что в случае успеха сулило ему вторую роль в государстве и вытекающие из нее неограниченные имущественные права. В этот план был посвящен поручик Великолукского полка Апполон Ушаков из того простого побуждения, что рисковать вдвоем было все-таки веселее, и заговорщики уже на всякий случай отслужили по себе панихиду в Казанском соборе, как по покойным, но 25 мая 1764 года Апполон Ушаков был послан с полковыми суммами к князю Волконскому и по дороге нечаянно утонул. Тем не менее Мирович не отступил от своего замысла, который в принципе был таков: после отъезда императрицы в Лифляндию, ожидаемого в июне, в первый же четный день он является в Шлиссельбургскую крепость и вручает коменданту фальшивый приказ об освобождении секретного узника; затем он сажает Иоанна Антоновича в лодку и, добравшись до Санкт-Петербурга, предъявляет его в качестве законного императора артиллерийскому лагерю, расположенному на Выборгской стороне; барабанщики лагеря бьют тревогу, и при общем стечении артиллеристов и обывателей какое-нибудь официальное лицо зачитывает манифест о возвращении Иоанна Антоновича на престол; затем войска из предосторожности занимают Петропавловскую крепость, берут под контроль мосты, а император ведет солдат на Сенат и склоняет его к присяге. Собственно, по тем временам в этом плане не было ничего особенно фантастического, и Мирович до такой степени надеялся на успех, что три ночи кряду в муках сочинял фальшивый приказ шлиссельбургскому коменданту и манифест о возвращении Иоанну Антоновичу императорского венца. Поначалу судьба была к Мировичу благосклонна: в конце июня два капральства смоленцев под его командой, как нарочно, отправили в Шлиссельбург для несения караула. А потом судьба от него отвернулась: по молодости лет он выболтал свои планы одному из тюремщиков Иоанна Антоновича, капитану Власьеву, – видно, никак ему в одиночку не рисковалось, – и тот моментально настрочил донос своему непосредственному начальству. В ночь на 5 июля 1764 года, уже лежа в постели с журналом «Невинные упражнения», Мирович вдруг услышал, как комендант крепости Бередников отправляет лодку с экстренным гонцом в Санкт-Петербург, и это так его напугало, что он решил немедленно начинать. Одевшись, он спустился в кордегардию и выстроил караул. Смоленцам был зачитан поддельный манифест узника-императора, и вслед за этим часть солдат была наряжена на посты с приказом «никого не впускать, никого не выпускать», а другую часть с примкнутыми багинетами Мирович двинул против гарнизонной команды. Уже было утро, сырое и такое туманное, что крепостной двор был виден точно сквозь воду. Среди бастионов, дремотно темневших по сторонам, топот солдатских сапог раздавался гулко и страшно, как голос свыше. Неожиданно Мирович столкнулся посреди крепостного двора с комендантом Бередниковым, который был начеку и загодя принял меры. – Куда это вы, милостивый государь? – спросил его комендант. В ответ Мирович вырвал у ближайшего смоленца ружье и хватил им коменданта по голове. Бередников присел, наложил руки на темя, и сквозь его пальцы заструилась темная кровь. Двое солдат оттащили коменданта в сторону, усадили на землю и, обнажив тесаки, взяли под караул. Неподалеку от каземата, в котором содержался Иоанн Антонович, отряд Мировича окликнул невидимый часовой. – Пароль? – спросил часовой и зашелся нутряным кашлем. – Святая Анна, – ответил Мирович. – Лозунг? – Астрахань, – сказал часовой. – Кто идет? – Да вот идем вас бить, сдавайтесь подобру-поздорову! Сначала наступила какая-то совещательная тишина, а затем сразу в нескольких местах оранжево вспыхнул воздух, и над головами смоленцев жутко пропели пули. Мирович приказал солдатам открыть огонь, но гарнизонная команда ответила дружным залпом, и смоленцы были вынуждены отступить. Отведя свой отряд к тому месту, где были сложены пожарные инструменты, Мирович послал за артиллерийской поддержкой. Через четверть часа смоленцы прикатили шестифунтовую пушку, сопя на весь двор, и ввиду этого обстоятельства гарнизонная команда вынуждена была сдаться. Тем временем капитан Власьев и поручик Чекин входили в камеру Иоанна Антоновича, которая была просторна, но темновата, так как имела только одно небольшое окно, до половины заваленное дровами. Явились они, собственно, для того, чтобы исполнить инструкцию, полученную еще от покойной Елизаветы: умертвить секретного узника в случае попытки его вызволить на свободу. Развенчанный император, давно помешавшийся от одиночества, по обыкновению, сделал Власьеву рожки, а Чекину поведал о том, что в качестве святого Георгия Победоносца он часто бывает на небесах. Когда Иоанн Антонович досказал свои бредни, Чекин схватил его за руки со спины, а Власьев нанес кинжалом четыре удара в сердце. Мирович со смоленцами ворвался в камеру Иоанна Антоновича десять минут спустя. К этому времени покойный уже лежал в своем овчинном тулупе на простой деревянной койке со скрещенными руками, устремив в потолок рыжую, жидкую бороденку. Увидев покойника, Мирович понял, что все пропало, и от разочарования спал с лица. Тем не менее он нашел в себе силы совершить над телом отставного монарха соответствующий воинский ритуал: по его приказу покойного вынесли вместе с кроватью во двор, затем смоленцы, построившись, взяли на караул, барабанщик пробил полный поход, а Мирович приложился к руке Иоанна Антоновича и сказал: – Вот ваш государь император, господа воины! Но мы теперь не столько счастливы, как несчастны, и я больше всех. Давайте прощаться. Простите меня, господа воины, по христианской должности! Вслед за этим Мирович обошел строй, троекратным поцелуем прощаясь с каждым из подневольных участников мятежа... Первым опомнился капрал Миронов, видя единственную надежду к смягчению своей участи в аресте начальника караула, ухитрился во время объятий вырвать у Мировича шпагу и, безоружного, передал его подоспевшему гарнизону.Солдаты перестали обниматься и целоваться, зашевелились и бросились на Мировича. Миронов понес шпагу к комендантскому дому. Как только в комендантском доме узнали, что безымянный колодник убит, – часовые, приставленные Мировичем к полковнику Бередникову, освободили его, тот привёл себя в порядок, надел кафтан и послал в форштадт к командиру Смоленского полка, полковнику Римскому-Корсакову за сикурсом (помощью). Римский-Корсаков [Римский-Корсаков Александр Васильевич (1729 – 1781) – полковник, командир Смоленского полка, позже генерал-поручик] с секунд-майором Кудрявым, поручиком Васильевым и прапорщиком Жегловым с двадцатью тремя рядовыми смоленцами спешили к комендантскому дому. Они пошли с Бередниковым на крепостной двор. Последние остатки ночного тумана съедались солнцем. Косые золотые лучи ласково скользили по кровати, на которой лежал на спине окровавленный покойник, накрытый синей офицерской епанчой. Сзади кровати толпою стояли, понурив головы, вооружённые люди смоленского караула. От этой толпы отделился невысокий офицер без шпаги с бледным лицом и пошёл нетвёрдым шагом к командиру полка. Остановившись в четырёх шагах от него, как для рапорта, он резким движением сорвал с головы шапку и сказал ломающимся хриплым голосом: – Быть может, вы не видели живого Императора, нашего Иоанна Антоновича, – смотрите ныне на мёртвого… Он уже не телом, но духом всем кланяется. Бередников, с кровавым шрамом на голове, злой и раздражённый, бросился на Мировича, сорвал с него офицерский знак и крикнул караулу: – Под стражу его!.. В караул!.. Солдаты безмолвно сомкнулись вокруг офицера и повели его в кордегардию. Началось следствие. Во время следствия Мирович вел себя более чем достойно и не спасовал перед судьями, среди которых было несколько участников прежних, счастливых переворотов. Мужество не покинуло его даже на эшафоте: в последнюю минуту он подарил палачу свой перстень, с тем чтобы тот по возможности немучительно действовал топором, но беспокоился он напрасно, так как палач предварительно репетировал на баранах. Население столицы, отвыкшее от публичных казней за время относительно короткого правления Елизаветы, заполнило пространство вокруг эшафота, крыши домов, балконы, близлежащие улицы и мосты в полной уверенности, что ему предстоит занятное зрелище, а именно представление казни с непременным гонцом в заключительном акте, который под занавес вручает палачу указ о помиловании осужденного, как это уже было в случае с фельдмаршалом Минихом и канцлером Остерманом. Когда же Мирович прилег на плахе, ударили барабаны, а палач очень натурально взмахнул топором, в котором молниеподобно блеснуло солнце, и вдруг поднял за волосы окровавленную голову, – народ страшно вздохнул и обмер, поразившись жестокости новой императрицы. Наследник Павел, впечатлительный отрок, присутствовавший на казни по распоряжению Екатерины, две ночи подряд не мог сомкнуть глаз – так его эта казнь огорчила и напугала... http://mirknig.mobi/books/pecuh_vyacheslav_alekseevich/dogadki_sbornik/pecuh_vyacheslav_alekseevich-dogadki_sbornik/index.html
Примечание Семнадцатого августа 1764 года был опубликован манифест Екатерины II о заговоре Мировича и об убийстве Иоанна Антоновича. Власьев и Чекин ничем не поплатились за убийство. Они выполнили свой долг полицейских. Правда, их никто не уполномочивал убивать Иоанна, но в такой ситуации у них не было другого выхода: или смерть одного сумасшедшего, или государственное кровопролитие, междоусобная война. Убийство порицала и Екатерина, но делать было нечего – в манифесте она похвалила их за выполненный долг, а потом отстранила от службы. Шестьдесят два солдата были наказаны шпицрутенами и батогами и сосланы в Сибирь. Капрал Абакум Миронов, несмотря на хорошую инициативу при аресте Мировича, получил 10 000 палок и был сослан на каторжные работы...
| |
|
|
Отправлено: 18.11.11 20:02. Заголовок: И снова Миронов в ро..
И снова Миронов в роли "производящего арест". Но трудно осуждать людей, спустя столько лет. Попробуйте поставить себя на их место... Малороссийский детектив,
или Дело полковника Капниста  ГЕРБ РОДА КАПНИСТОВ. РИСУНОК XVIII ВЕКА …Жаркий августовский полдень 1750 года. Киевский генерал-губернатор Леонтьев подписывает приказ об аресте миргородского полковника Василия Капниста. Высшему офицеру Гетманщины вменяется в вину ни много, ни мало — организация покушения на гетмана и попытка государственного переворота. Войска спешно выдвигаются к южным границам империи. В воздухе пахнет изменой, кто-то поговаривает о большой войне... Правление последнего гетмана Войска Запорожского Кирилла Григорьевича Разумовского называют «золотой осенью» украинской автономии. Случайный человек на украинском политическом Олимпе, он получил булаву из рук «случайной императрицы» — дочери великого Петра. Галантный век, как величают XVIII столетие, вообще изобиловал случайностями. Гвардейский полковник Гаврила Вишневский, отправленный из столицы в Молдавию для пополнения винных погребов, заглянул в Богом забытые Лемеши на Козельщине и вывез оттуда ко двору голосистого паренька Алексея с забавным прозвищем Розум. Скучающая принцесса случайно в придворной капелле обратила на него внимание, приблизила к особе, назначила управляющим имением. То, что было дальше, можно уже считать закономерностью, — современники же окрестили это выражением «выйти в случай». Солнце царственной милости обратило взор на все, что окружало любимца. Украинская старшина также поспешила воспользоваться женской слабостью и подала в 1744 году прошение о восстановлении гетманства. Императрица милостиво согласилась и указала на брата фаворита. Кириллу шел тогда семнадцатый год. Прошло шесть лет бюрократической волокиты, и 22 февраля 1750 года в Глухове, на торжественном собрании, казацкое войско, генеральная старшина и духовенство передали булаву в руки Кирилла Григорьевича Разумовского, графа Российской империи, президента Императорской Академии наук, генерала-фельдмаршала, чьей единственной заслугой в 22 года было родство с фаворитом и, согласно легенде, венчанным мужем императрицы. Где-то в этой ликующей толпе стоял старый боевой полковник. С какими мыслями передавал он булаву молодому парижскому щеголю, а в недавнем прошлом — хуторскому свинопасу?.. ХОД СЛЕДСТВИЯ Рвавшийся к южным морям, царь Петр с удовольствием принимал в Россию переселенцев из Греции, Сербии, Болгарии. Где-то около 1711 года в их потоке прибыл Петр Христофорович Капнист с малолетним сыном Василием. После конфликта и бесповоротного разрыва с отцом, Василий был усыновлен изюмским сотником Павлюком и уже под его началом готовился к военной карьере. В 1726 году сотник передал приемному сыну свой уряд, и тот неплохо показал себя в сраженьях с татарами и калмыками. Военным талантам Капниста позволила раскрыться русско-турецкая война 1735—1739 гг. Под началом Миниха он штурмует Перекоп, обороняет Очаков, сражается под Хотином. В 1737 году Капниста назначают миргородским полковником, в его ведении — заднепровские рубежи империи. Он строит здесь крепости, составляет карту края, охотится на степных разбойников-гайдамаков. После очередного такого успешного рейда Капнист и был арестован неким полковником Мироновым и доставлен в Киев. Где-то в конце июля 1750 года казак Кольба привез из Салковского форпоста в Киевскую губернскую канцелярию донос атамана гайдамаков на Правобережье Якова Нещадима, будто бы миргородский полковник Василий Капнист задумал государственный переворот. В подтверждение прилагалось письмо Капниста от 28 февраля того же года к чигиринскому комиссару Рудницкому с явными свидетельствами антигетманского (подготовка отравления) и, шире, антироссийского заговора (переговоры о совместном военном выступлении с польской шляхтой и крымскими мурзами). В нем, в частности, говорилось: «Желание мое быть гетманом не сбылось, ибо выбрали гетманом Кирилла Григорьевича Разумовского не по его должности. Ныне по нашей присяге с шляхтою и ордою старайся отдать орде в ясырь заднепровские места от Архангельска до устья Тясмина. И для того от меня командирами в заднепровские места отправлены Байрак и Попатенко, которые ни в чем орде и шляхте противиться не станут и еще помогать будут, а из российской команды я постараюсь, чтоб ни один оттуда не вышел, а сам буду искать случая, с гетманом гуляючи, смертельною отравою его напоить и по нем гетманом стать». Генерал-губернатор немедленно донес Сенату и вскоре получил приказ создать в Киеве секретную следственную комиссию под председательством самого Леонтьева, а 19 августа — и императорский указ об аресте полковника Капниста, значковых товарищей Байрака и Попатенка. Тем временем слухи о деле Капниста достигли Запорожья и породили разнообразные нелепые толки, будто бы кошевой атаман Василий Сыч изменил, куренной атаман Передерий находится в сношениях с Капнистом и назначен им в полковники. Говорили также, что казацкой черни кошевой позволяет идти грабить в Польшу помещиков, «что разрешает будто бы и какой-то «москаль», стоящий под Черным лесом, и даже платит за это деньги, и что вообще казаки должны быть вооружены и готовы к первому призыву, чтобы начать какое-то дело. Следствие разрасталось как снежный ком. И 21 августа, согласно приказу из Петербурга, на Заднепровье перебросили пять тысяч войска. Через неделю состоялся первый допрос Капниста, на котором тот отрицал свою вину. В это время произошло событие, важное с точки зрения предыдущих и совершенно необъяснимое с точки зрения последующих. На Заднепровье миргородский полковой есаул Тихон Кальницкий начал отходить от российских войск. Проворный полковник Миронов тут же арестовал и его, а на юг были переброшены дополнительно два ландмилицейских полка. Можно представить себе напряжение, царившее в верхах, — страна стояла на пороге новой грандиозной войны. Власти спешно искали сообщников Капниста, а кошевой Войска Запорожского (слухам о его сношениях с гайдамаками не поверили и его самого не арестовали!) рыскал по степи в поисках атамана Якова Нещадима, заварившего всю эту кашу. Розыск дал совершенно неожиданные результаты. 15 октября был арестован войсковой товарищ Василий Звенигородский, сознавшийся в написании доноса. Фальшивое письмо составил священник Антоний Васильев из м. Еремеевки, медные матрицы с гравированной подписью Капниста изготовил художник из Киева Дмитрий Васильев (Базилевич). Всех арестовали, а экземпляр матрицы отослали императрице. В конце 1750 года Капниста освободили из-под стражи, а в январе 1751-го пришел императорский декрет о вознаграждении невинно пострадавшего Капниста с товарищами. Бывшего Миргородского полковника наградили рангом бригадира, тысячей червонцев и назначили командиром над Слободскими полками. Байрак и Попатенко получили по пятьсот рублей каждый и места сотников в Малороссии. ЗАГАДКИ СЛЕДСТВИЯ Казалось бы, все разрешилось ко всеобщему удовольствию: верные слуги награждены, злоумышленники наказаны. Но уж больно много в этой истории неясностей. Во-первых, конфликт Капниста с Разумовским, скорее всего, имел место, поскольку казакам Миргородского полка было отказано в привычном по тем временам избрании его детей на вакантную должность, а самого полковника предусмотрительно перевели в Слободскую Украину. Во-вторых, врагов Капниста зачем-то держали в киевской тюрьме до 1759 года. И, наконец, уж совсем неясны передвижения миргородского есаула. Но главная загадка состоит в том, кто же остался за кулисами всей этой истории. В действительности, среди организаторов «дела Капниста» могли быть гайдамаки, страдавшие от степных рейдов полковника, гетман, устранявший опасного оппозиционера, российские власти, сеявшие недоверие в руководстве Гетманщины, и, наконец, сам Капнист. Если, конечно, письмо действительно принадлежало ему, а «злоумышленники» — обычные стрелочники большой политики. Однако проверить эти версии, изобилующие бросающимися в глаза натяжками, невозможно. Атаман Яков Нещадим, по версии следствия, оказался вымышленной фигурой, и «гайдамацкий след» затерялся. Трудно представить, что юному гетману хватило полгода, чтобы не только разобраться в ситуации, но и подготовить грандиозную провокацию, если только это не сделал кто-то из его окружения («злой гений» гетмана, по версии отечественной историографии, его ментор Г. Н. Теплов?). Что касается российских властей, то у Капниста, как оказалось позднее, были высокие покровители, и среди них сам канцлер А. П. Бестужев. Да и больно громоздко все это выглядело! Если все же предположить наличие измены Капниста, то следовало бы ожидать реакции на события Речи Посполитой и Османской империи, а нам она совершенно не известна. В силу особенностей характера Капнист недолго пробыл на последнем посту — командира над Слободскими полками. В 1754 году его сняли с должности за злоупотребление властью. Но в 1757-м, со вступлением России в Семилетнюю войну (1756—1763), восстановили. А 19 августа (фатальная для него дата!) 1757 года бригадир Капнист погиб в одном из славнейших сражений эпохи — в бою под Гросс-Егерсдорфом, унеся в могилу тайну «дела полковника Капниста». Сыновья покойного бригадира, воспитывавшиеся без отца, были известны своими незаурядными качествами. Один, гвардейский офицер, бежал в Англию, не желая становиться любовником стареющей императрицы, другой — в 1812 году поднимал бокал за здоровье императора Наполеона Бонапарта, третий — в 1790-м ездил в Берлин от имени малороссийской оппозиции с целью заключения антироссийского военного союза с Пруссией. Это детали, не относящиеся непосредственно к «делу Капниста», однако они ярко иллюстрируют нравы, царившие в его семье. …Фарс превращается в трагедию, когда проливается первая кровь… Однако где пролегает граница, разделяющая представление и преступление? А может, ее никогда не было, и нет? И невинные жертвы — не более чем вечные статисты на кровавой арене Истории?.. «Дело Капниста», потрясшее две с половиной сотни лет назад Гетманщину, длилось всего полгода. Отсвистели кожаные канчуки, росчерк пера восстановил справедливость. Но какой-то неприятный осадок в душе эта история оставляет. Уж больно она напоминает принятые в нашем обществе методы ведения большой политики. Как бы опровергая старую как мир истину: времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
Богдан ГАЛЬ, кандидат исторических наук, доцент Национального горного университета (Днепропетровск) http://www.day.kiev.ua/290619?idsource=134514&mainlang=rus | |
|
|
|
|
Отправлено: 19.11.11 11:39. Заголовок: Кокандские походы 18..
Кокандские походы 1864-1865 гг.  Снежный хребет Карабура Удивительные сюрпризы преподносит нам жизнь! Кажется, знаешь все о каком-либо месте, посещал его множество раз, исходил вдоль и поперек, привез массу фотографий. Но вдруг откроется нечто совершенно новое и неожиданное, и знакомое место обретет другое значение. Так случилось со мною уже в конце жизни, когда я стала расшифровывать послужной список прадеда, найденный в ташкентском архиве. В перечне «дел и походов» значился переход через «снежный перевал Карабура». Все географические названия и исторические факты я проверяла по картам и источникам в библиотеке стремясь реконструировать события столетней давности, чтобы лучше понять тех, благодаря которым уже шестое поколение нашего рода проживает в Средней Азии. К моему изумлению перевал Карабура был совсем недалеко от Ташкента, моего родного города. Более того, отряд, в составе которого шел прадед, спустился в долину хорошо мне известной горной реки Чаткал. Именно там расположена «Золотая Бричмулла» воспетая знаменитыми бардами Никитиными. Первый раз в Бричмуллу меня, совсем маленькую, привезли отдыхать родители. Та старая Бричмулла ныне затоплена при строительстве Чарвакского водохранилища и перенесена выше по Чаткалу. Там же, на дне водохранилища, остался дом отдыха Аурахмат, где я бывала студенткой. Но и позже с сыном и с внуками не однажды приезжала я в эти горы, не предполагая, что первыми из российских граждан их увидел наш прадед и его товарищи. В 19 веке южная граница Российской Империи была самой неопределенной и беспокойной. Пограничную линию определяли казачьи пикеты, расположенные на большом расстоянии друг от друга. Кокандские конные отряды постоянно ее нарушали, нападая на стада «русских» казахов и угоняя целые табуны. Они грабили купеческие караваны, забирали в рабство подданных России. Но даже такая условная граница не замыкалась. С одной стороны она заканчивалась крепостью Джулек, с другой укреплением Верное, теперь Алматы. После долгих споров правительство России решило исправить положение, взяв кокандские крепости Аулие-Ата, Туркестан и Чимкент. В начале мая 1864 года сибирский отряд под начальством полковника Михаила Григорьевича Черняева вышел из Верного и направился на соединение с оренбургским отрядом полковника Николая Алексеевича Веревкина. Встретившись, оба отряда должны были замкнуть пограничную линию на юго-востоке Российской Империи. Позади остались трудный переход по знойной киргизской степи и горному ущелью Кастек, осада и успешный штурм кокандской крепости Аулие-Ата. Заняв Аулие-Ата 4 июня 1864 года и немного передохнув в долине реки Таласа, отряд занимался ремонтом крепости и строительством новых помещений для нужд остававшегося здесь русского гарнизона. Долину ограничивал Таласский хребет. М.Г. Черняев направил туда отряд хорунжего Губаря, состоящий из 30 казаков при 1 ракетном станке, и 20 конных стрелков, поручив произвести разведку. Вместе с Губарем поехали магистр зоологии Николай Алексеевич Северцов и горный инженер поручик Фрезе Александр Александрович. Северцов уже несколько лет занимался исследованием флоры, фауны и других природных особенностей края. Однако в те времена научные экспедиции без хорошей военной охраны были чрезвычайно опасными. В 1858 году Н.А. Северцов едва остался жив после нападения на него коканцев во время экспедиции к горам Кара-Тау. Один из нападавших свалил зоолога на землю, отсек ухо, еще секунда и голова Северцова катилась бы по степи, если б не ускакала прочь его лошадь. Бросив недобитого русского, кокандец погнался ловить лошадь. Израненный путешественник пробыл в плену месяц, пока удалось освободить его. Российское Географическое общество старалось обезопасить русских исследователей и ходатайствовало перед военным министром о включении их в отряды, подобные черняевскому. Через 3 дня от хорунжего Губаря прискакал казак с известием, что киргизский манап Сарымсак, преданный хану Коканда, собирает войско против русских, и что по южную сторону горного хребта уже собралось 400 всадников. Михаил Григорьевич решил принять предупредительные меры и «снарядил легкий отряд из двух стрелковых рот, взвода конных стрелков, взвода горной батареи и сотни казаков с ракетными станками», а командиром назначил подполковника Морица Густавовича Лерхе. Горной батареей командовал поручик Александр Константинович Абрамов, одной из стрелковых рот поручик Гилярий Сярковский, написавший воспоминания о походе Черняева. В отряд были включены штаб-ротмистр Чокан Чингисович Валиханов и артиллерии поручик помощник начальника Алатауского округа Виктор Юлианович Мединский. Именно причастность к экспедиции В.Ю. Мединского, моего прадеда, побудила меня искать в архивах и первоисточниках подробности Зачуйского похода полковника Черняева и проследить дальнейшую судьбу его участников. Вечером 19 июня отрядный военный священник Андрей Евграфович Малов отслужил молебен и, нагрузив на верблюдов десятидневный провиант, запасные патроны, взяв с собой ротные кухни, отряд М.Г. Лерхе выступил из Аулие-Ата. Утром следующего дня они встретились с хорунжим Губарем и его казаками, поджидавшими М.Г. Лерхе у ключа Чемгент, и к вечеру все вместе подошли к входу в ущелье Карабура. На краю ущелья виднелись несколько маленьких глиняных укреплений четырехугольной формы с башнями для орудий, внутри которых были мазанки, окруженные садиками. Из укреплений кокандцы вели наблюдение за Карабуринским ущельем. По нему, поднимаясь вверх серпантином, шла верблюжья тропа. Она то извивалась по берегу горной речки Карабура, то пересекала ее порожистое русло. Через ущелье пролегал самый короткий путь из Аулие-Ата в Наманган, одно из ответвлений Великого шелкового пути, но переход был труден и доступен лишь летом. Зимой перевал заваливал снег, а весной селевые потоки и оползни в любой миг могли накрыть караван. В крепостях никого не оказалось. По разбросанным в спешке вещам было понятно, что их обитатели бежали из своего убежища, как только увидели отряд Лерхе. Войдя в ущелье, солдаты сначала обрадовались его прохладе и свежести, предполагая, что после Таласской долины, где ветер заносил их горячим песком и мелкой галькой, горный поход станет приятной прогулкой. Однако предстояло не просто идти, а провести нагруженный верблюжий караван, перетаскивать тяжелые орудия через реку и самим удержаться на крутизне сыпучих горных троп. Вот что пишет М.Г. Лерхе в своих донесениях М.Г. Черняеву: «Речка течет быстро, но пересекается вброд почти везде, далее суживается между большими камнями, падает вниз и образует пороги, глубина ее увеличивается, а течение делается столь быстрым, что переправы через оную затруднительны, в особенности для пехоты – у многих людей сносило сапоги, другие же вынуждены были держаться за хвосты лошадей, чтобы их не сбило течением». Стараясь обойти брод, солдаты взбирались на утесы, перепрыгивали с камня на камень, ползли по осыпям, цепляясь за кусты. Положение усугублялось тем, что на крутых подъемах и спусках с верблюдов скатывались тюки, и их постоянно приходилось перевьючивать. Бедные животные стирали об острые камни ноги и, хотя погонщики лаучи подшили им кожаные подошвы, многие верблюды хромали и ревели от боли. Не легче пришлось и взводу горной артиллерии, солдатам которого приходилось переправлять через бурный поток тяжелые орудия. Горные орудия спускали в речку на канатах, и иногда их сносило как щепку, когда солдаты с величайшими усилиями перетягивали тяжелые орудия на другой берег. Два дня отряд под пронзительный рев верблюдов и гиканье лаучей поднимался к перевалу, но нигде не попытались остановить их кокандцы, будто и не заметили. Северцов и Фрезе во время каждого привала старались обследовать местность и описать природу. Карабуринское ущелье не богато лесом, только кое-где встречались березы, тополя и тальник, однако в качестве строительного материала их стволы не годились. Попадались кусты шиповника и вереска, но « в целом характер всей природы до поднятия к снеговым вершинам гор, однообразен, дик и бесплоден», записали натуралисты. Из каменных пород преобладали сланцы и известняки. Перед перевалом деревья кончились, стелился лишь мелкий кустарник, но выше не было и его. Дышать становилось все труднее, голова кружилась, и даже всадникам казалось, будто они тащат тяжелую ношу, вспоминал Гилярий Сярковский. Лошади под ними громко сопели. Наконец 22 июня отряд добрался до снежного хребта, позади сквозь туман просматривалась долина Таласа, впереди высокие утесы Чаткала. Северцов по барометрическому вычислению определил высоту, 10 000 футов над уровнем моря. Спустились на поляну и остановились на ночевку. Лаучи нашли топливо. Солдаты разожгли костры. Приготовили ужин и раздали всем по чарке водки. С темнотой похолодало, а к утру замерзла вода в ключах. Войлочные палатки, юламейки, туркестанским солдатам стали выдавать только через 12 лет и то не всем, а до этого ночлегом служили канавки, в которые укладывались на башлыки по два-три солдата и, накрываясь плащами, грели друг друга. Наутро стали спускаться по южному склону хребта вдоль притока Чаткала реки Каракысмак, течение которой еще быстрее Карабуры. В остальном, все повторилось: камни, подъемы, спуски. В одном месте бурный поток снес лошадь вместе с пушечным лафетом и вожаком. За ними бросился в реку рядовой стрелковой роты Андреев, но понесло и его. На помощь подоспели 5 артиллеристов, благодаря которым были спасены и люди, и лошадь, и лафет. Спуск оказался не легче подъема. В некоторых местах пройти было бы невозможно, если б не ледяные мосты, перекинувшиеся над бурлящим потоком. Мосты образовались в результате снежных обвалов с вершин гор. Толстый слой снега не успевал растаять за лето, утрамбовываясь и превращаясь в ледяные арки удивительно правильной формы. Природные мосты толщиной от 5 до 7 саженей были настолько прочными, что выдерживали не только людей, но и нагруженных верблюдов. Пройдя зону вечных льдов, отряд остановился, чтобы восстановить силы, а ранним утром следующего дня достиг долины Чаткала. Здесь мучения закончились. По правому берегу Чаткала вниз шла ровная дорога. Чаткал – глубокая, быстрая река с высокими берегами, разветвляющаяся на несколько рукавов. Долина реки представляла собой глубокую котловину, окруженную горами и покрытую тучными пастбищами. В 32 верстах от выхода из ущелья на левом берегу реки отряд увидел мост и рядом с ним кокандский пикет, а еще дальше военное укрепление Чинам (в некоторых источниках его называют Чиназ). В пикете у моста дежурили сборщики налога. Перегоняя по мосту 100 баранов, владелец должен был двух из них оставить мытарю. Бродов в верховьях Чаткала почти не было, поэтому у каждого моста стояли пикеты, приносящие неплохую прибыль кокандским властям при минимальных затратах на строительство переправ. С одного утеса на другой перекидывались стволы деревьев, а поверх настилался хворост. Мост сажен в пять раскачивался над бурлящим внизу потоком так, что слабонервным было не пройти. Завидев издалека авангард русского отряда, мытари помчались в укрепление, чтобы предупредить о приближении русских. «Разогнание скопищ киргизов» было целью похода отряда Лерхе, но ничего делать для этого не понадобилось. Не дожидаясь, когда русские приблизятся, обитатели Чинама понеслись вниз по Чаткалу и рассыпались по горам, поднимая за собой облака пыли. Преследовать убегающих М.Г. Лерхе отправил хорунжего Губаря с взводом конных стрелков, но догнать их не удалось, хотя взвод вплавь пересек ледяной Чаткал и мчался за кокандцами еще несколько верст. Ночь часть отряда провела в опустевшем укреплении, остальные вблизи него. Далеко вокруг не чувствовалось никаких признаков присутствия людей, синели одни молчаливые горы. Однако с наступлением утра к русскому лагерю потянулись киргизы, кочующие по Карабуринскому ущелью и долине Чаткала. Надо отметить, что в русских источниках того времени киргизами называли всех кочевников, не разделяя на казахов и киргизов. Часть из них подчинялась Кокандскому хану, другие перешли в подданство России. С занятием русскими крепости Аулие-Ата кочевья некоторых киргизских родов оказались разделенными. Их зимние стойбища и пашни находились около Аулие-Ата и были теперь на территории занятой русскими, а летние в ущельях гор, окружавших долину Чаткала, вдоль рек Карабура и Каракысмак. Убедившись, что кокандцы бежали, оставив крепость, они обратились к подполковнику Лерхе с просьбой принять их в подданство Белому царю, как называли они русского Императора. Киргизы рассказали, что только манап Сарымсак, кочевавший около Чипаша, яростно противится русским и подстрекает людей идти в кокандское войско. По его призыву на Чаткал съехались несколько сот киргизов, но, узнав от наблюдателей, что по Карабуринскому ущелью в долину идет русский отряд, разбежались по горным аулам, а многие вернулись в Кокандское ханство. Манап Сарымсак взял с собой 200 вооруженных джигитов и укрылся в горных аулах, высоко под снегами, куда русским не подняться. Подполковник М.Г. Лерхе сначала направил к манапу Сарымсаку для переговоров ротмистра Ч.Ч. Валиханова, поручика В.Ю. Мединского, охрану и проводников из местных киргизов. На пути из Верного до Аулие-Ата В.Ю. Мединский и Ч.Ч. Валиханов отлично справлялись с миссией переговорщиков, привлекая на сторону русских многих манапов. Они договорились с биями Корчу и Байтык из рода Султы, родоначальниками племени Танай Джунбаем и Худояром, биями Менде и Тургельды. Привезли письмо от бия Чокая, который просил разрешения о принятии его в русское подданство. Многие из манапов прислали в отряд Черняева своих сыновей с джигитами, которые вошли в состав 1000 человек киргизской милиции, включенной в отряд М.Г. Черняева. Киргизкие манапы бесплатно доставляли лес для строительства укреплений, помогали пополнять запасы провианта на пути следования отряда. У Черняева тоже были припасены для них подарки: часы, халаты и другие вещи. В сообщениях начальству Михаил Григорьевич Черняев особо отмечал, что «достижению такого благоприятного результата наших сношений с туземцами много способствовали своим знанием и усердием штаб-ротмистр Валиханов и помощник начальника Ала-Тауского округа артиллерии поручик Мединский, которым и принадлежит успех этого дела». Но на сей раз договориться не получилось. Преданный кокандскому хану манап Сарымсак не принял парламентариев, на письмо М.Г. Лерхе не ответил, а одного из проводников киргизов задержал. Тогда М.Г. Лерхе решил захватить манапа Сарымсака, отправив в горы взвод конных стрелков. Однако они не застали в ауле ни Сарымсака, ни его джигитов. Изумленные тем, что русские смогли добраться до казавшихся им неприступными высот, манап и его приближенные бежали, покинув свои аулы. Учитывая трудность перехода по Карабуринскому ущелью, разведывательный отряд, направленный Лерхе, прошел 15 верст по правому берегу Чаткала в поисках лучшего пути, обнаружил доступную дорогу в Наманган и вернулся, не дойдя двух переходов до крепости Ниязбек, расположенной недалеко от Ташкента. Но киргизские манапы, просившие принять их в русское подданство, отговорили подполковника М.Г. Лерхе идти назад новыми дорогами. Мулла Алимкул, рассказали они, стягивает огромные военные силы в Ташкент, чтобы оттуда одним отрядом идти на Чимкент против полковника А.Н. Веревкина, а другим на Аулие-Ату. Опасаясь, что кокандский отряд прибудет в крепость Аулие-Ата раньше их возвращения, подполковник Лерхе отдал команду готовиться к обратному переходу трудным, но кратчайшим путем через Карабуринский перевал. 29 июня, собрав отряд, М.Г. Лерхе разъяснил обстановку и необходимость как можно быстрее соединиться с основными силами, чтобы отбить крепость Аулие-Ата в случае нападения кокандцев. В сопровождении манапов рода Сару отряд преодолел ущелье за четыре перехода, восхитив своего командира мужеством и выносливостью. 1 июля 1864 года, докладывая руководству, Мориц Густавович Лерхе писал о своих солдатах: «Молодцы! Кто не бывал в подобных горных походах, тот не может судить о том достоинстве, с которым вернувшийся оттуда солдат рассказывает своим сотоварищам о перенесенных трудностях и лишениях. Появление русского отряда на Чаткале показало кокандцам, что для русских нет непроходимых мест. Кокандские киргизы уверяли, что они никак не ожидали, что русская артиллерия была бы в состоянии двигаться по столь крутым горам. Вверенным мне отрядом пройдено в 12 дней пространство в 308 верст, из коих 200 верст в горах с двумя снежными перевалами». Во время похода Лерхе через Карабуринскую щель не случилось боевых столкновений и доблестных побед над противником, но в послужных списках каждого из участников он внесен в перечень военных дел и походов. Лаконичная запись в послужном списке нашего прадеда В.Ю. Мединского гласит: «В походах и делах находился … при движении отряда под начальством подполковника Лерхе через снежный хребет Карабура в долину реки Чаткала для разогнания собравшихся скопищ киргиз с 18 июня по 1 июля 1864 года». Она и стала причиной моих поисков свидетельств об этом походе, а также сведений о том, каково же сейчас ущелье Карабура... http://webkamerton.ru/2011/03/snezhnyj-xrebet-karabura/
| |
|
|
Отправлено: 20.11.11 17:42. Заголовок: ДНЕВНИК ТУРУХАНСКОЙ ..
ДНЕВНИК ТУРУХАНСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ 1866 ГОДА  Низовья Енисея, заняты были Русскими в конце XVI столетия и в начала XVII-го. Затем русские, подвигались вверх по реке, забирая более привольные места на юге Сибири. Сообразно этому была и населенность и относительное процветание Туруханского края, расположенного, на нижней половине течения Енисея, вплоть до Ледовитого океана. По мере того, как на юге Сибири увеличивалось народонаселение, развивалось хлебопашество, скотоводство и проч., северный, приполярный Туруханский край пустел. В 1866 году, во время моей поездки в Туруханский округ, там был уже давно оставленный город Мангазея (на р. Таз); другой же единственный в крае город Туруханск, представлял остатки города: по улицам, не сплошь, рядом дома и усадьбы, а только кое-где, и то, большею частью, полуразрушенные и иногда полусгнившие, остатки построек. Тоже почти можно сказать и про многие селения этого края; от некоторых осталось несколько изб, а другие, например, Крестовское на устье Енисея, представляло целую улицу деревянных построек, покрытых мохом и вполне давно уже оставленных жителями. Но страна не только запустила, жители ее вымерли или выселились, но и оставшиеся обеднели от многих причин, главное кажется от оскудения звериных промыслов. Бедственное положение жителей Туруханского края, как русских так и инородцев, причиняло немало забот администрации Сибири. Бывший генерал-губернатор Восточной Сибири, покойный теперь, Михаил Семенович Карсаков, посетив в 1865 году Енисейск, возымел мысль, для получения научных сведений о Туруханском округе, отправить туда, от Сибирского Отдела Императорского Географического Общества экспедицию. Частные жители Енисейской губернии местные золотопромышленники: дворянин Иван Александрович Григоров и купцы: Петр Иванович Кузнецов, Николай Петрович Токарев и Иван Алексеевич Рябиков пожертвовали 1.800 руб. на расходы Туруханской экспедиции, а Енисейский купец Алексей Сафронович Баландин, вызвался доставить экспедицию, безвозмездно, от г. Енисейска, до Бреховских островов (при устье Енисея) на принадлежащем ему пароходе. Мне предложено было управление экспедицией и производство геологических исследований. Затем, членами экспедиции были: для этнографических наблюдений и статистических изысканий, магистр истории Aфaнacий Прокопович Щапов; для глазомерной съемки маршрута экспедиции, был командирован от Иркутского Отдела Генерального штаба, топограф Иннокентий Егорович Андреев. Для метеорологических наблюдений был приглашен бывший студент Киевского университета, в то время сосланный в Сибирь, за участие в возмущении поляков в 1863 г . дворянин Феликс Павлович Мерло. Для фотографических снимков присоединился к нашей экспедиции мой брат Петр Александрович Лопатин, кандидат физико-математического факультета, Московского университета. Одновременно со снаряжением экспедиции Сибирского Отдела Географического Общества вполне независимо, Императорская Академия Наук, командировала в Туруханский край, в 1866 году магистра Фридриха Богдановича Шмидта (теперь ординарного академика), для описания остатков мамонта, о нахождении коих на берегах р. Гыды получены были сведения. В середине мая 1866 года, члены экспедиции от Сибирского отдела, собрались в Красноярске, откуда вскоре и уехали в Енисейск. Из Енисейска, 20-го мая 1866 года, мы отправились вниз по Енисею на баржах, буксируемых пароходом г. Баландина. Вонючее и полутемное помещение внутри барж было очень неудобно. На этих баржах мы следовали целый месяц до Бреховских островов, куда прибыли 20-го июня 1866 года. Местами, мы стояли немало времени, так при селе Дудинке 9 суток, а всего на пути вниз по Енисею, из-за торговых целей пароходства, мы простояли 14 дней, что было небесполезно и для наших исследований. Бреховские острова есть архипелаг, внутренняя дельта Енисея, где река имеет около 100 верст ширины, перед сужением в 14 верст, это сужение, надо считать, по моему мнению, устьем Енисея; далее начинается Енисейская бухта, где прилив и отлив заметен и вода бывает, как мне говорили, иногда солоновата. В Бреховские острова приходят разные суда и пароходы из Енисейска, для ловли и закупа рыбы. По окончании промысла, суда уходят и острова пустеют. С Ф.Б. Шмидтом мы встретились сначала в с. Дудинском 11-го июня 1866 г ., а затем с 23-го июня по 6-е июля я ездил с ним вместе, осматривая строение Бреховских островов. После 6-го июля члены обеих экспедиций разделились. Ф.Б. Шмидт с фотографом П.А. Лопатиным отправились на запад, к месту на реке Гыде, где найдены были остатки мамонта. Я с топографом Андреевым поплыл на север, вниз по Енисею. Некоторое время с нами следовал (состоявший при Ф.Б. Шмидте) препаратор г. Савельев, оставшийся в Зверевском Зимовье, для своих зоологических занятий. Ф.П. Мерло сначала остался для производства метеорологических наблюдений, а затем переехал в с. Толстый Нос, на правом берегу Енисея. А.П. Щапов отстал от нас еще в Троицком монастыре, при устье Нижней Тунгуски. После поездок в окрестностях г. Туруханска он предпринял возвращение в Енисейск, делая по пути свои изыскания. Направившись на север, я с топографом Андреевым с 6-го по 15-е июля плыл на лодки до зимовья Прилучного. Далее мы следовали вдоль берега Енисейской бухты по травянистой тундре, на нартах (очень легких, тонкой работы, высоких санях) везомых оленями, до устья речки Губа Урек (около р. Зырянки), куда на крайний пункт нашего путешествия мы прибыли 30-го июня 1866 года. На оленях мы ехали в сопровождении семьи Долган (род Тунгусов). Эти Долгане летом со стадами оленей перекочевывают от границы лесов к берегам Ледовитого моря. С Долганами же мы сделали обратный путь до устья р. Гольчихи в Енисей, куда мы прибыли 9-го августа 1866 года. Далее вверх по Енисею мы все время плыли на крытой лодке, причем сначала ее бичевою тянули по Енисею вдоль берега люди, потом собаки и наконец в Енисейском округе (выше устья р. Подкаменной Тунгуски) лошади. На обратном пути мы прибыли на Бреховские острова 18-го августа, в с. Дудинское 29-го августа, в г. Туруханск 20-го сентября, на устье Подкаменной Тунгуски 4-го октября, а в Енисейск 14-го октября 1866 года. По пути с 13-го по 18-е сентября, я сделал экскурсию по р. Курейке, впадающей справа в Енисей. Я поднимался на легкой лодке по этой реке до порога-водопада, что около графитового прииска г. Сидорова. Из спутников наших Ф.П. Мерло остался в сел. Толстый Нос под 70° с.ш. на зиму производить метеорологические наблюдения. Он провел всю зиму в жалком селении, далеко за полярным кругом, при очень скудной обстановке, подвергаясь многим лишениям, единственно с целью принести пользу науке. Никто из нас, членов Туруханской экспедиции, не понес тогда столько трудов, как многоуважаемый Феликс Павлович, получавший из сумм экспедиции только по 15 руб. в месяц на содержание. Общий характер посещенного экспедицией в 1866 году огромного пространства следующий: От г. Енисейска до устья Енисея, правый берег реки называется каменным. Действительно на всем этом протяжении, здесь нередко видны утесы твердых пород. На левом же берегу Енисея, называемом наволочным, обнажения твердых пород еще видны кое-где, до устья Подкаменной Тунгуски; перед устьем этой реки даже Енисей течет некоторое пространство в ущелье, состоящем из утесов метаморфических пород. Далее, до устья Енисея, на левом наволочном берегу реки обнажений твердых пород не видно, везде или песочные отмели или обрывы из перемежающихся слоев песку и илу. При устье Енисея, ниже Бреховских островов, на левом берегу реки видны высокие обрывы из глины и песку, с раковинами постплиоценовой фауны. Берега Енисея до с. Дудинского (предел леса) покрыты древесной растительностью. Далее к северу начинаются тундры, кое-где стелятся кустарники, иногда в оврагах обращенных к югу они имеют более цветущий вид. Постоянное население на берегах Енисея было русское, в виде небольших, большею частью, поселков, жители которых занимались преимущественно рыбным и звериным промыслами, а также содержанием почтовой гоньбы. Бродячее население берегов Енисея там состояло из остяков, самоедов, тунгусов, долган и других, которые немало были полезны для нашей экспедиции, при передвижениях по тундре, плаваний по Енисею и притокам. О быте их писал член нашей экспедиции А.П. Щапов. Все наше путешествие, считая исходным пунктом Енисейск, продолжалось около пяти месяцев. Кроме вышеупомянутого пожертвования частными лицами 1.800 руб. Сибирский отдел Географического Общества, из своих средств добавил еще около 600 руб., а именно всего расходов по Туруханской экспедиции было 2.426 р. 70 коп., включая и выданное А.П. Щапову. Собранные членами экспедиции научные данные, послужили до сих пор для следующих напечатанных уже статей и отчетов: 1. Ф.Б. Шмидт напечатал описание академической экспедиции 1866 г . в Туруханский край в «Memoires de l'Academie des Sciences de St.-Petersbourg, VII serie, v. XXIII, № 1, под заглавиемъ: "Wissenschaftliche resultate, der zur Aufsuchung eines angekundigten Mammuttscadavers, von der Kaiserlichen Academie der Wissenschaften, an den untern Jenissei ausgesandten Expedition». S.-P. 1872. В этом описании, автор приводит многочисленные определения экземпляров современной фауны и флоры, собранных членами нашей экспедиции (Мерло, мной и других). Он же описал в этом сочинении довольно многочисленные остатки, постплиоценовой фауны, извлеченной мною из пластов рыхлых песков и глин берегов Енисея, преимущественно ниже Бреховских островов. 2. Мною напечатаны две статьи: «О ледяных слоях в Восточной Сибири» помещена в приложении XXIX тома записок Академии Наук. «Об изборожденных и шлифованных льдом валунах и утесах по берегам Енисея к северу от 60° с.ш.»; помещена в Записках по Общей Географии, Императорского Русского Географического Общества, том IV. 3. А.П. Щапов напечатал в известиях Сибирского Отдела Географического Общества, 1874 г ., т. III, статью: «Историко-географические и этнографические заметки о Сибири», основанную главное на материалах, собранных им во время Туруханского путешествия. Его же: «Об исследованиях в Туруханском крае в 1866 г .» в приложении к отчету о действиях Сибирского отдела Географического Общества в 1867 г . Спб. 1868 г . 4. В Известиях Сибирского Отдела Географического Общества, т. V, № 1, г-н Калиновский по наблюдениям, сделанным Ф.П. Мерло, напечатал статью: «Зависимость между направлением ветра и числом дней с водными осадками в с. Толстый Нос, в Туруханском округе». 5. Фотографические снимки П.А. Лопатина помещены в вышеупомянутой моей статье: «Об изборожденных льдом валунах и утесах и т. д.» и в отчете Ф.Б. Шмидта о поездке к мамонту 1866 г . Извлечения из моих писем, во время следования Туруханской экспедиции и краткого отчета по окончании оной, напечатано в отчетах о действии Сибирского отдела Географического Общества за 1866 и 1867 год; извлечения эти сделаны бывшим членом распорядительного комитета г-ном Усольцевым. Собранный мною в Туруханскую поездку 1866 года геологический материал, кроме палеонтологических остатков, описанных Ф.Б. Шмидтом, состоит из дневников и коллекции горных пород, места нахождения которых нанесены на карту течения Енисея, ниже Туруханска, составленную топографом И.Е. Андреевым. Горные породы, собранные мною в Туруханском крае, вместе с более обширной коллекцией моей Витимской поездки 1865 г ., исследованы были консерватором Геологического Кабинета С.-Петербургского Университета Борисом Константиновичем Поленовым при участии профессора А.А. Иностранцева, о чем мною подробно изложено во введении к дневнику Витимской поездки моей 1865 г . Приготовление к печати дневника геологических наблюдений моих в Туруханском крае было поручено, по рекомендации профессора И.В. Мушкетова, горному инженеру Михаилу Николаевичу Миклухо-Маклай за 300 рублей. Это дело мне самому казалось уместным вручить М.Н. Миклухо-Маклай, который в последнее время занимался исследованием потретичных образований Европейской России. В Туруханском же крае мне пришлось почти исключительно описывать постплиоценовые образования, развитые на больших пространствах по низовьям Енисея. Иннокентий Лопатин. Туруханская экспедиция. В 1866 году была снаряжена экспедиция для исследования Туруханского края. Начальником экспедиции был назначен горный инженер И.А. Лопатин; кроме него в ее состав вошли этнограф Щапов, топограф Андреев, г. Мерло для метеорологических наблюдений и младший брат Лопатина. В том же году и в тот же край направилась экспедиция Академии Наук под руководством магистра, ныне академика Ф.Б. Шмидта, с препаратором Савельевым, для исследования остатков мамонта вблизи устья Енисея. 21-го июня И.А. Лопатин прибыл на Бреховские острова, спустившись вниз по течению Енисея на пароходе, и встретил там Ф.Б. Шмидта, который приехал туда еще по зимнему пути. Осмотрев вместе с Ф.Б. Шмидтом Бреховские острова, 8-го июля, И.А. Лопатин расстался с Ф.Б. Шмидтом, причем брат Лопатина, как хороший фотограф, примкнул к экспедиции Ф.Б. Шмидта, а препаратор Савельев присоединился к экспедиции Лопатина. И.А. Лопатин переехал с Бреховских островов на правый берег Енисея к Никандровым Ярам и спускаясь на лодке вдоль берега, достиг устья р. Гольчихи 15-го июля; здесь, покинув лодку, отправился по тундре, вблизи берега, до Крестовского зимовья, крайнего северного населенного зимовья на берегу Енисейской бухты, которого достиг 25-го июля. Во время этого пути он сделал экскурсию на Каирские горы. Из этого зимовья И.А. Лопатин сделал интересную экскурсию на р. Кара-Урек, впадающую в Енисейскую бухту севернее Крестовского зимовья. На обратном пути И.А. Лопатин осматривал обнажения по берегу Енисейской бухты и Енисея до устья р. Гольчихи, причем составлялась карта в масштабе 1 верста в дюйме. 12-го августа, переехав на левый берег Енисея в Зверевское зимовье, находящееся против устья р. Гольчихи, исследовал левый берег Енисея до Дорофеевского мыса. 21-го августа И.А. Лопатин достиг Муксунинского мыса на Енисее, находящегося выше Бреховских островов. От этого мыса, поднимаясь вверх по Енисею, внимательно исследовал обнажения большей частью вдоль правого берега Енисея, до гор. Туруханска, которого достиг 21-го сентября. Топограф Андреев снял карту Енисея в масштабе одной версты в английском дюйме. На этом пути, в селении Дудинке, И.А. Лопатин догнал экспедицию Ф.Б. Шмидта. Здесь экспедиции опять разделились, - Ф.Б. Шмидт отправился исследовать Норильские горы, а И.А. Лопатин поднялся до устья Курейки и пройдя вверх по этой реке 160 верст, осмотрел Сидоровские графитовые ломки. Возвратясь к устью Курейки, обе экспедиции соединились. От г. Туруханска до гор. Енисейска, которого достигли 14-го октября, обе экспедиции совершили свое путешествие совместно, причем плыли днем и ночью, так как время было позднее и со дня на день ожидали ледохода, поэтому геологические наблюдения прерывались и не были так полны, как до г. Туруханска. В с. Нозимовском, в 150 верстах ниже г. Енисейска, экспедицию задержал ледоход на Енисее. От Нозимова до Енисейска экспедиция продолжала путь на санях. Таким образом Туруханская экспедиция продолжалась около четырех месяцев. В это время И.А. Лопатин вел ежедневный геологический дневник, который до сих пор не был издан. Вследствие предложения И.В. Мушкетова, я принял на себя обработку дневника И.А. Лопатина и подготовки его к изданию в Записках Императорского Русского Географического Общества под редакцией И.В. Мушкетова. Считаю долгом изложить здесь некоторые частности. Вместе с дневником я получил «Каталог горных пород Туруханской экспедиции И.А. Лопатина, определенных Б.К. Поленовым, под редакцией профессора А.А. Иностранцева». Кроме того, палеонтологическая коллекция И.А. Лопатина была обработана академиком Ф.Б. Шмидтом и описана в [Schmidt, 1872]. Таким образом, у меня находился дневник и результаты обработанных петрографических и палеонтологических коллекций. И.А. Лопатин каждый день записывал свои наблюдения и при его большой наблюдательности чрезвычайно точно и подробно описывал обнажения и другие геологические явления. В дневнике много нарисованных с натуры обнажений, а также приложены 17 нивелировок разных мест берега Енисея, Енисейской бухты, тундры и Бреховских островов; эти нивелировки производились при помощи плотничного ватерпаса длиною 1½ аршина с отвесом. Из этих 17 нивелировок вычерчено 14, в остальных только вычислена высота. Нивелировки имели целью определить высоту весеннего половодья Енисея, высоту прилива в Енисейской бухте, рельефа кекуров, характер рельефа тундры и Бреховских островов и определения быстроты таяния вечной мерзлой почвы на Бреховских островах. В дневнике, как уже сама форма изложения указывает, является ряд повторений; к тому же веденный во время тяжелой и утомительной экскурсии (Иннокентий Александрович упоминает о льде и холоде, несколько раз во время работы он подвергался снежным бурям и т. п.), этот, как и всякий другой геологический дневник, не был написан так, чтобы его без всякого изменения возможно было печатать, а потому по прочтении мне пришлось сделать в нем следующие изменения. Я расположил его в хронологическом порядке, как он велся, только в трех местах уклонившись от этого порядка; - при описании тех обнажений, которые И.А. Лопатин описывал два раза - именно, обнажения около с. Селянкина, которое он описал при проездке вниз по реке 21-го июня и потом поднимаясь вверх по Енисею; обнажения около устья Гольчихи были тоже осмотрены два раза; и далее, при возвращении от Дорофеeвcкогo мыса к Муксунинскому мысу, Иннокентий Александрович проехал во второй раз мимо Бреховских островов. Поэтому все обнажения, которые были описаны два раза в разное время, у меня соединены вместе. Обнажения, которые описаны в дневнике в некоторых случаях начиная снизу, в других же случаях сверху - я переделал и описал их все, начиная с верху. Кроме того, по данным дневника, т.е. по измерениям длины веревкою, а угла наклона компасом, я вычислил вертикальную высоту обнажений графическим способом, в данном случае достаточно точным. Вот все изменения, которые я позволил себе сделать в дневнике. Вообще же по возможности сохранял его редакцию; поэтому вышеупомянутые обработанные коллекции - как палеонтологические, так и петрографические - не ввёл в дневник, а в соответствующих местах вставил в виде примечаний, со ссылкой - кем обработан материал, как увидит читатель ниже. Ввиду того, что богатый материал, собранный И.А. Лопатиным, разбросан по всему дневнику и читателю, желающему ознакомиться с известными отложениями или явлениями, необходимо было бы прочесть весь дневник, я счел нужным составить краткие сводки по отдельным образованиям. Таким образом, читатель найдет в этой части предисловия главные результаты работы И.А. Лопатина. Прежде чем перейти к общей сводке дневника, позволю себе кратко упомянуть, насколько мне известно, о далеко небогатой геологической литературе Туруханского края. Первые сведения о нем можно найти в карте Ремезова, окончательно обработанной им в 1701 году, но представляющей как бы новое и обработанное издание ранее существовавшего Большого чертежа Сибири [Миддендорф, 1860]. По-видимому Витзен пользовался для издания своей карты Сибири картою Ремезова. Академик Мессершмидт с 1719 по 1726 год путешествовал по Сибири и сделал очень важные для топографии Туруханского края астрономические определения. Камчатская или правильнее Северная экспедиция 1733-1743 гг. дала некоторый материал для точного знания Енисея. Один из участников этой экспедиции Минин [Соколов, 1851] сделал много съемок Енисея ниже гор. Туруханска. В 1773 году, спутник Палласа, Зуев посетил Енисей до с. Селянкино. В 1842 году Енисей посетил Миддендорф. Хотя он проехал по Енисею зимою, но исследования его в Таймырском крае не остались без влияния на геологии Туруханского края. Спустя два года после экспедиции Миддендорфа Енисей посетил Кастрен с целью изучения наречий туземцев. Затем следуют две экспедиции: Ф.Б. Шмидта и И.А. Лопатина в Туруханский край. Надо заметить, что экспедиция И.А. Лопатина является для геологии этого края чрезвычайно важной уже потому, что все предшествовавшие экспедиции преследовали совершенно другие цели, как например, экспедиция Миддендорфа, Палласа, Кастрена; экспедиция же Лопатина имела главной своей целью геологические исследования. Результатом этих экспедиций являются уже вышеупомянутый труд Ф.Б. Шмидта и его предварительные сообщения и письма в Академию Наук и сообщения И.А. Лопатина в Географическом Обществе. Замечу здесь, что И.А. Лопатин исследовал в 1867 году Подкаменную Тунгуску, причем также тщательно собирал геологический материал. - Дневник и карта этой экспедиции, к сожалению, не изданы, но я имел возможность воспользоваться картою Енисея от устья Подкаменной Тунгуски до с. Нозимова для точного нанесения отложений. Из экспедиций бывших после экспедиции И.А. Лопатина и Ф.Б. Шмидта, упомяну об экспедиции Норденшельда и об экспедициях геологических партий, отправленных для исследования прилегающей полосы строящейся Сибирской железной дороги, которые захватили отчасти район, исследованный И.А. Лопатиным [Ячевский, 1894]. Кроме вышепереименованных трудов экспедиций - есть еще целый ряд сочинений в которых трактуется отчасти о геологии этого края, а именно в описаниях Енисейской губернии и Туруханского края, как например, описание А.П. Степанова, С.Л. Чудновского [Чудновский, 1885], Третьякова [Третьяков, 1869], Латкина [Латкин, 1892]... Полный текст: http://www.evgengusev.narod.ru/enlit/lopatin-1897.html
| |
|
|
|
| Подполковник
|
Сообщение: 46
Настроение: пенсионно-ностальгическое
Зарегистрирован: 03.05.11
Откуда: Россия, Северодвинск
|
|
Отправлено: 20.11.11 21:09. Заголовок: О Герое Советского Союза Андрее Ивановиче Андрееве.
В журнале "Братишка", ноябрьский номер 2011 года страницы 44 - 48, опубликована статья Игоря Софронова "Огнём и мечом" о подвиге морских пехотинцев 384 отдельного батальона морской пехоты ЧФ под командованием Константина Федоровича Ольшанского 26 - 28 марта 1944 при десанте в порту Николаева. На странице 47:"...Вывод комиссии был однозначным: то, что совершили десантники Ольшанского, есть настоящий подвиг. 20 апреля 1945 года был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР, в соответствии с которым всем 55 морским пехотинцам - живым и павшим - было присвоено звание Героя Советского Союза. Случай единственный за всю историю Великой Отечественной войны!
Из 11 выживших в том аду десантников (пробравшийся через линию фронта Лисицин и десять оставшихся в живых к моменту освобождения порта) трое умерли от ран. Двое погибли в последующих боях летом 1944 года. До Победы довоевали шестеро.
В марте 1964 года все они стали почётными гражданами Николаева. И не раз в День Победы и годовщину освобождения города встречались друг с другом в сквере, где похоронены их боевые друзья. И который носит имя...68 героев - десантников.
Почему шестидесяти восьми? Откуда взялась эта цифра? Её когда-то запустили в обиход журналисты, приплюсовав к морским пехотинцам солдат-сапёров, отправленных Ольшанским обратно после развала лодки у Сиверсова маяка, и непонятно откуда взявшегося в составе десанта проводника-лоцмана, жителя села Богоявленск Андрея Ивановича Андреева.
Этой неточности ветераны 384-го отдельного батальона морской пехоты сначала не придали значения. Но, как это нередко бывает, легенда была подхвачена, усилена, повторена многократно. И в конце концов стала былью. Да такой убедительной, что 8 мая 1965 года,как раз на 20-летие Победы, Андрею Ивановичу Андрееву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
А существовал ли он на самом деле? Скорее всего проводник действительно был. Но не по Южному Бугу до николаевского порта, а тот, что пытался провести роту Ольшанского через минное поле во время боя у Широкой Балки 22 августа и сам погиб при этом.Односельчане знали, что он ушёл с моряками, домой не вернулся. Остальное додумали."
Прочитал такое и залез в "Википедию" и на сайт "Герои страны" там об Андрее Ивановиче Андрееве написано со-о-о-всем по другому. Да и сам Софронов пишет на стр. 45, что Андреев вызвался 22 марта 1944 года провести через минное поле на помощь вырвавшимся вперёд морпехам, над которыми нависла угроза окружения, резерв комбата Котанова. "При проходе через минное поле парень подорвался и погиб".
Так и хочется автора спросить: "Уважаемый, Вы через минное поле, хоть раз в жизни, ходили? Вы действительно считаете, что местный житель, ДОБРОВОЛЬНО вызвавшийся быть проводником через минное поле подразделению Красной Армии, спешашему на выручку братишкам, над которыми нависла угроза окружения, не достоин присвоения звания Героя?"
| |
|
|
Отправлено: 20.11.11 21:34. Заголовок: Спасибо, Евгений!
Спасибо, Евгений! Андреевых и Мироновых, своих прямых родственников, участников Великой Отечественной войны, я упоминал пока только в теме ДЕНЬ ПОБЕДЫ: Поклонимся и павшим и живым! А об Андрей Ивановиче я читал только статью на упомянутом вами сайте http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2961 Что касается статей в Википедии, то там их пишут разные люди, в том числе и анонимы-вандалы, и лица, страдающие словоблудием. Я, лично, стараюсь публиковать только статьи на основании проверенных фактов, и чаще всего для достоверности просто цитирую ключевые фразы, а иногда и целые фрагменты текста, из первоисточников... | |
|
|
Отправлено: 21.11.11 09:13. Заголовок: Вы не поверите, но в..
Вы не поверите, но в освоении Русской Америки - Аляски по крайней мере один Андреев, но принял участие... Летопись Аляски ...Настало время, когда новый золотой клад был открыт на самой границе владений Российско-Американской и Гудзонбайской компаний. Горный инженер Андреев не зря был послан из Ново-Архангельска на реку Стахин (Стиккен). Верховья и среднее течение реки находились в Канаде, устье Стахина было владением Российско-Американской компании, отданным во временную аренду Компании Гудзонова залива. Срок аренды как раз в это время кончался. Золотые россыпи Стахина в 1862 году уже разрабатывались первыми старателями. Когда Андреев высадился на устье реки, он увидел сотни палаток и древесных шалашей, в которых жили приискатели. Толпы аргонавтов шли через земли Русской Америки к золотоносной реке, катившей свои волны меж ледяных стен. Против устья Стахин в море стоил иноземный военный корабль. Его команда безуспешно пыталась установить порядок, нарушенный с приходом разноплеменной толпы первенцев стахинского золота. Стахинские золотоискатели не уважали прав местных индейцев, которые считались русскими подданными. Нужно сказать, что когда-то русские люди спасли одного тойона с реки Стахин, которого взяли в плен индейцы острова Баранова. С тех пор и установились особенно дружественные отношения Ново-Архангельска с туземцами Стахина. Поэтому стоило лишь горному офицеру Андрееву предложить индейцам восстановить спокойствие на устье Стахина, как стахинцы избрали главного тойона и постарались уладить миром все ссоры с белыми старателями. Однако приискатели на Стахине не желали признавать русской власти. Они даже подбили губернатора Виктории, чтобы он содействовал утверждению старательских заявок не только на землях Стахина, но и на остальной территории Русской Америки. Стахинские аргонавты использовали в своих целях и печать Виктории. Устами их говорила ванкуверовская газета: «Имея в своих руках страну, богатую золотом, мы должны владеть и соседним с ней берегом...» Инженер Андреев убедился в том, что дело может дойти до вооруженного столкновения со стахинскими старателями: так настойчивы были они в своих стремлениях к захвату новых земель. Андреев стал просить Ново-Архангельск о посылке русского корабля к устью Стахипа. Обстоятельства не позволили хотя бы на короткое время отозвать крейсер из состава русской эскадры Тихого океана. Что оставалось делать Российско-Американской компании для того, чтобы удержать устье Стахина в своих руках? Компания немедленно продлила договор с Компанией Гудзонова залива на аренду части Стахина. Таким образом, подтвердилось исконное право русских на владение областью Стахина и уладились все недоразумения, которые могли бы привести к столкновениям с искателями золота... http://www.orlovsergei.newmail.ru/Bookshelf/Markov/Alaska.htm ... на Аляске, когда в 1862 году царский чиновник Павел Петрович Андреев отправился проверять деятельность иностранных золотоискателей на реке Стахин, его байдара была обстреляна местными. Но узнав, что стреляли они по русским, «извинились, заявивши, что они не думали, что мы русские, что они привыкли видеть русских, едущих на пароходе, что приняли нас за англичан или французов, которых они ненавидят за их жестокое обращение с ними, а потому они и стреляли». Это очень характерный эпизод русского пребывания в Америке... http://kuraev.ru/smf/index.php?topic=437120.0;wap2 Северная Америка. Век двятнадцатый ...В донесении от 24 августа 1862 г. Фуругельм сообщал в Главное правление, что после возвращения своего помощника он направил 4 июня на стикинские прииски инженер-технолога П.П. Андреева с партией из 11 человек на тлинкитском каноэ, который возвратился в Ново-Архангельск 20 числа. На приисках Андреев пробыл всего 4 дня, за которые ему удалось намыть лишь 5 золотников (26 г.) золота. Месторождение на Стикине оказалось бедным и располагалось не ближе 165 миль (264 км) от побережья в верховьях реки: лучшие участки давали не более 5 долл. в день. Андреев донес Фуругельму, что между прибывавшими к устью Стикина иностранцами и местными индейцами часто вспыхивали ссоры, которые порой сопровождались грабежами и даже убийствами золотоискателей. Особенно встревожило главного правителя сообщение о том, что тлинкиты уверяли иностранцев, будто бы совершают свои преступления по приказу русского колониального начальства. Для предотвращения дальнейших беспорядков Фуругельм отправил к устью Стикина вооруженный пароход "Александр I" под командованием капитан-лейтенанта B.C. Хохлова. Обострение обстановки в устье Стикина, убийства и грабежи британских подданных встревожили и английскую сторону: контр-адмирал ; сэр Томас Мэйтлэнд послал военный шлюп "Дивэстэйшн" ("Devastation") под командованием Дж.У. Пайка для переговоров с Фуругельмом в Ново-Архангельск. Они прошли успешно: стороны договорились координировать свои усилия по пресечению возможных конфликтов в устье реки и любую англо-русскую конфронтацию на побережье. В отличие от воинственных колонистов и золотоискателей официальные британские власти и руководство КГЗ стремились сохранять достаточно доброжелательные отношения с русскими перед угрозой экспансии со стороны США на Северо-Западном побережье Америки. Чтобы окончательно убедиться в бесперспективности золотых приисков на Стикине, И.В. Фуругельм в начале мая 1863 г. вновь отправил туда партию старателей под руководством П.П. Андреева на зашедшем в Ново-Архангельск военном корвете "Рында". 8(20) мая корабль прибыл к устью Стикина. Отсюда вверх по реке для разведки была отправлена на байдаре партия, состоявшая из лейтенанта корвета А. Перелешина, инженера П.П. Андреева, американского профессора У.П. Блэйка, шести матросов и лоцмана-тлинкита. Байдара возвратилась 19(31) мая без одного матроса, утонувшего в стремнинах реки в 128 милях от ее устья, и без индейского лоцмана, дезертировавшего на обратном пути. 23 мая (4 июня) корабль снялся с якоря и отправился в Ново-Архангельск, прихватив туда в качестве пассажиров 8 английских золотоискателей, которых затем доставили в Викторию. Сопровождавший экспедицию Андреева на прииски в 1863 г. профессиональный геолог Ульям Блэйк оставил довольно подробное описание бассейна Стикина. Он был взят на борт корвета "Рында" еще во время посещения Японии, где работал в качестве корреспондента одной из калифорнийской газет, и возвратился на нем в США. Участником экспедиции на Стикин Блэйк стал по любезному приглашению капитана корвета В.Г. Басаргина. По данным американского профессора, к весне 1863 г. прииски здесь были почти уже полностью выработаны, а из 90 золотоискателей, зимовавших на Стикине, 9 человек умерло от цинги и лишений; остальные же намеревались вскоре покинуть негостеприимный край. Блэйк отмечал, что индейцы принесли им несколько довольно крупных золотых самородков с севера, с р. Таку, впадавшей в океан в русских владениях. Но эта информация американского геолога не заинтересовала ни администрацию русских колоний, ни руководство РАК, хотя именно вблизи устья этой реки впоследствии (в 1880 г.) было обнаружено одно из богатейших месторождений драгоценного металла и возник город Джуно - столица современного штата Аляска. Ознакомившись с результатами похода Андреева к верховьям Стикина, Фуругельм направил в Главное правление депешу, в которой призывал отказаться от дальнейших попыток разрабатывать золото в британских владениях из-за очень сильного течения реки, трудностей навигации, отдаленности приисков и слабого выхода золота. Не случайно, как указывал Фуругельм, британские старатели уже практически оставили этот район. На этот вопрос об участии РАК в добыче стикинского золота оказался фактически закрыт... http://america-xix.org.ru/library/grinev-klondike/3.html | |
|
|
Отправлено: 21.11.11 09:27. Заголовок: Нашлись и воспоминан..
Нашлись и воспоминания Андреева П.П.
РУССКАЯ АМЕРИКА
1862 — 1863
Стахинская экспедиция
В один из апрельских воскресных дней 1862 г. я стоял у обедни в соборной церкви города Ново-Архангельска, главного центра бывших русских колоний на северо-западном берегу Северной Америки и уступленных, в мае 1867 г., правительству Соединенных Штатов за 7,25 миллионов долларов. Настоящее название этой местности Аляска-Территория. Вид Ново-архангельского порта прилагается при этой книге.
В средине обедни я был приглашен тогдашним главным правителем колоний, капитаном 1-го ранга Иваном Васильевичем Фуругельмом, ныне адмирал, для каких-то переговоров. При входе моем в кабинет главного правителя или губернатора, как тогда называли, И. В. сказал мне: “вот в американской газете Echo du Pacific пишут, что в реке Стахине найдено золото в большом количестве, так что каждый золотоискатель добывает чуть не 20 долларов в день; я хочу предложить вам отправиться туда, во первых, потому, что нельзя же нам не знать, что делается в селении Стахине, принадлежащем России, селении, чрез которое следуют все золотоискатели, и во вторых, потому, что если вы увидите, что действительно золото есть, то не замедлите приступить к его добыче”.
Надо было вообразить мою радость, что представился случай отправиться в путешествие, и к тому же я считал за большую честь, что выбор пал на меня, и, конечно, выразил свою полную готовность отправиться туда, куда начальство прикажет (Я был стипендиатом Главного правления российско-американской компании и, по окончании курса в С.-Петербургском технологическом институте в 1860 году, немедленно был отправлен туда кругом света на службу. Родился же я в Калифорнии, селении Росс, в заливе Бодега. Это селение до 1839 года также принадлежало России. Мы там сеяли пшеницу, а американцы нашли громадные залежи золота. Теперь тут, по близости, богатейшие города Сан-Франциско и Сакраменто. – прим. А.)
На основании моих переговоров с главным правителем, я немедленно приступил к сформированию экспедиции. Надо заметить, что предстояло дело не легкое, отчасти даже рискованное, приходилось проплыть на простой рыболовной байдаре (большой лодке) слишком 400 морских миль, проливами, населенными дикарями индийского племени, калюжами или колошами, как их называли.
Итак, выбравши хорошую байдару, оснастив ее как следует, надо было подумать как о составе экспедиции, так и о провизии, которую приходилось взять. В мое распоряжение даны были 6 человек солдата одного из сибирских линейных батальонов, 4 человека рабочих и 1 толмач (переводчик). Провизия наша состояла из 1 пуда чая, 10 пудов сахару, 35 пуд. черных и 5 пуд. белых сухарей и 10 ведер гамбургского рому. Другого ничего не дано, в предположении, что, раздобывши золото, можно будет купить на приисках все, что угодно. Рассчитывая, что по прибытии в селение Стахин, в такой посудине, как наша тяжелая байдара, невозможно будет подниматься в реку Стахин к месту россыпей, взято было еще для покупки легкого дикарского бата 20 шерстяных одеял, 10 кусков ситцу и 20 пакетиков киновари-вермильону, краски, чем дикари красят себе лицо.
22-го мая 1862 года мною было получено следующее предписание:
— “Получив подробные сведения об открытии золотых россыпей по реке Стахину и о стечении туда иностранцев-золотоискателей, — возлагаю на вас нижеследующее поручение:
1) Приняв от порта 10 человек служителей компании и шлюпку, отправьтесь с ними колошенскими проливами к устью р. Стахин, по прибытии куда передайте шлюпку колошенскому тоену (Один из представителей аристократии диких. – прим. А.) на сохранение и купите колошенский бат, на котором должны вы подняться вверх по реке Стахин к тому месту, где в настоящее время находятся партии золотоискателей.
2) По прибытии к месту узнайте все постановления, которые существуют и могут быть между промышленниками, и соблюдайте их в точности, избегая тем всяких столкновений.
3) Выберите место поодаль от иностранцев и приступите немедленно к промывке золота, которую продолжайте как только возможно долее, имея в виду, что вы должны возвратиться в Ситху с командой своими средствами, без всякой помощи от порта.
Во время следования вашего к месту назначения выбирайте для ночлегов преимущественно отдельные острова, дабы тем оградить себя от нападений дикарей врасплох; имейте постоянно часового, который должен быть поставлен в некотором отдалении от палатки и по тому направлению, с которого можно ожидать нападения.
Во время жительства на приисках имейте также часового, ибо, не говоря уже о дикарях, партии золотоискателей есть выжиги всех наций, которые не упустят случая обокрасть вас.
Как только представится возможность иметь свежую провизию, продовольствуйте команду и главное заботьтесь о здоровье (Со мной была аптечка с самыми необходимыми лекарствами. – прим. А.) вверенных вам людей, потому что от сего последнего зависит успех экспедиции вашей; с этою целью не дозволяйте команде спать на голой земле и заставляйте их просушивать платье после ненастья.
Для поощрения к работе назначенных в распоряжение ваше людей, обещайте им десятую часть из заработанных ими приисков золота; вам же, как руководителю, я назначаю в вашу пользу восьмую часть изо всей заработки.
По невозможности предвидеть все, что может встретиться, я предоставляю вам действовать по своему усмотрению сообразно обстоятельствам, будучи уверен, что нашел в вас человека благоразумного и смелого — два качества, необходимые в начальнике, для успеха в подобных экспедициях. Главный правитель колоний капитан 1 ранга Фуругельм. Секретарь Кошкин”.
Получив это предписание и вооружившись как сам, так и команда винтовками и револьверами, мы после прощаний и напутственного молебствия отправились, 4 июня 1862 года, в экспедицию.
Необходимо заметить, что всегда, когда по каким бы то ни было надобностям приходилось посещать колониальные проливы, администрация снаряжала пароход под командою флотского офицера при приличной обстановке, состоящей из воинской команды и внушительных орудий и конгревовых ракет. Настоящая же экспедиция под моей командой впервые отправилась, справедливо говоря, при мизерной обстановке, на авось, будь что будет.
Путь наш лежал проливами Малым и Большим Погибшими, Чатам, Кековским, Дюка-Кларенс и Стахинским. Во всех этих проливах рыщут дикари для рыбной ловли, сушки рыбы, посещения друг друга и проч. Понятно, что байдара наша на веслах, при путном ветре, под парусами, под флагом Российско-американской компании (Русский купеческий с двуглавым орлом на белой полосе. – прим. А.), производила на колош своего рода впечатление. Одни удивлялись, другие боялись, третьи намеревались ограбить, четвертые радовались появлению русских совершенно запросто. До селения Кеку я никуда не заезжал, останавливаясь ночевать, где Бог велел,
Селение Кеку, в которое мне необходимо было завернуть для покупки бата, расположено на пересечении проливов Чатама и Фридрихзунда. С этого места начался ряд беспокойных ночей и разных тревожных сцен. В ночь, пред вступлением на широкую водную площадь пролива Чатам, дикари начали давать нам чувствовать, что мы в дикой враждебной стороне. С умыслом или без умысла они начали приучать меня к свисту пуль, пролетавших около нашего ночлега. Само собою разумеется, что первая же здесь ночь проведена была без сна. На утро, перекрестившись на все четыре стороны, мы начали переплывать пролив, шириною до 12 миль. Спустя некоторое время, снова начались выстрелы по нашей байдаре, — тогда я приказал толмачу прокричать показавшимся вновь кековцам, что мы русские, разве они не видят флага. Действительно, эта мера произвела свое действие. Гребля была остановлена, паруса убраны; к нам подъехало на двух батах человек до 30-ти кековцев. Поздоровавшись и попотчивавши их ромом и сухарями, я спросил, что означают ночные и настоящие выстрелы. Они в ответ извинились, заявивши, что они никак не думали, что мы русские, что они привыкли видеть русских, едущих на пароходе, что приняли нас за англичан или французов, которых они ненавидят за их жестокое обращение с ними, а потому они и стреляли. Оставшись довольны переговорами и расставаясь с ними, мы направились в самое селение. Снова недоразумение. На берегу стоит малюсенькая крепостца. Это есть не что иное, как досчатый сруб или большой ящик, в котором понаделаны дыры, из которых торчали концы ружейных стволов. Снова приказываю объявить толмачу, чтобы они не смели стрелять, не боялись бы нас, потому что мы русские и плывем в Стахин в гости. Подойдя к крепостце и вышедши на берег, мы были встречены всеми живущими в селении, которых числом было не более ста человек. На мой вопрос, где же остальные жители, получил ответ, что все уехали в летник, т. е. летнее пребывание в месте, богатом рыбою и удобном для приготовления юколы, т. е. сушеной рыбы. Угостивши главных тоенов ромом, а тоенш чаем с сухарями, направились далее в сказанный летник. Путь лежал кековским проливом, по которому из европейцев никто не проходил, разве только мореплаватель Кук. Пролив этот настолько мелководен, что ежечасно приходилось выскакивать за борт, чтобы протаскивать свою байдару. Птиц в этом проливе видимо-невидимо. Если при ветерке громадная стая поднималась к перелету, то мы буквально были засыпаемы пухом. Птицы разные: гуси, утки, гагары, куропатки, рябчики, вороны. Из Кековского пролива мы вступили в пролив Дюка-де-Кларенс, на пересечении которого с Стахинским проливом и находился летник. Здесь мы остановились ночевать; утром я купил большой бат за товар, специально для того взятый, с придачею одного ведра рому. Я сказал “ночевать” в смысле дежурства ночью, спать же было нельзя и довольно рискованно, так как кековцев было несколько сот человек. Остался же я здесь силою обстоятельств, не зная местных условий убыли воды. Оказалось, что вслед за нашим прибытием вода начала убывать настолько скоро и сильно, что наша посудина осталась наверху как бы на краю пропасти. Убыль была слишком 25 фут. Купивши бат и взявши его на буксир, мы признали за лучшее перебраться на другую сторону пролива, для осмотра и исправления покупки.
Все эти дни шел проливной дождь, промочивший нас до мозга костей.
Толмач Павел, принявший православие еще в детстве, говорить мне: “я попробую пошаманить, авось будет ясно”. “Шамань, сколько угодно”, отвечаю ему. Он берет винтовку, убивает на лету какую-то птицу, треплет ее, напевая что-то по дикарски. В это время ветер переменился, и быстро появившееся ясное солнышко согрело и высушило нас. Надо заметить, штука эта мне стоила немало хлопот; в моей экспедиционной семье произошел религиозный диспут, который я едва прекратил, проклиная свое разрешение на шаманство.
Приспособивши купленный от кековцев бат и буксируя его, мы поплыли при прекрасной погоде и попутном ветре Стахинским проливом. На вторые сутки пред нами открылся громадный залив, на берегу которого расположено селение Стахин (бывший русский форт св. Дионисия); здесь жило самое богатое, сильное, многочисленное и воинственное из всех племен, населявших архипелаг. При виде нас, тотчас было заметно на берегу особое движение. Надо прибавить, что племя это, благодаря частому посещению его англичанами, было достаточно развито. Увидав на корме моей байдары флаг Российско-американской компании, они нашли необходимым принять нас как добрых соседей и гостей. В расстоянии версты уже начался салют, но не холостой, как принято у образованных народов, а свинцовый. Делать было нечего, приходилось отвечать и я приказал салютовать из 10-ти винтовок тоже пулями. Подъехавши к берегу, я отрапортовал, что мы за люди, зачем прибыли и что намерены делать. Отобрав от моей команды оружие и перевязав его веревками из древесных корней, стахинцы пригласили меня и команду пожаловать на обед к их главному анкау, т. е. военачальнику, по имени Шекш. Господин этот, представлявшийся на вид столетним старцем и к тому же слепцом, одет был в миткалевые рубаху и кальсоны, имея поверх накидку, состоявшую из синего шерстяного одеяла, окаймленного красным сукном. Не могу забыть его характерной бороды из трех длинных волосков. Теперь, когда читаешь или слышишь о трех бисмарковских волосках на голове, я всегда вспоминаю почтенного Шекша. Хотя общего тут ничего нет, тем не менее вспоминается. Приняты мы были в барабаре, т. е. доме, в котором жил военачальник со своим семейством. Мне подали старое кресло, а команде длинные скамейки. Началось угощение. Я, как русский анкау, и Шекш, как индейский, в знак равенства, должны были пить виски (американская водка) из одного стакана. Хотя и было мне тошнехонько, смотря как старый слепец слюнявил стакан, но делать было нечего, надо было показывать дружественные отношения. Команда же пила из общей чаши, представлявшей собой кострюлеобразную коробку, плотно сотканную из древесных корней, называемую ишкат. Меню обеда: нура или сушеная черная морская капуста и рисовая каша, очень любимая дикарями. Результатом такого угощения было то, что моя команда напилась до положения риз.
Пока команда отдыхала, я с толмачом отправился осматривать Стахин и делать визиты, между прочим, к молодому Шекшу, наследнику стахинского князя, племяннику старика с трехволосной бородой. У дикарей управление селением, за смертью владетельного князя, переходит не к сыну, а к старшему племяннику.
Молодой Шекш принял меня любезно и, узнав о цели моего путешествия, напросился сопровождать меня вверх по реке, т. е. быть лоцманом. При прощании с ним мы условились отправиться на другой день. Не тут-то было. Оригинальное обстоятельство задержало нас на два дня. Получилось известие, что в селении Кайган умер родной брат Шекша.
У североамериканских дикарей существует обычай, что если кто из них поехал в гости или по торговым делам в другое селение и там умер, то голова покойника должна быть отправлена на родину, а тело сожжено на месте смерти. Так и в настоящем случае: тело брата Шекша было сожжено в Кайгане, а голову кайганцы послали в Стахин. Вот, в ожидании этой-то головы мы и не могли пуститься в дальнейший путь.
Опишу церемонию похорон головы.
Голова была привезена на бату в ящике, называемом калугой. Встречена она была с большим почетом и салютом. По вынутии из калуги, голова была принесена и положена на приготовленный костер; когда растопки и сухие ветви были зажжены, началось душу раздирающее пение, скорее неописуемый вой или что-то в этом роде, при своеобразной пляске шести женщин в желтых шелковых платьях. По сожжении, зола была собрана в кучку и уложена в памятник, состоявший из шкафика на четырех высоких столбах, врытых в землю.
Поминки заключались в измельчении оставшегося имущества, из шерстяных одеял, ситцу, миткалю, медных листов (тын) и даже муслину, разделе между земляками и родственниками этого добра и, в конце концов, в выпивке до чертиков, потому что вечером стахинцы, под влиянием поминок, начали стрелять пулями куда попало и тем лишили нас возможности подышать чистым воздухом.
Ночью меня будит мой толмач и говорит, что молодой Шекш просит пороху. Зачем? Салютовать при удушении 1 женщины и 2 мужчин, которые якобы должны сопровождать покойного на тот свет и там исполнять роль прислуги. Позвал к себе Шекша и, насколько сумел, убедил его, что он не имеет никакого права распоряжаться чужой жизнью вообще и в данном случае в особенности, что покойнику не нужна прислуга, что христиане этого не делают, одним словом, своей проповедью настолько повлиял на ум и сердце просителя пороха, что, по-видимому, по крайней мере, мне так показалось, процесса удавления не должно было последовать. “Хорошо, — сказал молодой Шекш, — я согласен, но что скажут старшины?” Действительно, часа через два снова приходит Шекш и заявляет, что старшины уступают мне в том, что не будут давить трех человек, а одного непременно, причем Шекш сказал мне, что если я не соглашусь, то стахинцы, во всяком случае, совершат обряд, и непременно, над тремя существами, так сказать, на зло мне, но если они просят как бы дозволения на удавление одного человека, то, по получении моего согласия, они исполнят свое слово и тем, по их мнению, им будет казаться, что они сделали для меня большое одолжение. Положение мое было, в высокой степени, неприятное, — отправился на золотые прииски, а тут разрешай вопрос об отнятии жизни у человека. Подумав, что лучше спасти двух человек, нежели, оказавши сопротивление, рассердить стахинцев и тем заставить задавить троих, я начал упрашивать, что уж если надо задавить кого-нибудь, то пусть давят только не молодого, а кого-нибудь из очень старых или безнадежно больных. Выбор пал на одну старуху, лет 80-ти, которую на другой день утром и задушили.
По окончании такого прискорбного обряда, молодой Шекш объявил мне, что он теперь свободен, почему мы и порешили отправиться на завтра в реку Стахин, причем просил, чтобы в наступающую ночь я дозволил себя пошаманить для благополучного плавания. Надо сознаться, что, поживши между дикарями, я как будто и сам начал дичать, почему и изъявил свое согласие, с большим интересом ожидая вечера.
В 11-м часу вечера меня потребовали к шаману, живущему в такой же барабаре, как и остальные дикари. По средине барабары горел маленький костер, в четырех углах висели бубны, напоминающие наши литавры. Когда меня усадили на скамейку, начались удары в бубны при диком пении каких-то молитв и вытрясении почти двух корзин птичьего пуху. Пух этот, разлетаясь по барабаре, садился на меня и залезал мне в рот, уши, глаза, что было крайне неприятно. Странное и отчасти страшное пение продолжалось часа два. Затем птичьими крыльями смахнули с моего лица пух и надели на шею и обе руки плетеные веночки из корней. Этим окончился обряд шаманства, причем молодой Шекш сказал, что шаман желает мне счастливого пути.
Утром рано двинулись мы в реку Стахин.
В устье мы встретили человек до ста золотоискателей разных племен и наречий, копошившихся на берегу со своими лодченками, на которых им приходилось подыматься вверх. Тут же стоял пароход William Moor, пришедший из порта Симсон, принадлежавший Гудзонбайской компании и привезший пассажиров, газеты и провизию. Когда я спросил капитана парохода стоит ли подыматься, есть ли золото, он мне показал стаканов шесть, наполненных золотом, уверяя, что это стахинское золото. Впоследствии оказалось, что это была своего рода приманка, приохочивание к подъему. Ему, как купцу, выгодно было побольше ртов в месте россыпи, так как у него были устроены там магазины с водкой и закуской; показываемое же им золото было из реки Фрезер.
Много ли, мало ли золота, мне, во всяком случае, надо было ехать. Устье реки очень широкое, вход в реку живописный и величественный. Вся река протекает между двух рядов гор; быстрота большей частью доходила до 10 узлов течения, т. е. до 17 фут в 1 секунду. Мы плыли, гребя десятью веслами, с большим трудом, местами поднимались посредством отнесения троса или толстой веревки из манильской пеньки вперед, привязывая ее за дерево и затем притягиваясь по ней к дереву и т. д. В реке, имеющей, как вообще все золотоносные реки, молочный вид, водится вкусная рыба в роде нашей лососины, по берегам рыщет много черных медведей, в лесах громадное количество рябчиков и куропаток. По правому берегу встречаются красивые глечеры, на левом же берегу горячие ключи. На девятый день подъема мы подошли к самому опасному месту в реке — водяному порогу или возвышению. Иностранцы, большею частью, за известную плату, проходили это место на буксире парохода, у меня же денег не было, следовательно, в силу такого обстоятельства надо было решиться броситься на веслах; на бичевой невозможно было, потому что порог окаймлен двумя совершенно отвесными скалами; длина этого порога до полуверсты, ширина 20 — 30 саж. Мы пустились в порог налегке, так как провизия была нами предварительно перенесена через горы, по ту сторону порога.
С помощью Бога нам удалось благополучно переплыть это страшное место. До нашего прохода как здесь, так и в реке, погибло несколько золотоискателей, только кресты там и сям были немыми свидетелями преждевременной гибели искателей приключений.
На тринадцатый день я достиг россыпей и как всякий вновь прибывающий занял на счастье первое лопавшееся удобное место на берегу реки. Раскинута была палатка и на другой день приступили к устройству приспособлений для промывки; надо было устроить, по крайней мере, два вашгердика для промывки земли, лежащей близь берегов, так как в самых берегах золота не было. Из полученного черного песка или шлиха, амальгамационным путем, т. е. при посредстве ртути, приходилось вылавливать золотые песчинки. Это делается у американцев так: берется железная сковорода или лучше таз с наклонными стенками, кладется вымытый шлих и чрез замшу по верху песка прыскается ртутью. Мельчайшие частички ртути, при трясении сковороды, благодаря своему весу, стараются добраться до дна сковороды, увлекая или растворяя встречающееся на пути мучнистое золото. Надо заметить, что эта трудная работа производилась, сидя на корточках у воды, так как при трясении сковороды необходимо, по мере осаждения золотой амальгамы, водою сливать шлих вон в реку. Вот таким способом иностранцы добывают себе золото во всех реках, впадающих в Тихий океан в С. Америке. Оставшаяся на дне сковороды золотая амальгама прожимается через замшу и образовавшийся мягкий белый кусочек нагревают на железном листе, ртуть улетает, кусочек желтеет и получается, наконец, золото. Команда моя занималась промывкой земли, а я собственно улавливанием ртутью золота. Работа продолжалась 4 дня и добыто было до 10-ти золотников золота. На четвертый день вода в реке поднялась и затопила россыпь.
Вышло, что мы здесь погостили, отдохнули, на людей посмотрели и себя показали. Приходилось возвращаться, что и исполнено на другой день.
Как выше упомянуто, мы достигли, при трудной гребле, россыпей в 13 дней, работая по 12 часов, т. е. в 156 часов, спустились же в шестнадцать часов. Вот какая быстрая река...
Продолжение следует...
| |
|
|
Отправлено: 21.11.11 09:29. Заголовок: Окончание. Начало в ..
Окончание. Начало в предыдущем сообщении. ...В Стахине свирепствовала страшная оспа (petite verole), отчаяние стахинцев было полное, к тому же умер старик Шекш, горячо любимый своими подданными. Когда он страдал сильною ломотою в спине, то проезжавший английский доктор дал ему втирание (нашатырный спирт с вератрином, как мне потом рассказывали). Старику бы надо было втирать, а родные посоветовали принять ему внутрь. Ясно, что он умер и тогда дикари, полагая, что англичане его отравили, поклялись мстить всем белым. Надо было представить наше положение; нежданно, негаданно попали в кавардак. Дно у байдары нашей было уже пробито и нам было подсказано молодым Шекшем, который очень полюбил меня, чтобы мы были осторожнее и как можно скорее убирались. Рад бы в рай, да грехи не пускают! Пока чинили байдару, заболела чем-то молодая жена Шекша. Он, зная и видя, что я лечил свою команду от запоров и тому подобных болезней, упросил вылечить и его жену. Лечить любимую жену только что вступившего в управление Стахином повелителя, в такое смутное время, было делом не легким. Ничего не понимая в диагнозе, но предполагая, что женщина эта тоже жертва оспы, и положительно не зная чем ее лечить, да к тому же в моей аптеке, по преимуществу, были только рвотные, слабительные да потогонные средства, я натолкнулся на сушеную малину и начал лечить от простуды, команде же приказал сколь возможно скорее чинить байдару. Заварив покрепче малины, я напоил ей больную и велел на ночь накрыть ее несколькими одеялами. Утром мы были готовы к отплытию, а у больной выступили на всем теле прыщики. Я, надо сознаться, перепугался, но не потерялся. Уверив Шекша, что жена спасена, благодаря скоро выступившим прыщам, лишь бы она не выходила из барабары, и простившись с стахинцами, я поплыл теми же проливами обратно. Пациентку свою я видел два года спустя совершенно здоровою, но лицо ее было достаточно испорчено оспою. По возвращении в порт Ново-Архангельск мною был представлен следующий рапорт: “Господину главному правителю российских колоний в Америке капитану 1-го ранга Ивану Васильевичу Фуругельму. Согласно предписания вашего высокоблагородия, от 22-го мая 1862 г., приняв от порта 10 человек команды, толмача и провизию, я отправился 4-го июня сего года проливами на байдаре в реку Стахин к золотоносным россыпям. В половине 9-го часа вечера, июня 10-го, я прибыл в селение Кеку, где намеревался купить бат. Но так как здесь никого не было и встретившиеся колоши сказали мне, что все разъехались по летникам для заготовки провизии, то я немедленно туда и отправился Кековским проливом, оставя Фридрихзунд и пролив Врангеля влево. В полдень 12-го июня, перейдя Стахинский пролив, прибыл к упомянутому летнику и с трудом купил бат у здешнего старшего тоена по имени Ткица. Купив бат, отправился на другую сторону пролива для его починки и подготовки, на что употреблено два дня. 16-го июня в 3 часа пополудни прибыл благополучно в Стахин, где старший тоен Куакетль Шекш принял нас как нельзя лучше. По прибытии сюда я немедленно распорядился вытащить байдару на берег, отдав ее под сохранение упомянутому тоену. На другой день я не мог оставить селение, ибо лоцман просил повременить по своим делам. 18-го июня, в 11 часов утра, я отправился в числе 13-ти человек со всей провизией к месту назначения. С 18-го по 27-е июня прошли 130 миль по вычислениям иностранцев-золотопромышленников; на этом расстоянии от устья находится порог или узкие ворота до 20-ти сажень шириною — место очень опасное, по своей быстроте и водоворотам, почему раньше, чем пуститься в эти ворота, я приказал перенести часть груза чрез горы для облегчения бата, что самое одобрил и лоцман. Хотя трудно было переходить чрез горы, но в 2,5 часа я с 8-ю человеками спустился по ту сторону ворот. Вернувшись назад, немедленно пустились на гребках, — парус и бичевая невозможны. Иностранцы говорят, что незадолго до нас потонули здесь двое, сорвавшись с рулей. В продолжение 1,5 часа мы прошли это узкое место благополучно. На другой день пошел далее и 1-го июля достиг центра россыпей. Здесь я встретил промышленников разных наций. Особенного разговора с ними не имел, — их удивляло, что я скоро поднялся и мы русские были первые, которые поднялись вверх по реке в такое короткое время, т. е. в 13 дней с таким батом и грузом. Хозяева здешних лавок утверждают, что центр россыпи находится в 165 милях от устья. Когда я спросил о богатстве и количестве добываемого золота, то узнал, что россыпи довольно бедны и золото мелко, как мука (l'or est fin comme la farine), и что самые богатые участки дают до 5 дол. в день. Тут же я узнал, что открывший золото в р. Стахине канадец T. Bog-Choquet отправился пешком за вторые ворота для отыскания настоящего месторождения золота. Эти вторые ворота гораздо опаснее первых и никто еще из промышленников не рисковал перейти их. Получив такие грустные сведения, я поднялся еще выше и 2-го июля занял место и утвердился на нем. Здесь я команде дал отдых, приказал устроить баню из парусов и брезентов и починиться; сам же наблюдал за ходом работы и за количеством золота, добываемого соседями, но видел, что работа не вознаграждала труда, и к тому усмотрел, что мне решительно трудно было приступить к промывке, ибо не было ртути, разделительных чашек и проч. Это все такие материалы, которые исключительно требуются здесь для промывки столь мелкого золота, тогда как более крупное ничего это не требует. Продав собственное свое одеяло, я купил один фунт ртути и устроил 3 вашгердика, на которых в течении 4-х дней промыл около 10 золоти, золота, — разделительной чашкой пользовался от соседей. При такой обстановке я все-таки хотел продолжать промывку несколько дней, но вода начала прибывать и затопила россыпь. Говорят, что самая малая вода бывает в конце августа и в начале сентября. Золото более крупное находится за вторыми воротами или порогами. Число золотоискателей простирается до 400 человек, поднявшихся или на батах, или на пароходе. Все эти неудачи и к тому появившаяся оспа заставили меня вернуться обратно и 11-го июля, в 6 час. утра, я оставил россыпи. 12-го числа, в 2 ч. пополудни, прибыл в Стахин, где оспа уже была в своей силе, почему я, продав бат иностранцам, как можно скорее спешил оставить селение и на другой день в полдень отправился в проливы. Долгом считаю сообщить, что при продаже бата я разговаривал с разными лицами и, между прочим, узнал, что: 1) стахинские колоши производят убийства и грабежи на проходящих шкунах и иностранцы уверяют, что колоши оправдываются тем, что они действуют по приказанию русского начальства, — которое, само собою разумеется, не отдавало подобных распоряжений, и, сделав выговор тоену, строго наказал, что если еще они посмеют сделать что-либо подобное, то русское начальство примет меры для восстановления порядка, и что стахинские колоши поплатятся за это дорого. 2) Иностранец по имени Alonzo Newelb открыл в русских владениях в селении Танкас золото и спрашивал меня, что может ли он разрабатывать без ведома начальства, на что я ему сказал, что следует дать знать вашему высокоблагородию, почему он, узнав от меня ваше имя, обещал уведомить вас чрез губернатора в Виктории (главный город английских колоний в С. Америке). Кроме того, необходимым считаю также довести до сведения вашего высокоблагородия, что во время посещения Стахина все колоши были постоянно пьяны и имели большие запасы крепких напитков, которые, как они сами говорили мне, получают от иностранцев в каком угодно количестве. 20-го июля, в 4,5 ч. пополудни, прибыл в порт, — команда все время была здорова и все вообще было благополучно. Образцы золота имею честь у сего приложить”. В мае следующего 1863 года прибыл в порт Ново-Архангельск командовавший Тихоокеанской эскадрой адмирал А. А. Попов, который, после переговоров с главным правителем колоний, предложил мне, как уже знакомому со Стахином, отправиться туда еще раз. 7-го мая 1863 года я получил следующее предписание: “Предлагаю вам отправиться на корвете “Рында” в Стахин для участия в экспедиции, имеющей собирать сведения о золоте, и затем возвратиться в Ново-Архангельск, представив мне подробные сведения как об иностранцах, находящихся на Стахине, так и о количестве добываемого ими золота. Все эти сведения также имеете вы представить прямо от себя, чрез С.-Франциско, в главное правление в С.-Петербург. При вас следуют штурман Кадин и толмач Жуков, которые должны находиться в распоряжении г. командира корвета. На расходы ваши и г. Кадина по содержанию столом получите от ново-архангельской конторы некоторое количество иностранной монеты. Главный правитель колоний, капитан 1-го ранга Фуругельм. — Секретарь Кошкин”. Плавание на корвете “Рында”, благодаря любезному и товарищескому отношению ко мне командира и офицеров, вспоминается мною как одно из счастливых и приятных периодов моей юности. По возвращении в Ново-Архангельск мною, 26 мая 1863 г., представлено было следующее донесение: “Вследствие инструкции, данной мне вашим высокоблагородием, я отправился 7-го мая на военном корвете “Рында” в Стахин для участия в экспедиции, куда прибыли 8-го мая вечером. По распоряжению г. командира корвета лейтенанта Басаргина (ныне контр-адмирал и флаг-капитан его императорского величества), 10-го мая экспедиция отправилась в реку Стахин в 3-х отделениях. Первое отделение имело целью достичь центра золотоносных россыпей и отобрать все сведения, могущие, в какой бы то ни было степени, быть полезными для России, и состояло из лейтенанта Перелешина, американского геолога Блэка и меня. Эта экспедиция отправилась на вельботе с 6-ю гребцами и лоцманом-туземцем. Надо при этом сказать, что в инструкции, данной г-ну Перелешину, назначено всего 8 дней для подъема по реке и по истечении этого времени вернуться назад, хотя и не достигнув россыпей; при такой обстановке я был почти вполне уверен, что мы не достигнем цели и сведений полезных никаких не отберем, да и не от кого будет. Мои предположения исполнились, — до места не дошли, в реке никого не видали и в довершение всего, при конце 8-ми дневного срока, потеряли прекрасного матроса Сергеева, — он утонул на глубине не более 4,5 футов, причина тому Богу известна; впрочем, была назначена из гг. офицеров следственная комиссия для рассмотрения причины гибели матроса и я по требованию комиссии тоже должен был представить записку о его смерти, как очевидец. По истечении срока мы вернулись в 15 рабочих часов на корвет. Из собранных мною сведений от иностранцев, вернувшихся с россыпей или за болезнью, или из-за нечего делать, видно, что разработка идет гораздо выше по реке, нежели в прошедшем году, что из 450 золотопромышленников остались едва ли 70, — что количество добываемого золота от 2 до 10 долларов в день, — что, между прочим, найден самородок в 9 долларов, — что партия, отправившаяся в прошедшем году для разыскания коренного месторождения, еще не вернулась и сведений о ней никаких нет, — что все предполагают о богатстве россыпей ближе к истоку и что в случае чего будет открыт туда более удобный путь чрез Портландский канал к самому озеру, из которого падает река. Эти вернувшиеся иностранцы в числе 7 человек просили г. командира корвета принять их пассажирами до Виктории и С.-Франциско, в чем им не отказано; больным подается медицинская помощь. Из этой поездки я увидел как в прошедшем году была оживлена река, так в нынешнем она мертва, нет лагеря у устья, нет парохода и шкун, нет никого в реке кроме птиц и черных медведей. Чему приписать это, пока невозможно, — или бедности россыпей, или неудобству плавания по реке и вместе с тем трудности доставлять провизию и товары. Конечно, если найдут богатые золотые мины, то этот ли путь, или предполагаемый новый снова оживут и число золотопромышленников не будет уменьшаться, а возрастать до тысяч; мы видели примеры в Калифорнии и Австралии. Второе отделение экспедиции имело целью исправить карту, черченную когда-то, до границы, отделяющей русские владения от английских, а также для отобрания всевозможных сведений. Оно состояло из лейтенанта Бурачка и прапорщика корпуса штурманов Бутыркина и отправилось на 10-ти весельном катере. Им дано сроку 14 дней. Результатом было то, что опись реки пришлось делать сызнова, потому что карта, по словам их, вовсе никуда не годится, направление реки в некоторых местах не то; глубина поставленная ни с чем не сообразна, так на месте 3-х сажен в настоящее время всего 2,5 фута; почему составляется новая карта, которая будет представлена в департамент. Третье отделение экспедиции имело целью описать самое устье реки Стахин и состояло из прапорщика корпуса штурманов Дуркина и вольного штурмана Кадина. Поручение исполнено вполне и карта тоже готова к отсылке в департамент. Как эту карту, так и глазомерную, составленную г. Глэком, г-н Кадин будет иметь честь представить вашему высокоблагородию. Касательно стахинских колош честь имею донести, что они, по-прежнему, имеют у себя водку и проводят время в пьянстве, — это говорили мне иностранцы, принятые на корвет, и кроме того, я сам видел в селении пьяных. Надо полагать, что водку им доставляют иностранцы. Недалеко от якорного места корвета на берегу поставлен памятник матросу Сергееву, состоящий из пирамиды с крестом в ее вершине. 24-го мая 1863 г. утром оставили Стахин и на другой день вечером прибыли в порт Ново-Архангельск благополучно”. П. П. Андреев Текст воспроизведен по изданию: Русская Америка. Стахинская экспедиция // Русская старина, № 12. 1887 Восточная литература http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/S.America/XIX/1860-1880/Andreev/text1.phtml?id=4704 | |
|
|
Отправлено: 21.11.11 21:30. Заголовок: Однако вернемся во в..
Однако вернемся во времена Суворова... Сражение при Столовичах, сентябрь 1771 года  Памятный знак установлен на месте битвы конфедератов гетмана Михаила Казимира Огинского с русскими войсками армии Александра Суворова,
которая состоялась 12 сентября 1771 года.
Валун с памятной табличкой находится справа от церкви. Надпись на табличке: "12 IX 1771 тут адбылася бітва канфедэратаў гетмана М.К.Агінскага
з войскамі А.Суворава". И ниже: "Pokoj ich duszom" ("Покой их душам"). Литовское княжество не осталось в стороне от действий конфедератов, стремившихся не допустить русского господства над Речью Посполитой. В Белоруссии движение в поддержку конфедератов возглавил гетман Михаил Казимир Огинский, возглавлявший правительство Великого Княжества Литовского. Под началом Огинского было собрано несколько тысяч боеспособных солдат, преимущественно из состава мелкой и средней шляхты. В августе 1771 года отряд Огинского атаковал легионную команду (460 солдат и офицеров), которая была совершенно рассеяна, а ее командир полковник Албычев убит. 430 легионеров было пленено конфедератами и присоединено к их отряду. Огинский вел свои войска на соединение с отрядами конфедератов, которые действовали в южных горных районах Польши. Русское командование внимательно следило за продвижением Огинского. Блокировать силы гетмана был послан корволант под командованием А.В.Суворова. В районе Несвижа Суворов настиг колонны Огинского. Армии. Конфедераты (польско-белорусская шляхта). Около 4000 пехоты и легкой кавалерии. 8 орудий. Общее командование – гетман Великого Княжества Литовского Михаил Казимир Огинский. Русские. 700 пехотинцев. 200 кавалеристов (казаки и карабинеры). 5 орудий. Командование – генерал-майор А.В.Суворов. Сражение 11 сентября войска Огинского разбили бивуак в местечке Мир. Суворов узнал об этом на подходе к Несвижу ( он был в 40 верстах от Несвижа). Суворов шел на соединение с отрядом полковника Диринга (расположение в 20 верстах на восток от Несвижа, в Свержене). Неожиданно Огинский покинул Мир и совершил маневр на Столовичи. Конфедераты оказались в тылу войск Суворова. Но это не смутило Суворова. Он приказал войскам немедленно развернуться на новый пункт. Огинский должен был, по замыслу русского полководца, атакован немедленно на позиции при Столовичах. Но подойти к Столовичам оказалось непросто. Пришлось двигаться через узкие лесные дефиле. Наступающие войска Суворов выстроил в две линии. В первой была пехота, во второй кавалерия. В центре первой линии – вся артиллерия – 5 пушек. В резерве – 30 казаков и рота пехоты. Подступы к Столовичам преграждало болото. Через трясину вела ненадежная гать, которая простреливалась пушками конфедератов. Шеренги пехоты Огинского вели сильную пальбу залпами, не давая подойти к переправе. Левое крыло первой русской линии устремилось в атаку напролом, прикрывала атаку артиллерия. Солдаты секунд-майора Киселева, не обращая внимания на потери и пальбу неприятеля, перебежали гать и дружно ударили в штыки. Так был открыт путь к Столовичам для всего корволанта Суворова. Теперь пришла очередь действовать суворовской кавалерии. На полном галопе кавалеристы обогнали пехоту и ворвались на площадь местечка Столовичи. Конфедераты не успели увезти пушки. Упряжки с орудиями были захвачены казаками и карабинерами. Половина солдат Огинского разбежалась в панике. Но 500 всадников присоединились к отряду пехоты, выстроившемуся в поле. Всего в поле собралось 300 пехоты и 500 кавалерии при двух орудиях. Майор Рылеев преследовал убегавших неприятелей и не сразу обнаружил сосредоточение конфедератов в поле. К основной массе присоединилось тем временем еще 200 пехотинцев Огинского. Эти силы готовились перейти в контратаку. Рылеев не стал терять времени и ударил на врага с группой в 70 казаков и карабинеров. Ему удалось рассеять стремительным нападением 500 конников конфедератов. Подоспела пехота майора Киселева. Гренадеры и легионеры вступили с пехотой Огинскогов огневой бой. В решительный момент конфедератов атаковали с тыла всадники Рылеева. Части Огинского были полностью уничтожены. Пока пехота Киселева и конница Рылеева расправлялись с бойцами Огинского в поле, отряд майора Фергина выбивал неприятеля из форштадта Столовичей. Конфедераты упорно удерживали несколько строений. Из домов они были выбиты решительным штыковым боем. К 11 часам утра 12 сентября 1771 года бой при Столовичах завершился. Корволант Суворова полностью рассеял и частично пленил отряд гетмана Огинского. Последствия Русские заплатили за военный успех жизнями 8 убитых солдат. 38 чинов в корволанте Суворова ранено. Конфедераты Литвы потеряли в бою при Столовичах 300 солдат и офицеров убитыми, 400 попали в плен к русским. Суворову досталась и вся артиллерия Огинского. Сам гетман Великого княжества Литовского Михаил Казимир Огинский, как писал своему начальнику генералу Веймарну Суворов, ускакал на коне без сапог и в драном жупане. Отмечая заслуги своего отряда перед верховным командованием, Суворов указывал, что в сражении были побиты или пленены лучшие люди конфедератов. Лично для Суворова победа при Столовичах обернулась служебными неприятностями. Веймарн обвинил Суворова в нарушении воинской дисциплины. Суворову пришлось оправдываться и писать рапорты. Но с политической точки зрения победа при Столовичах оказала громадное влияние на общий ход борьбы с конфедератами. Французским генералам, которые разрабатывали стратегию действий поляков, не удалось развернуть в Литве широкое вооруженное движение шляхты против русских. http://militerra.com/index.php?option=com_content&task=view&id=244&Itemid=38 РЕЛЯЦИЯ А. В. СУВОРОВА И. И. ВЕЙМАРНУ О ПОБЕДЕ ПРИ СТОЛОВИЧАХ
1771 г. сентября 12. Сентября 11-го числа, пополудни в 8-м часу, выступя из местечка Крашина, маршировал к местечку Несвижу и, отойдя от Крашина одну милю, получено важнейшее известие, что гетман Огинской с своим войском в числе от трех до четырех тысяч человек выступил из местечка Мира того-ж числа, пополуночи в 12 часов, и пошел к местечку Сталовичу, которое было расстоянием от меня в двух милях, почему я с войском, поворотясь назад, маршировал к помянутому местечку Сталовичам, при чем уже наступила весьма темная ночь. То хотя во оной темноте чрез многие и узкие дифилеи разные препятствовали неудобствы, но однако маршировало войско при мне с поспешением и прибыло ко оному местечку на самой темной заре, будучи устроено все в ордер де-баталии: пехота в одну линию — при оной командирами в первой части с правого флангу — секунд-майор Карл Фергин, с левого флангу во второй части — секунд же майор Алексей Киселев, пушки посреди в линии, которыми командовал господин капитан Исак Ганибал. С прикрытием резерва рота пехоты, рота карабинер, казаков тридцать, а протчая вся кавалерия сочиняла вторую линию, которою командовал пример-майор Рылеев; фланги закрывали казаки; под которым местечком в самом форштате был весьма дурной и тесной проход и кругом болото. А как зачали войски чрез оную переправлятца, то в самое то время с неприятельской стороны из самого местечка загорелся весьма сильной пушечной и оружейной огонь, но неустрашимая храбрость российских солдат, сильная неприятельская стрельба ко удержанию препятствием служить не могла, то в то время была ведена в разные места в то местечко пораженная атака, а именно, самою прямою дорогою чрез дифиле послан был с ротами Суздальскими гранодерскою, мушкатерскою и егерскою командою и с пушками того ж Суздальского полку господин майор Киселев. И при оной переправе, оной майор предводительствуя ими, мужественно поступил и весьма неустрашимо и храбро и тем доказал отличную ревность, причем и будущие при нем господа офицеры оказали свою неустрашимость с храбростию. Нашебургского пехотного капитан Семен Шлисель, Исак Ганибал, Суздальского пехотного-ж полков капитан Андрей Шипулин, да оного ж полку егарской команды порутчик Аполон Бабин, кой в правую руку ранен, и сержанты Егор Красной, Григорей Качалов, Иван Долгосабуров, главной артиллерии 2-го канонерского полку Михаила Кайгордцов, и как скоро оной майор Киселев пушечной и оружейною стрельбою, отбив неприятеля от дифиле, понудил назад бежать внутрь жилья, чем отворил свободной путь. В то самое время господин пример-майор Рылеев с кавалериею сделал наиприсильнейшую атаку на ту самую в местечке площадь, где стояло несколько пушек и как скоро оными завладел, то нимало медля, гнал всех стоящих пред собою возмутителей из местечка вон, а по выгоне из того местечка те возмутители, разделившись на две части, из которых одна побежала в левую сторону не останавливаючись, а другая часть, числом до пяти сот коней в правую сторону, примкнула к состоящей в поле возмутительской пехоте, которой было пехоты около трех сот человек с пушками, причем уже наступил белой день. Но, как усмотря майор Рылеев тот построенной кавалерийской фронт, сколько мог обратить кирасир и карабинер, а не более как до семидесяти человек, а протчие погнались за теми в левую сторону, причем с храброю отличностию оказали себя господа офицеры: третьего кирасирского полку порутчик Петр фон-Веймарн и Санкт-Петербургского легиона корнет Егор Мек, да казачей легионной команды ротмистр Евдоким Сухинин и при донских казаках Суздальского пехотного полку прапорщик Лев Кушников. А как обратя, оной майор Рылеев, противу оного возмутительского конного фронта и со оными сделал по неустрашимой своей храбрости на тот фронт с таким малым числом наиприсильнейшей удар, при чем оказали себя таковою ж неустрашимою храбростию бывшие при оных кирасирах и карабинерах господа офицеры Санкт-Петербургского карабинерного— ротмистр Леонтей Делаво, порутчик Ульян Андреев, корнет Петр Глумилин; третьего кирасирского порутчики: Карл Вульф, Андрей Андреев [1], берейтор Карл Паткуль, корнет Макар Бирюков, Санкт-Петербургского карабинерного полков вахмистры: Иван Бартенев и Алексей Ратманов, от которого пресильнейшего удара та возмутительская конница обратилась вся в бег, за которою те офицеры с кирасирами и карабинерами гнав, с большим поражением на несколько верст, где помянутой ротмистр Делаво ранен в правую щеку сквозь пулею. В предписанное ж время и в тот же самой час и секунд-майор Киселев поспешно с ротами и пушками из местечка вышел в поле и на неприятельскую пехоту шел прямо с пушечною и оружейною стрельбою, причем довольно оказал себя майор Киселев отлично, а еще часть пехоты возмутительской до двух сот человек с пушками осталась в стороне, для чего с расторопностию вышеписанного майора Рылеева и та пехота была атакована и разбита отделившими от секунд-майора Киселева суздальскими гранодерами и легионными солдатами, причем отличили себя Санкт-Петербургского легиона от пехоты порутчик Михаила Маслов, которой и ранен в правую ногу, да Суздальского полку порутчик Ларион Борисов, адъютант Михаила Лупышев, которые те два порутчика и адъютант весьма мужественно храбрость свою со усердием оказали (что как скоро помянутой майор Рылеев сказал оным, чтоб с поспешением ту возмутительскую пехоту атаковать и взять, то с словом, вдруг бросясь во фронт той стоящей возмутительской пехоты, зачали штыками резать, отчего принуждены были сказать все пардон). При том сражении в плен взято живых возмутителей до двусот человек с их штаб- и обер-офицерами, со оружием и с пушками. А в самое ж то время, когда господин майор Рылеев, как и выше упомянуто, сделал на площадь атаку, то господин секунд-майор Фергин с ротою гранодерскою и с пушкою отделен был и с половинною легионною командою в правую сторону по форштату, где также находилось возмутительской конницы до несколько сот человек и запавших пеших стрелков до дву сот, которые изо всех мест будучи в жиле, производили превеликую оружейную стрельбу, причем оного майора Фергина было предводительство весьма храброе и расторопное и бывшие при нем господа офицеры чрез свою мужественную и храбрую неустрашимость оказывали себя весьма усердными и отличными: Суздальского пехотного полку капитан Афанасей Кушников, а противу означенных стрельцов с отделенною частью гранодер порутчик Илья Парфентьев; весьма показал себя отличным Санкт-Петербургского легиона капитан Андреян Куприн, да Суздальского пехотного полку сержант князь Естифей Костров, артиллерийской Никифор Свиридов. С неприятельской стороны урон весьма знатен: в плен взято штаб и обер-офицеров пятнадцать, лекарь один, подлекарь один, ксенз капелян один, нижних чинов двести семьдесят три человека, артиллерии со всеми снарядами—десять медных пушек больших и малых, из коих фельдшлангов трехфунтовых два, пушек трехфунтовых три, полуторафунтовых три, да легионных две (которые у них при взятии их в плен гетманскими войсками взяты), ружей разных калибров 327, литавр две пары, барабанов 12, пороху 74 пуда 15 фунтов, свинцу 28 пуд 10 фунтов, буздыхан вызолоченной 1, да в плен взятых гетманом Огинским отбито легионного корпуса нижних чинов 435 человек, побито и на месте и в догонку возмутителей штаб и обер-офицеров: подполковник Битов, а об иных чинах неизвестно, а нижних чинов от четырех до пяти сот человек. Кто ж таковы именно штаб и обер-офицеры и протчие чины взяты в плен, при сем прилагается именной список [2]; с нашей стороны из сражавшихся ее императорского величества войск 822 человек — урон весьма малой, а именно: убито нижних чинов 8 человек, государевых лошадей тридцать одна, ранено господ офицеров: ротмистр один, порутчиков два, нижних чинов тридцать пять человек. А как окончилось оное сражение по полуночи в 11 часов, то собрав все войско, маршировал к местечку Несвижу 6 миль, куда прибыл пополудни в 9-м часу. А оставшие литовские войски, окроме полков Белякова и Корицкого, которые и находились остатки от оных от разогнания под Сталовичами под командою полковника Беляка, все получили от стражника Огинского повеление, чтоб каждой шел в свои консистенции, а о гетмане известно, что будто уехал заграницу с регементарем Брестовским и с ними до десяти гусар [3]. Генерал-майор Александр Суворов ЦГВИА, ф. 119, д. 108, л. 5 и об., подлинник. Опубл. в сборнике «Генералиссимус Суворов», Госполитиздат, М., 1947, стр. 127—130. -------------------------------------------------------------------------------- Комментарии 1. В послужных списках 3-го кирасирского полка за 1771 г. такого не значится. Есть Степан Андреев, но он с 1 января 1770 г. был ротмистром. 2. К документу приложен список пленных поляков (лл. 11—21). 3. К документу приложены: журнал выступления из Люблина в Литву и возвращения из Литвы до м. Бяло с 1 по 25 сентября 1771 г., а также список отличившихся офицеров (лл. 6—7 и 10 и об.). http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVIII/1780-1800/Suvorov/Sb_dok_I/321-340/324.htm | |
|
|
Отправлено: 22.11.11 10:10. Заголовок: Малоизвестные истори..
Малоизвестные исторические факты... О посольстве в Китай Николая Спафария с дворянами, подъячими, Гречанами и иноземцами.
В древней Российской Вивлиофике напечатано известие о двух Русских посольствах в Китай: 1. Феодора Байкова, посыланного при Царе Алексее Михайловиче в 1654 году и возвратившегося в 1658 г., и 2. Избраннедеса, Поверенного посольства, отправлявшегося в царствование Иоанна и Петра Алексеевичей в 1692 г., известного в России под именем Елизария Елизарьева сына Избранта (По Иерихову Лексикону он называется Избрандидес Ебергард, а по Селлио Каталогу Еверт идес Избранд). — Предлагаемые мною отрывки извлечены из рукописи, начало и конец которой, к сожалению, утрачены, — а потому год отправления посольства сего в Китай определить достоверно нельзя; — можно впрочем показать, что Николай Спатарий посылан был в конце царствования Алексия Михайловича, или в начале царствования Феодора Алексеевича, который вступил на Престол в 1676 г. (7184). По поводу сего посольства, как видно будет далее, возник процесс в 1678 г. (7186 г.); следовательно два года после кончины Царя Алексея. Сохранившийся от оной рукописи столбец начинается списком вещей, взятых Посланником на путевые издержки и на подарки Богдыхану. Из оного видно, что переводчику Николаю Спатрию (который вероятно отправлял и должность посла, ибо в рукописи о другом посланнике не говорится ни слова) на жалованье ему, его товарищам и работным людям, также в поминки к Китайскому Богдыхану и на товарную покупку кости рыбье зубья, лекарств, дано денег, мягкой рухляди, (как-то: соболей, лисиц, горностаев), зелья! свинцу, сукон, камки, на 5057 руб. 4 алт. 2 ден., 47 четвертей муки ржаной, круп и толокна; а сверх того табаку, вина, водки, спирту, збитню; подводы с проводниками в Сибири даваемы были ему даром. — По возвращении сего посольства обратно в Москву возник процесс, по которому Посланник, или (как он именуется в рукописи) "переводчик Николай Спотарий" обвинялся в следующих пунктах: 1) Боярин и Воевода Петр Васильевич Шереметев с товарищи в отписке из Тобольска уведомляет, что "к нему писал из Даур в Тоболеск приказной Тоболской, сын Боярской Павел Шулгин, дано де в Нерчинском Миколаю под Государеву казну и под него Миколая с товарыщи Государевых 80 лошадей, да с Нерчинских служилых людей собрано 9 верблюдов да 8 лошадей, да с ясачных иноземцев 33 лошади, да после его под лекарства дано 5 лошадей и от первых де Китайских городов, где ему дали подводы Китайцы, Государевых и казачьих и иноземских лошадей и верблюдов Нерчинским козаком не отдали, а приехав де ис Китая в Нерчинский острог, Миколай сказал, что те все лошади и верблюды пали. — И Нерчинские служилые люди и ясачные иноземцы били челом Великому Государю, а говорили, чтоб о тех лошедях и верблюдах о Указе отписан к нему Великому Государю к Москве." 2) Что из числа данных ему Спатарию вещей и денег на 5057 р. 4 алт. и 2 денег недостает Государевых покупных и подарочных товаров против всяких расходов на 1602 р. 4 алт. 2 д. 3) "Генваря 7-го дня в Сибирском Приказе Боярину Родиону Матвеевичу Стрешному, да Думному Дьяку Лариону Иванову, Московской Дворянин, которой с Миколаем в Китайском Государстве был, Костянтин Иванов сын Гречанин сказал: на отпуске в Китайском Государстве ему Костянтину и товарищом ево и Сибиряком, Китайского Государства бояре говорили, кагде они будут на Москве и они б де сказали Борину Родиону Матвеевичу Стрешневу, чтоб де известил Великому Государю впредь бы де Великий Государь такова глубца и несмысленника к их Богдохану не присылал: Государевых дел не знает, и посолские дела ему Николаю не за обычай; их де Богдохана, и Государство их обезчестил; а чем, про то не сказали, а указал бы Великий Государь прислать к ним человека разумна и в посолских делах знающего. — И Николай де переводчик в то время Богдойским бояром говорил: будет ли де к Великому Государю от их Богдохана лист, и бояря ж сказали: "будет де," и Микулай де говорил: спросите де меня, как в листу писать, и бояре ж осердясь, говорили: тылде приехал в наше Государство указывать, как лист писать; и Миколай говорил: чтоб де вы в листу не написали какого худа; и бояре де говорили: два де Царя, что два жилца на избе: ваш де Великий Государь писал к нашему Богдохану в совете и в дружбе обо всяком добре, а Богдохан де, что может написати худо? — И Миколай говорил боярам: каков де лист к Великому Государю отпустят и с тогоб листа дали ему список, чтоб он знал, что в листу будет написано; и бояре говорили: а ты де третий Царь быть хочешь, что преж своего Великого Государя ведать хочешь, что в листу будет писано? и Микулай говорил: будет де ему с листа списка не дадут, и он де и листа не возмет; и бояре де ему говорили: не примеш де листа, и так едешь; и Миколай говорил: будет де листа не дадут, и он де из их государства непоедит; и бояре говорили: Или де ты приехал изменить своему Великому Государю, что из их государства ехать не хочешь? с Великим де Государем их Богдохан для ево Миколая соседственные ссоры учинить не похочет, исправя де Великого Государя дело, да в то время к ним приедет. — Да Бояреж де говорили: Великий де Государь их Богдоханова Князца Гайтимура из Нерчинских острогов с ясашными людми отдать укажет ли? И Миколай говорил: Великий де Государь того Князца с ясашными людми от Нерчинских острогов отдать не укажет. — И Бояре говорили: подлинно ли ты ведаешь, что Великий Государь того Князца с ясашными людми отдать не укажет? — И Микулай де говорил: подлинно де он Миколай ведает, что Великий Государь того Князца отдать не укажет; — и Бояре де тому учали смеятца. — И товарищ де ево Костянтинов, Московской дворянин Федор Ливанов, Миколаю говорил при боярех, чтобы он Миколай говорил им бояром, чтоб их Богдохан бил челом Великому Государю и о том Князце послал посла, авось де Великий государь того Князца укажет отдать; и Миколай де на него Федора закричал: "хто де ево Федора спрашивает? — Указал де Великий Государь дела делать ему Миколаю одному." — А Сибиряня дети Боярские и козаки Федор Черницын с товарищи 43 человека, которые были в Китайском Государстве с ним Микулаем, сказали про то теж речи, что и Костянтин Иванов сказал. 4) Февраля в 28 день били челом Великому Государю Сибиряне Тоболские, дети Боярские, и Литовского, и новокрещеного списку, и конные казаки, и кречатыи помычники: Макарей Галасеин с товарыщи 51 человек, которые ходили с Миколаем в Китай, да Даурские Нерчинские казаки 6 человек; а в челобитных их написано: как де они Тоболские служилые люди шли на Государеву службу в Китай, и Миколай де им говорил, что де у него подарошные соболи которые нести к Китайскому Хану в подарок негодятца, и чтоб они положили свои соболи с человека по соболю и по 2, у кого что есть, и они де служилые люди по ево Миколаевым словам дали 63 соболя ценою по 4 рубли соболь; а хто что порознь дал, тому под челобитною их роспись, и Великий Государь пожаловал бы их велел ево Миколая про те соболи допросить и розыскать, и свой Великого Государя указ учинить. — А Даурских служилых людей в челобитной написано: посылал он Миколай в Албазинской острог память и для подвод Даурского сына Боярского Игнатья Милованова с товарыщи 3—х человек, чтоб Албазинские служилые люди дали подводы под служилых людей и под него Игнатья Милованова с товарыщи; и служилые де люди купили 3 лошади в подводы и дали 30 рублев; а он де Микулай, как пошол из Нерчинского острогу, взял у служилых людей в подводы 100 лошадей, а с ясашных подгородных Тунгусов 50 лошадей, а Государева де указу, почему у них подводы имал, им несказал; а назад идучи тех лошадей им неотдал, и они де от того стали пеши; да он же де Миколай имал из Нерчинского острогу служилых людей 30 человек на их лошадях в Китай, и с тех служилых людей сбирал он Миколай на Науне соболи, смотря по пожиткам; а из тех служилых людей в Китаеж умерло 5 человек, а досталных людей, которые с ним вышли, оставил в Нерчинском; и Великий Государь пожаловал бы их велел Миколая против их челобитья в тех подводах, что имал у них и ясашных людей, и где он их дел, роспросить, и по какому Великого Государя указу те подводы имал. 5) Да в нынешнем же 186—м году писал к Великому Государю Царю и Великому Князю Феодору Алексеевичу, всея Великие, и Малые, и Белые России Самодержавцу из Енисейска Боярин и Воевода Князь Иван Петрович Борятинской, и прислал под отпискою известную челобитную и роспросные речи Калмыцкого переводчика, которой был в Китаях с ним Микулаем, Спирки Безрядова. — А в челобитной и распросных речах написано: ведает де он Спирка Великого Государя дело на него Микулая, по призыву де Албазинских служивых людей платили Великому Государю ясак неясачные Тунгусы, которые живут на Зие реке; а принесли де в ясак 67 соболей, самых добрых в Албазинской, и как де Микулай ехал в Китайское государство и ево де в Даурах на Науре реке встретил Китайского Богдохана боярин Аксанба, и Микулай де теми ясашными Тунгусами поступился Китайскому Богдохану. — Да он же де Микулай отсылал вожа ясашного Тунгуса Гайшимурова улусу именем Такунтая к Богдохану, и Богдохан де того Тунгуса не принял, отослал ево назад. — А которыми де Тунгусами Микулай поступился и по ево де Миколаевой отдаче те Тунгусы ныне платят ясак Богдохану, а ведают про то Албазинские служилые все, и которые ныне в Енисейску: Онцыфорко Кондратьев, Якимо Иванов. — Да евож де Миколая в Китаях Богдохановы бояре звали Царьского Величества с листом в Думную полату, и он де в полату не пошел, а отдал лист не улице в Царском городе на каменном мосту, да Каталиком в костел отдал образ Михаила Архангела, да Китайскому же де Богдохану отдал всему Московскому Государству чертеж в дву книгах; а до отдачи де чертежа приезжали ко двору, где он Миколай стоял, от Богдохана бояре и всякие люди, и почитаюти Царское Величество, сходили с лошадей, не доезжая до двора за двоими вороты; а как де Микулай отдал чертеж, и они де приезжали на двор, и худые люди, и ходили с лошадей у рундука. — Да с Миколаем де послано было Государева жалованья к Богдохану соболей, и как де он будет в Даурской земле на Науне реке, и Тоболские де и Нерчинские и Селенгенские служилые люди, которые были с ним Микулаем, увидели, что те соболи плохи, дали в то место своих добрых соболей, а приимал де те соболи по ево Миколаеву веленью торговый человек Ивашко Самойлов; и те де соболи он Микулай переменил, в то де место поднес Богдохану свои худые соболи, а те соболи, что дали служилые люди, взял он Микулай себе, а Государевы де соболи, которые посланы с ним Микулаем, в Китаях распродал. — А Нерчинские и Албазинские служилые люди сын Боярский Игнатей Милованов и казаки: Овдокимко Алексеев с товарыщи 4 человека в Енисейку сказали, как де шол в Китай Николай, и он де послал с Науна в Албазинской служилым людем память, чтоб служилые люди для ясашного сбору в судех вниз по Амуру не ходили, а ходилиб горою. — И Игнатей де Милованов ему Микулаю говорил, что им горою ходить на лошадях не возможно; лошади де купят дорогою ценою, и в том будет им издержка лишняя, и Микулай де за то ево Игнатея сажал в железа и говорил, будто служилые люди построили в Даурской земле остроги без Государева указу воровски. — А к ясачным де людем, которыми поступился Микулай Богдохану, ходили служилые люди для Государева ясачного сбору, и те де Тунгусы в ясачном платеже отказали, а сказали: по поступке де Миколаеве, платят они ясак Богдохану, и из улусов своих служилых людей выбили. — А вожа де Гайтимурова улусу, Такунтая, Микулай отсылал к Богдохану с боярином ево, и Богдохан де того Тунгуса не принял, отослал на Наун и отдал ему Микулаю." Николай Спатарий на все сии обвинительные пункты принес следующие оправдания: - 1) "А по сказке его Миколаеве оставил де он Миколай в Селенгинском Государевых осталых товаров у Селенгинского казака 7 сороков соболей, 2 пуда без 2 фунтов кости рыбьи зуба, да 2 верблюда, да своего товару 12 или 15 ютней кож красных, с пуд кости рыбьи зуба, серебра Китайского ланов с 300; а что иное свое оставил и Государевых товаров и кости цена, того сказал не упомнить; и тому казаку велел де он итти в Китайское государство с Селенгинскими казаками с торгом и для проведыванья впредь нового пути, и пустят ли в Китай торговать Русских людей; а Селенгинские де казаки и всякие люди с торгом в Китай итти хотели. — Да у него Миколая объявилось в Енисейску на осмотре и прислано к Москве соболей и каменья, яхонтов и лалов, и Китайских товаров по Московской цене на 4487 р. на 20 алтын; у Гречан, которые с ним Миколаем в Китаях были: у Костянтина Иванова, у Ивана Юрьева, у Спиридона Остафьева, у Ивана Андреева, у Родки Маркова каменья ж, яхонтов и лалов, и соболей, и товаров на 4173 р. на 20 алт. — Посолского Приказу у подьячего у Микифора Венсонова соболей и камок Китайских на 381 рубль на 13 алт. на 2 д. Воего у Миколая и у Гречан и у подьячего на 9042 рубли на 20 алтын. — 2) А Миколай переводчик сказал, о которых де делех на него ныне говорят, и о тех де делех писано у него в статейном списке, каков подан в Посольском Приказе; а Китайские де бояре говорили дворяном и Сибиряном про него Миколая, чтоб известить на Москве Великого Государя Бояром и Ближним людем; а про лист де они сказали ложно, будто Богдохановы ближние люди говорили, что к Великому Государю к Его Царскому Величеству будет лист не говаривали; о говорили ему: скажут де ему, какой будет Богдоханов указ; а списка де с листа у них он Миколай просил для того, чтоб было написано в листу против указу Великого Государя и наказу, и ближние де люди говорили ему, ты де приехал их учить; а что де говорили, будто он тем своим запросом хочет быть третьим Царем, что преже его Государя дело в листу писанное хочет ведать, и то де на него затеяли напрасно; а как де о том листу было, и то де писано подлинно в статейном списке; а изменником де ево ближние люди не называли, а говорили к ево Николаеву слову ближние люди, как он молвил, что к Великому Государю без листа не поедет: разве де ты хочешь быть беглецом и у нас остатца? а про Князца сказал теж речи, что и Сибиряне на него говорили, только де он после тех слов говорил, что о том Князце донесет Великому Государю; а как де он учал в отдаче Князца отказывать и Сибиряне де и все Государевы люди учали кричать, что их за то побьют или задержат, и чтоб он Миколай о том говорил, что о том Князце донесет Великому Государю; а прежниеб свои слова отставил. — А на очной ставке Миколай с Сибиряны говорит прежние свои речи... http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/XVII/1660-1680/Posolstvo_Spafari/text2.htm ИСТОРИЯ
ПЕКИНСКОЙ ДУХОВНОЙ МИССИИ
ВО ВТОРОЙ ПЕРИОД ЕЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
(1745–1808)
Переход ко второму периоду. — Организование и отправление в Пекин четвертой миссии. — Деятельность ее. — Иезуиты в Китае. В первое шестидесятилетие православная миссия в Пекине пережила начальный и, так сказать, пробный период своей скромной деятельности, обозначившей дальнейшую смиренную роль ее —поддерживать мерцавший светильник православия в среде потомков албазинцев и через них “пленять человеки неведущие в познании евангельской правды”. Таким образом при посредстве российской миссии китайским жителям открывался свет православной веры. В этом прежде всего состояли смысл и значение пребывания в Пекине представителей православной России. Первые шаги русских миссионеров в этом направлении были удачными и верными: выражением основных принципов православия они заслужили уважение богдыхана и его чиновников, а также симпатии местных жителей. Но привилегированное положение русских миссионеров не могло не возбудить зависти у всесветных маклеров — иезуитов. С помощью интриги они постаралась задержать развитие деятельности пекинской духовной миссии и успехи российской дипломатии. Православная миссия по благодушию своему мирно отнеслась к своим христианским собратиям и не только не воздала им злом за зло, напротив — заимствовала у них хорошее и доброе, “по делам же их не поступала” (Мф. 23: 3). Слабая в умственных и нравственных силах своих последующих членов и скудная материальными средствами, пекинская миссия должна была с половины XVIII стол. пройти тернистый путь заброшенного и плачевного состояния в духовной пустыне Китая. Но сила Божия в немощах совершалась. И при таком уничиженном положении наша миссия выполнила скромную службу православной Церкви и Отечеству, служа узлом, связывавшим две соседственные монархии. Так, начальники миссии выполняли по временам дипломатические поручения. С этого же времени начинается и литературная деятельность членов миссии (преимущественно великороссов) и воспитывавшихся в ней учеников, которые вместе с тем выступают на поприще драгоманской службы… 2 марта 1742 г. коллегия иностранных дел донесла Синоду о смерти в Пекине начальника третьей миссии, архим. Илариона. 15 марта того же года состоялось определение св. Синода о назначении нового предстоятеля миссии и о придании ему помощников из людей, обучавшихся в школах ученых. Следующим протоколом св. Синода от 10 мая 1742 г. (№ 16) был намечен и кандидат на должность представителя православия в Пекине — прежний ректор и настоятель Спасского училищного монастыря в Москве, архим. Платон Левицкий, который проживал в то время в Киевской епархии. В том же протоколе было сделано распоряжение и насчет избрания, через Киевского архиепископа Рафаила, из той же епархии и в Печорской Лавре ученых в школах лиц, причем советовалось обнадеживать избранных, “чтобы они никакого сумнения и размышления не имели: ибо хотя оное азиатское государство и дальнейшее есть и состоит почти все в идололаторстве, обаче народ тамошний, как св. Синоду известно, весьма незлобивый и приятный и обхождения изрядного, а паче, что слово Божие проповедуется тамо свободно, без всякого страха и запрещения. И к проповедующим слово Божие как сам хан, так и министры его оказывают почтение преизрядное”. В конце будущим членам миссии обещалось, при увеличенном содержании, знатное награждение и бессмертная слава, отпуск в Россию после десятилетнего пребывания в Пекине и производство на высшие должности. Одновременно с такими распоряжениями св. Синод озаботился подысканием и кандидатов на убылые места учеников миссии. Протоколом его от 7 июля 1742 г. (№…..) было приказано Спасского училищного монастыря архим. Кириллу (Флоринскому) избрать из обретавшихся в Славяно-греко-латинской академии студентов одного человека из охотников, молодых лет, а при неимении желавших — кого заблагорассудится. В следующем затем указе св. Синода на имя коллегии иностр. дел от 21 июля 1742 г. извещалось об избрании в указанной Академии ученика риторики Никиты Михайлова Чеканова, который по собственному желанию заменил собой прежде выбранного из пиитики солдатского сына Андрея Миронова. Вскоре в св. Синод представлены были доношения киевского архиепископа Рафаила от 25/30 июля 1742 г. (№№ 932 и 953) об избрании на место архим. Платона Левицкого, отказавшегося по болезни, наместника Киево-золото-верховского монастыря иером. Гервасия Линцевского (al. Ленцевского), того же монастыря иером. Симеона Шмигельского да из Софийского монастыря иеродиакона Иоиля Врублевского. Им были выданы на проезд в столицу из казны Киево-Софийского собора восемь пар лошадей с кладовыми возами (по 12 руб. за пару), наместнику — коляска (за 25 руб.), иеромонахам — коляски по 18 руб. На расходы в пути первый получил 20 руб., а последние по 15 руб. Всего на снаряжение троих лиц было издержано 207 рублей. После этого протоколом св. Синода от 24 сентября 1742 г. и указом в коллегию иностр. дел от того же числа (за № 164) был определен первоначальный состав четвертой миссии из начальника, произведенного 25 сентября во архимандрита, иеромонаха и иеродиакона, которым было определено находиться в ведомстве Иркутского епископа. Но из лиц, назначенных в миссию, иером. Симеон Шмигельский скоро отказался от поездки в Пекин. Точно так же, вероятно, колебался и иерод. Иоиль Врублевский, определенный в 1742 году профессором синтаксимы в Славяно-греко-латинскую академию. Тогда протоколом св. Синода от 29 октября 1842 г. было определено вытребовать “для некиих благословных вин” из киевского Златоверхо-Михайловского монастыря иеродиакона Илариона Завалевича, который состоял в то время регентом при Киево-Софийском кафедральном монастыре, да из Софийского же монастыря иерод. Феодосия Сморжевского. В указе св. Синода архиеп. Рафаилу (от того же 29 октября) было приказано “выслать этих лиц в самом скором времени, без всякого ко удержанию их отрицания”. Феодосий Сморжевский был родом из Польши, обучался во Львове у иезуитов, потом состоял профессором Киевской академии. 3 апреля 1742 г. он был пострижен в монашество в Киево-Софийском монастыре. Ему очень не хотелось ехать в Китай, и вследствие этого в прошении своем от 12 декабря 1742 г. он умолял св. Синод уволить его от такой обязанности. На эту просьбу, в протоколе св. Синода от 17 января 1743 г., состоялось решение произвести его во иеромонаха и “отправить в Пекин несомненно”. В тот же сан был произведен иерод. Иоиль, назначенный вместо уволенного из членов миссии иерод. Илариона Завалевича. Таков был ход дела по составлению четвертой миссии, о чем св. Синод сообщил Сенату ведением от 20 января 1743 г., прося последнего выдать новой миссии прогоны и паспорт для свободного проезда вместе с рекомендательной грамотой в пекинский трибунал. Руководством для новой миссии должна была служить прежняя инструкция, данная архим. Илариону Трусу. Срок пребывания в Китае был определен впервые на семь лет, кроме проезда в Пекин и обратно. Указом св. Синода в коллегию иностр. дел от 24 января 1843 г. (№ 72) извещалось также о назначении архим. Гервасия с прочими и об оставлении в Пекине иерод. Иоасафа. При новой миссии было определено, наконец, трое церковников, чем закончилась организация ее, и таким образом она составилась из следующих лиц: 1)Архим. Гервасий, начальник миссии. По именному указу Ее Императорского Величества, ему дозволено было носить наперсный крест. 2)Иером. Иоиль, член миссии. 3)Иером. Феодосий, член миссии. 4)Иерод. Иоасаф, член миссии, оставленный за доброе и постоянное житие. 5)Созонт Карпов {церковники}. 6)Кирило Семенов {Один из Кириллов носил фамилию Белецкого}. 7)Кирило Иванов {Один из Кириллов носил фамилию Белецкого}. 8)Алексей Смольницкий, келейник архим. Гервасия, определенный потом причетником. 9) Тимофей Андреев, служитель. 10)Матфей Стороженко, служитель. ............................... ...Чтобы подвинуть окончательно тихо решавшееся дело о шестой миссии, 30 декабря 1770 г. состоялся Высочайший рескрипт на имя иркутского губернатора, генерал-майора Бриля. Этот рескрипт гласил следующее: ”По восстановлении с китайской стороны прежнего доброго согласия и дружбы, исходатайствованного покойным (┼18 марта 1769 г.) полковником Кропотовым, было соглашено вс китайцами отправить в Пекин караван и при нем новую миссию с четырьмя учениками для обучения языкам”. Но тогда караван не был готов за неимением в Иркутске и других сибирских городах достаточного числа товаров и по другим обстоятельствам (напр. распродаже купцами товаров на границе), о которых тогда еще нельзя было обнадежиться. Вследствие этого губернатору приказывалось отправить миссию в Пекин, не дожидаясь каравана. Так как для учеников не было особого рекомендательного листа и паспорта, то Бриль должен был о них уведомить наперед ургинских пограничных управителей. Последние по письму иркутского губернатора писали насчет миссии богдыхану, который разрешил принять ее и сменить старую. Тем же рескриптом приказано было для жалованья мягкую рухлядь распродать на границе и выменять на китайское серебро. Чиновник Василий Игумнов, назначенный комиссаром миссии, решил, однако, променять рухлядь в Пекине. Пока шли сборы в дорогу и сношения с Пекином, один из членов миссии, иером. Иоанникий скончался 25 апреля 1771 г. от горячки. Двое же церковников, Семен Цвет и Семен Клеевский, оказались негодными к службе. Выбранный сначала на место умершего Иоанникия иеромонах архиерейского дома Лаврентий не был принят архим. Николаем, который, с помощью губернатора, зачислил в члены вдового священника иркутской Спасской церкви Иоанна Протопопова. Равн. обр. и на место убылых церковников были избраны иркутские дьячки Иван Гребешков и Петр Марков Родионов. В это время миссия находилась уже на границе и готовилась к отъезду. Кроме комиссара Василия Игумнова, к ней были прикомандированы один толмач, три казака и двенадцать работников. В таком составе миссия выехала за границу на наемных подводах 4 сентября 1771 г., а 8 ноября того же года прибыла в Пекин. Здесь Игумнов продал привезенную им рухлядь без малого на 30,000 рубл. Из этой суммы он удовлетворил жалованьем шестую миссию на пять лет, т. е. с 1772 по 1776 гг., после чего возвратился на Кяхту 13 июля 1772 г., привезя с собой только двоих членов пятой миссии, иером. Сильвестра и церковника Зимина. Новая миссия нашла дела предшественников своих в порядке: церковные книги и утварь оказались в целости, но обветшали, особенно ризы, стихари, антиминсы и шапки (митры). Об этом донес св. Синоду архим. Николай от лица своего и членов миссии, представив начальству и копии с приходо-расходных книг пятой миссии. В другом одновременном донесении своем св. Синоду он сообщил, что хотя стена Сретенской церкви с юга в двух местах расселась, однако небольшие щели не требовали большой починки: они произошли от землетрясения 1730 г. Течь в главе церкви была замазана, рундук починен. По приблизительному расчету архим. Николая, на ремонт Сретенской церкви требовалось 450 лан (765 руб.). В доношении своем от 10 мая 1772 г. в коллегию иностр. дел начальник миссии извещал, что он по приезде своем в Пекин нашел покои ученические весьма ветхими; китайцы же от починки их отказались. Вследствие этого, архимандрит починил их за 100 лан (170 р.), заимствовав эту сумму из церковных денег. Что касается возможности распространять христианство в Китае, то новый начальник миссии затруднился дать определенный ответ в начале своего пребывания в Пекине. Прежние архимандриты, по его словам, давали новокрещенным по 1 и по 2 ланы серебра на крест и одеяние. Трудно было определить, сколько давать: если много, могла явиться масса желающих креститься “не для Иисуса, а для хлеба куса”. В заключении своих донесений, архим. Николай просил ходатайства св. Синода о прибавке ему жалованья, ввиду недостаточности назначенной на содержание суммы. Доношения архим. Николая, отправленные с комиссаром Игумновым в мае 1772 г., достигли до Петербурга в 1773 г. 27 марта 1774 г. состоялся указ св. Синода (№ 410) в коллегию иностр. дел по вопросу о пособии для пекинской миссии. В своем доношении последнему от 15 апреля 1774 г. означенная коллегия согласилась на отсылку 765 руб. “для ремонту Сретенской церкви”, пособие же новокрещенным решила оставить на прежнем основании, предписав выдавать им по небольшому числу денег, смотря по бедности их, из церковных доходов. Последних, по показанию церковника Зимина, собиралось 163 руб. 50 к. в год с четырех дворов, принадлежавших к Сретенскому монастырю. Деньги 170 руб., употребленные архим. Николаем на починку ученических покоев, коллегия приказала переслать в миссию при удобном случае из суммы, оставшейся за расходами комиссара Игумнова. Эти деньги, по распоряжению иркутского начальства, взялся доставить в Пекин китайский “фигурщик” Баян, но не могши этого сделать, возвратил серебро через своего поручителя в Троицкую коммерческую экспедицию. Тогда архим. Николай взыскал серебро с учеников (по 42 р. 50 к.), а последние получили его в Иркутске уже в 1782 г. Что касается вопроса насчет прибавки жалованья начальнику миссии (вместо 600–1200 руб. в год), то, по мнению коллегии ин. дел, для этого требовался всеподданнейший доклад через комиссию о духовных имениях. Такого доклада не было сделано, и на этот раз ходатайство св. Синода по означенному вопросу не было уважено. С помощью присланной на ремонт суммы и церковных доходов, архим. Николай “исправлял ветхости (в миссии) и вновь нечто поделал”. Так, он починил на Сретенской церкви крышу, вновь сделал много ризничных вещей, перешивая старые. У Никольской церкви поставил вновь каменную стену (на запад) и также замазал церковную крышу; сделал каменную ограду вокруг российских могил (на кладбище); многократно чинил церковные дома, а некоторые перестроил почти заново, наконец, поддерживал сад. При шестой миссии церковных домов считалось уже 12. Ко времени архим. Николая относится “письмо верющее на двор вдовы Акилины Андреевой на китайском языке с российским переводом (от) 1773 г., августа 25 дня”. Это был второй северный дом, приписанный по завещанию к числу церковного имущества Никольской церкви, и лежал близ последней. Ко времени шестой или следующей миссии относится еще несколько документов, как-то: 1) ”крепость и купчая на большой восточный двор, близ посольского двора находящийся, в коем 16 покоев”, 2) “письмо на двор западный, что на западной стороне от посольского двора”, 3) ”продажное письмо на неизвестный двор”, 4) ”крепость на первый большой полуденный двор близ монастыря”, 5) ”крепость на большой первый полуденный двор близ монастыря”, 6) ”на первый большой полуденный двор близ монастыря две крепости”, 7) ”крепость на второй малый полуденный двор близ монастыря”. Эти акты были внесены в церковную опись архим. Иоакимом, начальником VII миссии... Полный текст: http://www.orthodox.cn/localchurch/nadoratsky/2-1_ru.htm | |
|
|
Отправлено: 22.11.11 10:50. Заголовок: Если после прочтения..
Если после прочтения статьи Кокандские походы 1864-1865 гг. кто-то подумал, что в 1864 году все закончилось, он глубоко заблуждается. Походы растянулись на несколько десятилетий... Кокандские походы (1850–1876-е гг.)  Кокандские походы 1850–1876-х гг. - экспедиции русских войск против Кокандского ханства в целях пресечения его враждебных действий и упрочения позиций России в Средней Азии. Проводились сравнительно небольшими силами хорошо вооруженных войск. В результате первых походов 1850–1853 гг. русские войска овладели Ак-Мечетью (Кзыл-Орда), Кош-Курганом, Копалом, на месте казахского селения Алма-Ата заложили опорный пункт Верный. Результатом экспедиций 1860–1866 гг. стало взятие Пишкека (Бишкек), Чимкента и Ташкента, образование Туркестанского генерал-губернаторства во главе с К.П. Кауфманом. В 1875–1876 гг. после упорных и кровопролитных боев, в которых особенно отличился М.Д. Скобелев, к России был присоединен Коканд и оставшаяся часть Кокандского ханства. ПОХОД В КОКАНД В 1875 ГОДУ
(Из записок артиллериста) Мирно прошло начало 1875 года для русского Туркестана: Хивинское ханство только что было покорено, воинственные туркмены, получившие хороший урок под Чандыром, успокоились, по-видимому, надолго, а ближайшее к нам Кокандское ханство беспрекословно исполняло все требования русских властей и, казалось, с этой стороны мирные отношения не должны были-бы нарушиться. Кокандский правитель, Худояр-хан, еще с 1860 года зарекомендовал себя как самого мирного соседа. На другой день после занятия русскими войсками г. Ходжента, 25 мая 1866 года, из Коканда прибыл посол к командующему войсками, с письмом, в котором Худояр-хан чистосердечно объяснял свои отношения к последним событиям. «Я только что», писал он, «хотел прислать к вам человека с письмом, но опасаясь эмира бухарского, не успел этого сделать. Между тем эмир, желая начать войну, собрал войска, пришел в Джизак и приглашал меня, говоря, что всякий мусульманин должен защищаться против вас, как из книг мусульманского закона видно. Сохраняя дружбу с Белым Царем, я не выходил из Коканда, под разными предлогами и, собрав 35,000 войска для охранения своих пределов, стоял на Шайдан-музгаре. После этого я услышал, что эмир отозвал свои войска из Ходжента, а потому и я вериулся обратно, и если-бы не желал дружбы с «Белым Царем, то вошел-бы в Ходжент». Затем хан выразил желание остаться в мире с новыми соседями, на что, конечно, и получил полное согласие. С тех пор Худояр-хан крепко держал свое слово: во время борьбы русских с Ура-тюбе, Джизаком и Самаркандом, наконец в 1873 году, когда большая часть русских войск выбыли из округа в хивинские пределы, оставив в Ташкенте очень слабый резерв, — мирные отношения наши с Кокандом не нарушались. Такая сдержанность Худояр хана объясняется тем обстоятельством, что положение самого правителя ханства никогда почти не было особенно прочно. В первое время после основания ханства, господствующим народом в Коканде были узбеки-кипчаки; из их-же среды вышли и первые ханы, недружелюбно относившиеся к сартам, как к народу покоренному; но с течением времени ханский род, постоянно окруженный сартами, утратил свой резкий тюркский тип и принял все сартовские обычаи. Узбеки лишились затем всякого политического значения и первенствующие должности вь ханстве остались за сартами. При Шир-Али-хане (отце Худояра), женатом на дочери одного влиятельного узбека бия, кипчакская партия снова восторжествовала и представитель ее, Мусульман-кул, родственник Шир-Али-хана по жене, сделался регентом ханства. Он-же, по смерти Шир-Али в 1844 гоцу, провозгласил ханом его младшего сына, шестнадцати-летнего Худояра, с целью удержать правление в своих руках, оставаясь регентом. Это удалось Мусульман-кулу. Только в 1852 году Худояр-хан, крайне тяготившийся опекой регента, успел, при помощи сартовской партии, отстранить кипчаков. Мусульман-кул был казнен; с ним вместе поплатились жизнью тысячи узбеков. На этом однако борьба из-за политического преобладания не остановилась. Два раза Худояр-хан спасался, во время междоусобиц, бегством в Бухару, и только незадолго до взятия русскими Ташкента, он в третий раз, по приглашению утомившегося беспрерывной резнею народа, принял ханскую власть. Не мудрено, что Худояр-хан, чувствуя под собою непрочную почву, решился прибегнуть к внешней поддержке, в лице русской власти; заручившись содействием ее, он рассчитывал укрепиться в ханстве до конца дней своих. И расчет его, отчасти был верен. Хотя представители кочевого и полукочевого населения ханства иногда и восставали против своего властителя, но всегда легко были усмиряемы при посредстве более миролюбивых оседлых жителей, всегда боявшихся анархии. С другой стороны, русские приобретения совершенно отрезали Коканд от влияния Бухары, не раз пользовавшейся смутами в ханстве, с завоевательными целями. В последний раз Худояр-хан вернулся в Коканд далеко не тем, каким был прежде. Он сделался менее жесток, редко, рубил головы, но зато привез с собою из Бухары новую страсть — к наживе и выжимал все, что только могла ему дать богатая долина Ферганы. Он обложил податями всякую мелочь, до вязанки дров, привозимой на базар, и своею алчностью снова нажил себе врагов, на этот раз уже в обеих партиях — и сартовской и узбекской. Народ, подстрекаемый разными честолюбцами, глухо волновался и только выжидал случал опять сменить хана. В 1875 году такой случай представился. В июне месяце того года появились соперники хана: племянник его Назар-бек, прибывший из Бухары на каратегинскую границу и Пулат-хан, около Узгента. Когда эти личности подняли волнение среди кочевого населения, Худояр-хан выслал против них 4000-ый отряд, под начальством Исса-аулие и Абдурахмана-автобачи, сына Мусульман-кула, зарезанного когда-то Худояром. Абдурахман, занимавший видную должность в ханстве, только в 1874 году вернулся из Мекки, где напитался фанатическою ненавистью к неверным и тогда-же задумал предпринять священную войну для истребления кафиров, отомстив, кстати, и Худояру, за казть отца. По соглашению с Исса-аулие, он, со всем отрядом передался на сторону инсургентов, а хану послал формальное приказание оставить ханство. 19-го июня на сторону инсургентов перешел и сын хана, Насыр-Эддин, бывший беком в Андижане. Худояр-хан, пораженный известиями об изменах близких ему людей, растерялся и решил оставить Коканд, в котором уже поднялось волнение: на улицах появились фанатики-дуваны, проповедывавшие народу «джехад», торговля прекратилась, ханских джигитов оскорбляли на улицах. 22 июля хан, вместе с русским посольством, при котором находился М. Д. Скобелев, выехал из Коканда, отстреливаясь от инсургентов, сильно желавших пограбить обоз хана. Отряд посольства, следовавший отдельно, по просьбе Худояр-хана, принял его семью под свою защиту и 24 июля хан прибыл в Ходжент, потеряв дорогой около 40 арб с ценными вещами, убитыми 8 джигитов и ранеными 9. Тем временем инсургенты, под предводительством Автобачи, заняли Коканд, и провозгласили «газават». Для почина, кипчаки расчитывали разграбить в Коканде товары русских торговцев (бр. Пупышевых, Коншиных и др ); но кокандские купцы не допустили кипчаков к караван-сараям, сомневаясь, чтобы кочевники стали разбирать: которые из товаров русские и которые мусульманские. Затем кокандцы начали стягивать свои войска к нашим границам. Еще 22 июля в Ташкенте было получено сведение о волнениях в Коканде. Все встрепенулись. «Поход! Ура!» радостно сообщали друг другу в военных кружках. — А главное, что хорошо? — Ни одного фазана прилететь не успеет, как и поход кончится,» ликовали другие, из числа небывших в хивинском походе и ожидавших теперь своей очереди. Надежды сбылись, отряд был немедленно сформирован, и все мы с нетерпением ждали знакомого сигнала. Выступление наконец назначено было на 11-е августа. С весны 1875 года я жил в азиятской части г. Ташкента. Беседуя, по вечерам, с соседями-сартами, я нередко наводил разговор на политику, но правоверные воздерживались даже от малейших намеков на счет последних событий в Кокандском ханстве. В городе все было спокойно, по крайней мере наружно, но торговля как будто притихла и туземцы начали уклоняться от поверки ее акцизными надзирателями. Я жил один, в глухом саду на р. Бос-су, и занятый целые дни на военном поле обучением казаков ракетного дивизиона, решительно не подозревал, какое смятение в городе произвело бегство Худояр-хана. Только случай открыл мне, что мои соседи по саду живут теперь далеко не так спокойно, как мне казалось, и 5 августа, приглядевшись по пристальнее в соседние дворы, я нашел, что арбы у всех разобраны и лежат под навесами, лошади почему-то заботливо подчищаются, в саклях пусто, кроме кошем и дешевой посуды ничего не видно. Затем в городе разнесся слух, что ташкентцами получено много прокламаций от Абдурахман-автобачи, призывающих к восстанию против русских, которым адресованы были также особые приглашения: им предложено было немедленно принять мусульманство или-же выехать из пределов Туркестана в Россию. Автобачн был даже на столько добр, что в случае избрания русскими последнего исхода, обещал дать перевозочные средства до Казалинска. С этого-то времени в Ташкенте началось серьезное волнение: сарты ломали арбы, чтобы уклониться от поставки их для предполагавшегося похода, закапывали в землю свое имущество, и т. п. Кроме того, в азиятской части города туземцы сделались менее вежливы в обращении с русскими; на базарах, вокруг откуда-то появившихся дервишей, собирались толпы народа, жадно слушавшего их воинственные проповеди. Все это не предвещало ничего доброго. Русские, жившие на дачах, спешили перебраться в русскую часть, под защиту пушек. — Неужели вы надеетесь, что Абдурахману удастся выгнать русских?» как-то раз спросил я своего хозяина, более словоохотливого, чем другие, заходившие ко мне сарты. «Русские уже знают, что все имущество у вас закопано. — Конечно не выгонит», ответил он, «но кокандцы могут прорваться в Ташкент, и тогда не будет нам пощады от кипчаков...  Василий Верещагин. Русский лагерь в Туркестане ...С рассветом, 30 сентября ракетный дивизион и 1 1/2 сотни казаков, без обыкновенного сигнала, а по словесному приказанию Скобелева, выступили, под его начальством, по дороге к Андижану. Остальные части еще не поднимались. В качестве вожака служил Евграф (беглый сибирский казак, пробывший в Коканде 20 лет и вместе с Худояр-ханом оставивший ханство в 1875 году); он знал все закоулки Андижана, да пожалуй и всего ханства, так как часто разъезжал по поручениям Худояр-хана. Пройдя заброшенный кишлак и выйдя к арыку Мусульман-кул, мы нашли находившийся здесь мост разобранным, почему и не представлялось возможности подойти к Андижану по кратчайшей дороге. Отряд проследовал другим, окольным путем и скоро подошел к ручью Андижан-саю, по которому вела дорога к городскому базару. Во все время нашего диижения, впереди и по сторонам дороги показывались, на почтительном впрочем отдалении, вооруженные наездники, но в перестрелку ввязывались редко. Выбрав место для вагенбурга на самом ручье, у начала городских садов, М. Д. Скобелев послал донесение об этом в главный отряд с 15-ю джигитами; но большая часть их вернулась обратно, не исполнив поручения, так как на пройденном нами пути появились большие партии неприятельской конницы. Скобелев решился двинуться дальше по Андижан-саю, чтобы короче изследовать подступ с этой стороны к городу. Отряд, изредка отстреливаясь от неприятеля, собиравшегося к устью Андижан-сая, из-за окрестных садов, направился к городу по лощине, шириною до 50 саж. и обрамленной с обеих сторон садами и дувалами. Перестрелка как-то разом прекратилась и мы, в полном безмолвии, прошли около полуверсты, не видя перед собою неприятеля. Зато позади, у самого устья Андиджан-сая, прибавлялись все новые и новые толпы и скоро оно было заграждено сплошною черною массою неприятельской конницы. Лощина поворачивала влево к базару, и только что мы приблизились шагов на 30 к повороту, как из за стенки стоявшей перед нами курганчи показался ряд дымков и затем раздался дружный залп из ружей и фальконетов. Свита Скобелева, ехавшего, по обыкновению, впереди, остановилась, джигиты его отшатнулись назад и смяли первый ряд ракетного дивизиона. Наездники от 5-й оренбургской и 1-й сибирской сотен спешились и открыли пальбу по пешим кокандцам, выскакивавшим из за соседних стенок с криком: «ур, ур»; кокандцы лезли назойливо, прямо на казаков; в тоже время выше по лощине показалась и кавалерия, открывшая по нас фальконетный огонь. Скобелев вызвал на позицию ракетный станок. Первая ракета была пущена вдоль ряда пехотинцев, перебегавших от курганчи к садовым стенкам, на правый фланг нашего расположения; последующая — по кавалерии. Когда неприятель несколько угомонился, Скобелев, приказал начать отступление. Кокандцы сделались смелее: джигитовка и пальба со стороны устья Андижан-сая участилась; пехотинцы, прекрасно пользовавшиеся закрытиями, тоже сопровождали отряд неугомонною пальбою; за стенками послышались и отвратительные звуки карная. Протрубили снова «наступление» к стороне города, опять был вызван очередной ракетный станок.  — Усиленьева ранили, ваше благородие, докладывает мне вахмистр. Куда его прикажете девать? Вопрос и неизбежный, и странный вместе: при нас не было ни единой арбы. — Куда ранен? Сидеть на лошади можетъ? — Сидит, ваше благородие, в щеку ранен. Я приказал одному казаку быть при нем, поддерживать на всякий случай. Рану завязали. — Ну и прекрасно. Из за ближайшей садовой стенки показалось десятка два чалм и снова грянул залп. — Подпоручик Андреев! - крикнул М. Д. Скобелев, - Будьте добры, прогоните их! Андреев, бывший в цепи на левом фланге наездников, понял приказание буквально, отнеся его к себе: он вынул револьвер и крикнув «ура», бросился на стенку, уже окутанную пороховым дымом. Ближайшие наездники, изумленные поступком Андреева, не сразу догадались в чем дело, но наконец, оставив своих лошадей товарищам, кинулись также к стенке и застали Андреева стреляющим из револьвера вслед убегавшим кокандцам.  Уже около двух часов мы, то наступая, то отступая от наседавшего со всех сторон неприятеля, находились в «бутылке», как прозвали солдаты съуживающийся постепенно Андиджан-сай. Патроны приходили к концу, ракет оставалось 17 штук. Наконец толпы кокандцев, запиравшие устье Андижан-сая, стали редеть, удаляясь вправо к горам, а вдали показались значки двух казачьих сотен, спешивших, под командою флигель-адъютанта графа Борха, к нам, на выручку. Дружное «ура» нашего отряда приветствовало эту, давно жданную помощь и вся кавалерия, соединившись, в последний раз перешла в наступление; спешенные цепи наездников выбили кокандцев из-за ближайших закрытий и затем мы тихо отошли к выходу из ущелья. Главный отряд в это время уже приближался. Отойдя за ручей и остановившись на правом берегу его, Скобелев приказал выпустить несколько ракет по кокандской кавалерии, снова собиравшейся в глубине лощины. Но тут произошел маленький казус: первая ракета пролетела удачно, разорвавшись у поворота лощины, где толпились и джигитовали кокандцы; вторая — заметалась в станке, опалила слегка свою же прислугу, наконец нырнула в ручей, ударилась в противоположный берег и, повернув назад, разорвалась в каких нибудь двадцати шагах от Скобелева. К счастию осколки не задели никого, и разрыв только напугал лошадей. — Потрудитесь сегодня-же расследовать причину разрыва приказал мне Скобелев. За все время похода это был первый случай неудачного полета ракеты, и отыскать причииу ее разрыва теперь, по одним осколкам гранаты, не представлялось ни малейшей возможности. Я позволил себе ответить в этом смысле, напомнил и про хивинский поход, когда ракеты вели себя непозволительно дурно. Скобелев промолчал; свита отодвинулась вправо от станков, подальше: доверие к ракетам подорвалось... Текст полностью: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XIX/1860-1880/Michajlov/text.htm Кокандский поход 1875 года 8 мая 1875 г. 15 тысяч кокандцев внезапно перешли границу и осадили русский гарнизон Ходжента. В ответ Россия открыла военные действия. Так начался Кокандский поход. 1-й Сибирский казачий полк в походе разделился, сотни были приданы различным отрядам русских войск. Под Махрамом отличилась 4-я сотня полка под командованием сотника Машина: примерно 2000 кокандских всадников внезапно появились у крепости Махрам, ключевом пункте на дороге к Коканду. Высланные на встречу казаки 4-й сотни без единого выстрела лихо атаковали кокандцев в шашки, несмотря на неравенство сил - одна сотня против 2000 джигитов. Преимущество казаков было во внезапности и беззаветной храбрости. Оставив на поле боя 79 убитых и раненных, 3 бунчука, 9 значков, 40 ружей, 3 фальконета, 117 лошадей и 150 шашек и пик, кокандцы разбежались. Пятая и шестая сотни полка в составе отряда Скобелева приняли участие во взятии Намангана. Затем 5-я сотня принимала участие в карательных экспедициях между Наманганом и Ходжентом, дралась в сражении у кишлака Абаши. Командующий наградил казаков 4-й и 5-й сотен и ракетного дивизиона 24 знаками отличия Военного Ордена. После замирения селений правого берега Амударьи, русские войска вторглись на левый берег Амударьи. Генерал Скобелев возглавил один из отрядов (9 рот, 2 конных стрелковых роты, 7,5 сотен и 12 орудий). В состав отряда вошла 1-я, 2-я и 5-я сотни и ракетный дивизион 1-го полка. Этот отряд, проделав тяжелый поход, покорил всю северо-восточную часть ханства и участвовал в штурме г. Андижана, который обороняли 85 тыс. джигитов Абдурахмана-Автобачи и Пулат-хана.  Затем последовало сражение при г. Асаке с отрядами Абдурахмана-Автобачи. Исход сражения, где на стороне кокандцев был численный перевес, решила лихая фланговая атака одной сотни оренбургских казаков, одной сотни семиреченских казаков и казаков 1-й сотни 1-го Сибирского казачьего полка. Автобачи был разбит. Потери казаков - 10 раненных. После этого сражения Автобачи и его джигиты присягнули на верность русскому царю. Узнав об этом, Пулат-хан зарезал всю семью Автобачи и всех русских военнопленных, в том числе 14 казаков 6-й сотни 1-го Сибирского казачьего полка. Впоследствии за это Пулат-хан был казнен на том же самом месте, где он жестоко расправился с русскими пленными. Небольшой русский отряд под командованием полковника Меллер-Закомельского настиг Пулат-хана (5700 воинов, 5 орудий) в Уч-Кургане и нанес ему сокрушительное поражение. За этот бой 14 казаков 1-й сотни 1-го полка (командир сотник Десятов) были награждены знаками отличия Военного Ордена (ЗОВО - наградной знак к ордену Святого Георгия для нижних чинов с 1807 по 1917 гг. С 1913 года в статуте закреплено официальное название — Георгиевский крест). В дальнейшем служба казаков 1-го полка в Ферганской области пошла в беспрерывных походах по городам и кишлакам, где спешно вводилось русское правление под наблюдением генерала Скобелева - первого военного губернатора и командующего войсками Ферганской области. Только глубокой осенью 1876 года для казаков 1-го полка закончился Кокандский поход. Но лишь в марте 1877 года увидели казаки свои родные станицы. За боевые отличия казаки 1-го полка получили 348 знаков отличия Военного Ордена. Всем участникам войны были пожалованы светло-бронзовые медали на Георгиевско-Владимирской ленте с надписью «За покоренiе ханства Коканскаго въ 1875-1876 год». Потери полка составили 85 убитых и умерших от ран, 43 раненных казака, 2 раненных офицера. Из плена не вернулся никто. В обычаях кокандцев было мучить пленных: сдирать кожу, сжигать живьем, сажать на кол, варить в масле. 26 августа 1876 г. 4-й сотне Высочайше пожалованы серебряные трубы «За дъло при селенiи Хакы-Хават въ 1875 году», а 1-й и 2-й сотням знаки отличия на головные уборы «За штурмъ г. Андижана 1-го Октября 1875 года»... Анатомия армии Ю.Веремеев. + + +  Сибирские казаки - георгиевские кавалеры, участники Кокандского похода 1875-1876 годов УЧАСТНИКИ ПОХОДА ПЕРВОГО КОННОГО ПОЛКА СИБИРСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА ........... ВТОРОЙ СОТНИ ........... МЛАДШИЕ УРЯДНИКИ: ................ 31466 ИВАН ЛУКЪЯНОВ за 1 и 3 октября 1875г. - Л.93(об) 32606 АЛЕКСЕЙ АНДРЕЕВ за 27 января 1876 г. - Л.321 ................... КОННО-КАЗАЧЬЕЙ РАКЕТНОЙ БАТАРЕИ СИБИРСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА ......... ВТОРОЙ СОТНИ ......... УРЯДНИКИ: ........ 31438 ЛЕОНТИЙ АНДРЕЕВ за 1 и 3 октября 1875г. - Л.87(об) 31439 АНДРЕЙ ЯГАНЦОВ за 1 и 3 октября 1875г. - Л.87(об) ................... http://ka-z-ak.ru/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=31&id=2782&Itemid=13 | |
|
|
|
|
Отправлено: 23.11.11 12:06. Заголовок: Дела с китайцами Мн..
Дела с китайцами
Много лет в нашей семье ощущалась недосказанность и даже тайна, когда заходил разговор о дедушках и бабушках моих родителей, о том, как они попали в Туркестан. В семейном альбоме я видела несколько странных фотографий – овалы с аккуратно вырезанными мужскими головами или фотографии – половинки, на которых сидели только женщины. На мои вопросы мама и бабушка отвечали, что срезаны эполеты, по которым можно узнать чин военных, но рассказывать об этом нельзя никому. В хрущевскую оттепель мама принесла от двоюродной сестры два больших старинных портрета и, повесив над пианино, сказала, что на них мои прадедушка и прабабушка. Седой генерал с длинными усами, увешанный орденами и медалями, неизменно вызывал интерес у наших гостей, но родители от прямых ответов уклонялись, молча усмехаясь, когда мои друзья принимали его за Буденного. Впервые о должности прадеда мама рассказала после показа по телевидению фильма «Огненные дороги». В фильме рассказывалось о жизни узбекского драматурга Хамзы, который родился и работал в Коканде. Среди множества персонажей многосерийной ленты оказался Виктор Медынский, кокандский уездный начальник. Возмущенная несоответствием фактов при сохранении фамилии, мама сказала, что уездным начальником в Коканде служил старший брат бабушки, Константин Викторович Мединский. Его расстреляли в двадцатых годах по решению «тройки», а не растерзали на улице восставшие женщины, как сочинили создатели фильма. А Виктор Юлианович Мединский его отец, тот самый генерал на портрете, умер и похоронен в Самарканде задолго до революционных событий в Туркестане. Он тоже жил в Ферганской области, но в Новом Маргелане, и был губернатором. Больше мама и сама не знала, и мне дознаваться не советовала. Шли годы, менялись времена, стали реабилитировать «бывших», открывались архивы, люди начали генеалогические поиски. Решила искать и я, но знала так мало, что на успех почти не надеялась. Единственной зацепкой были сведения из очерка Жана-Даниеля Берже (перевод Рената Тазиева) о пребывании в Фергане французского путешественника Жозефа Мартена. Историю Матрена я много раз слышала от бабушки и не сомневалась в достоверности имен, дат и должностей... ...Воспитанник Сибирского кадетского корпуса В.Ю. Мединский служил старшим адъютантом в Штабе отдельного Сибирского корпуса в Омске, когда 3 мая 1863 года губернатор Западной Сибири и командир корпуса генерал Александр Иосифович Дюгамель назначил его помощником Начальника Алатавского Округа и Киргиз большой орды, позже переименованного в Семипалатинскую область. В крепость Верный к месту нового служения артиллерии поручик Мединский прибыл 27 мая, а через четыре дня произошло чрезвычайное происшествие в китайском городе Чугучаке. Начальник Округа генерал Г.А. Колпаковский срочно отправил туда военный отряд и своего нового помощника. Происходящее в середине 19 века присоединение к России казахских и киргизских земель вызвало необходимость согласования новых рубежей. Русско-китайская граница оказалась самой протяженной и спорной, а поэтому неспокойной. Положение осложнялось тем, что местное население вело кочевой образ жизни, а кочевники не признавали ни границ, ни подданства. Они пасли свои стада то на русской, то на китайской территории, провоцируя пограничные конфликты. Русские и китайские власти не особенно разбирались в социальных отношения казахов и киргизов, поэтому часто граница проходила по исконным киргизским пастбищам, разделяя роды и племена. Для разрешения противоречий в 1860 году в Пекине был заключен «Дополнительный договор между Россией и Китаем» о размежевании от маяка Шабин-Дабага, установленного в 18 веке, до кокандских владений. Мединский прибыл в Верный как раз в то время, когда в Чугучаке работала назначенная в июне 1862 года разграничительная комиссия. Чугучак был известен всему европейскому купечеству. Здесь проходил древний караванный путь, и располагалась русская фактория. От России в разграничительной комиссии работали полковник И.Ф. Бабков, служивший обер-квартирмейстером Сибирского корпуса, кульджинский консул хорунжий Колотовкин, синолог И.И. Захаров, а так же их помощники геодезисты и астрономы капитан А.Ф. Голубев, К.В. Струве и капитан Андреев [1]. Кроме того, там стояли русские пограничные военные отряды. Переговоры затягивались. Стороны различно трактовали статьи Пекинского договора, особенно спорили о рыбном озере Зайсан, приносившем большие прибыли сибирским казакам. Каждая сторона считала его своим. Китайцы хитрили, высылая своих людей на пограничные территории передвигать знаки в русскую сторону. Они закапывали каменные доски с надписями в приграничных землях и показывали их потом как подтверждение принадлежности земель Китаю. Русские выставили свои караулы на спорных землях и организовали зайсанскую экспедицию. В целях психологического воздействия на китайцев спустили на воды озера пароход «Ура», который вошел в Черный Иртыш. По Чугучаку поползли слухи о предстоящем выселении китайцев, народ нервничал. И вот случилось. 31 мая на реке Борохудзир произошел вооруженный конфликт. Капитан А.Ф. Голубев проводил астрономические наблюдения в урочище Айдарли-Кум. Его сопровождал отряд казаков. Недалеко располагался китайский пограничный пикет Борохудзир, командир которого пригласил русских в гости. Однако как только отряд въехал на территорию пикета, китайцы открыли огонь. Командир отряда поручик Е.Антонов был смертельно ранен, но «пробился к своему отряду, где умер на следующий день». Ранили хорунжего Елгина, 6 нижних чинов, 3 казаков взяли в плен. Четверо погибли. Цинская стража преследовала русских до урочища. На другой день нападение китайцев повторилось. Капитан Голубев отвел отряд на Куш-Мурун, опасаясь окружения, и вместе с Кушмурунским отрядом Майора Морица Густавовича Лерхе отбил наступление. Срочно сообщили генералу Дюгмелю. Александр Иосифович отдал приказ отправить казаков из Верного для усиления пограничных войск. К месту конфликта подошли 1,5 взвода пехоты, 25 казаков, сотня киргизов во главе с Тезеком Нуралиевым, взвод конно-артиллерийской казачьей батареи. С ними и прибыл артиллерии поручик Виктор Юлианович Мединский. 17 июня Кушмурунский, Айдарлыкский и Кегенский отряды подошли к китайской границе, а 18 уже произошла перестрелка у пикета Борохудзир. 29 июня, понеся значительные потери, китайские отряды покинули пикет. Бои шли все лето и осень. 22 июня бились близ урочища Кушмурун, потом на реке Большой Каракар, откуда казаки преследовали китайские отряды до Кайнарского ущелья и 12 июля выдворили за русские пределы, 22 июля столкнулись при Бель-булаке. 15 и 16 сентября китайцы напали на русский транспорт у реки Чалкалды-су. На территорию конфликта китайцы стянули до 5 тысяч человек. Терентьев пишет, что у них на вооружении были даже боевые слоны. Только с наступлением холодов русские отряды вернулись на зимние квартиры. Волнения перекинулись на Кульджу, где китайцы осадили русское консульство. 8 июля 1863 года заведующий консульством хорунжий Колотовкин сообщал Дюгамелю: «Претерпевая притеснения и оскорбления от местных жителей, я неоднократно обращался к кульджинским властям с просьбой о содействии». Просьбу не приняли, Колотовкин и другие сотрудники посольства бежали, взяв печати, документы и казну. Только буря и темнота ночи, писал Колотовкин, спасли их от преследования китайцев. Утром послы укрылись в Кульджинском отряде, перебравшись через реку Или. В Кульдже в русской фактории остался только один сторож-казак и китайская стража, но в ноябре 1864 года дунгане захватили Кульджу и разграбили факторию. Причиной столкновения на Борохудзирском посту оказалось недоразумение. Китайские солдаты, не зная, что их командир пригласил русских в гости, подумали, что те пришли завладеть землями военных поселенцев солонов и сибо. Солдаты вышли из повиновения китайских офицеров и напали на русских. Хуже всего пришлось пленным. Их не только «казнили самым варварским способом в одном из солонских городков», но по рассказам очевидцев съели. В таких условиях о продолжении переговоров по разграничению думать не приходилось. Для погашения конфликта в Верный 22 августа прибыл генерал-губернатор Западной Сибири А.О. Дюгамель. Военному министру Милютину он сообщал о прекращении военных действий, но предупреждал о возможной мести китайцев киргизам, помогавшим русским. Больше всех они угрожали султану Тезеку, не признавая его переход в российское подданство и считая своим гражданином. В связи с этим, генерал Дюгамель уговаривал Милютина пойти на уступки китайцам в разграничении. Но восстание китайских мусульман (дунган) вынудило Китай согласиться, и 25 октября 1864 года китайские комиссары подписали Чугучакский протокол в русском варианте. Однако уже через некоторое время Китай стал вновь предъявлять претензии и спорить о границах с Россией, которые, кроме того, менялись в связи с продвижением русских в глубь казахских степей. Вот такие события стояли за несколькими словами из послужного списка о награждении прадеда за «дела с китайцами». Запись сделана на основании приказа №6735 от 12 июля 1864 года, в котором генерал-майор Кроиерус объявлял о Монаршей милости: «Государь Император Всемилостивейше соизволил пожаловать награды за отличие, оказанное в делах с китайцами в июне 1863 года». Первой в списке стоит фамилия прадеда: «Помощнику начальника Алатауского Округа и Киргиз Большой Орды артиллерии поручику Мединскому орден св. Анны 3 степени с мечами и бантом». Меч и бант означали, что награда за военные заслуги. Наградили многих, в том числе и « киргиз Большой и Дикокаменной Орд за оказанную ими храбрость в делах с китайцами». Мориц Густавович Лерхе получил еще и звание подполковника. Позже Мединский был награжден двумя другими степенями ордена Анны, второй степени в 1874 году, а самую высшую он получил через 20 лет после своих первых «дел с китайцами» и что примечательно, за те же дела, но не военные, а разграничительные. Ко времени покорения Кокандского ханства и образования на его территории Ферганской области Виктор Юлианович от поручика артиллерии дослужился до генерал-майора и работал помощником военного губернатора Ферганы. Расширение границ Туркестанского губернаторства вызвало необходимость возобновления договоренностей с Китаем по пограничным вопросам. 12(24) февраля 1881 года в Санкт-Петербурге стороны подписали «Договор между Россией и Китаем об Илийском крае», согласно которому за Россией закреплялась западная часть Илийского края, а на остальной территории восстанавливалась власть Китая. Стороны определили границы разделенных частей до черты, установленной Чугучакским протоколом. Кроме того, обе стороны назначали комиссию, которая должна была провести разграничение между Семиречьем и Ферганской областью и Кашгарией. От России в комиссию вошли: заместитель командующего войсками Сырдарьинской области генерал-майор А.Я. Фриде, помощник военного губернатора Ферганской области и председатель Ферганского областного правления генерал-майор В.Ю. Мединский, начальник штаба Западно-Сибирского военного округа И.Ф. Бабков, полковник Генерального штаба И.В. Певцов, эксперт-востоковед Н.Н. Пантусов, а также топографы, геодезисты, переводчики, проводники и охрана. Работы по размежеванию начали летом 1882 года и до наступления зимы, пока перевалы из-за снега не утратили проходимости, поставили знаки в Тарбагатае, от с. Нарынкол до перевала Кара-Дабан в Джунгарском Алатау, далее от реки Нарынкол до перевала Бедель. Разграничение этой части стороны подтвердили согласительным Кашгарским протоколом 25 ноября 1882 года. Летом 1883 года знаки установили от истоков реки Ак-Кабы до устья реки Алкабек, а также от перевала Кара-Дабан до перевала Хабар-Асу. В это лето заболел Виктор Юлианович и работы проводили А.Я. Фриде и И.В. Певцов. Далее граница между Ферганской областью и Кашгарией шла по горным хребтам Тянь-шаня от перевала Бедель до перевала Узбель на Памире. Ответственность за этот участок была возложена на В.Ю. Мединского. Идти предстояло безлюдными незаселенными местами, где всегда можно было ожидать нападение киргизских племен, подданных Китая. Когда я нашла на карте указанные в документах перевалы, оказалось, что в 2005 году я видела издалека те горы, где находится Бедель. Мы отдыхали на озере Иссык-Куль и ездили на горный водопад в ущелье Джеты-Огуз, недалеко от Китая. Поднявшись так высоко, насколько хватило сил, я долго любовалась на уходящую в бесконечность гряду гор, окутанную облаками. Между Иссык-Кулем и Китаем лежит непроходимый горный массив – Терский Алатау, южнее горы Какшаал-тоо и другие хребты Тянь-Шаня тянутся до самого Памира. Край таинственный, чудесный, не изведанный. Отсюда начинается самый мощный хребет Тянь-Шаня, Какшаал, протяженностью до 400 км, покрытый ледниками, с отвесными стенами скал, прорезанными узкими глубокими ущельями, на дне которых с ревом бьются о камни студеные реки. Высота пиков достигает 6000-7000 метров. Высокая разреженность воздуха и непредсказуемость погоды, когда за сутки путников могут посетить все времена года, труднодоступность переходов делает туристические маршруты в горах Какшаал-тоо опасными и в наши дни, при наличии современных средств связи, вертолетов, туристических баз, служб спасения и прочих достижений 21 века. Знаменитые пики Победы, Хан-Тенгри, Военных топографов, Данкова и другие стали местом паломничества туристов и альпинистов из всех стран мира. Но даже при современном оснащении не всякий сумел их покорить, сколько легкомысленных смельчаков осталось лежать в ледяных могилах! И вертолеты бессильны в разреженном воздухе. Наши прадеды продвигались без специального оснащения, где на лошадях по узким горным тропам между высокими скалами, а где вброд по бурным рекам, держась за их хвосты, чтобы не снесло. Бывало, приходилось лезть по утесам, стирая до дыр подошвы сапог об острые камни, снимать с лошадей вьюки с провиантом, инструментарием и оружием, необходимым для защиты от недругов, перекладывая на солдат, чтобы обессиленные лошади не сорвались в пропасть. В самый разгар лета температура могла упасть до минусовой, особенно ночью. Казаки расстилали башлыки на дно попавшейся на пути канавки, ложились вместе, и спали до утра, согревая друг друга. Стирались не только солдатские сапоги, но и ноги лошадей. В таких случаях прибегали к испытанному в горных походах методу: подшивали кожаные подметки на сбитые лошадиные ноги. Трудно приходилось, но российские солдаты и казаки во все времена отличались выносливостью и сметливостью, да и офицеры, особенно из Корпуса военных-топографов не были избалованы. Они уже преодолели сотни верст по знойным среднеазиатским степям, по сибирским болотам, кавказским хребтам, составляя карту Российской Империи. Зима 1883 года снова прервала разграничительные работы. Экспедиция приступила к ним весной 1884. В отправной точке, на перевале Бедель, уже стояли по обеим сторонам дороги два пограничных знака. От них и направился отряд генерала Мединского на запад по хребту Какшаал-тоо от перевала к перевалу, на каждом устанавливая знаки и описывая границу. Всего поставили 28 деревянных, обструганных в верхней части столбов, служивших пограничными знаками, на которых расписались генерал Мединский и китайский уполномоченный Ша. Кроме того, впервые составлялись карты местности, незнакомой и русским, и китайцам. Карты и тексты описания границы, составленные в 4 экземплярах на русском, китайском и маньчжурском языках тоже подписывали оба представителя, удостоверяя согласие сторон. За несколько месяцев первопроходцы преодолели тяжелейший путь на огромной высоте, устанавливая столбы почти на каждом перевале, вплоть до памирского урочища Иркештам. Здесь поставили последний знак, дальше в связи с невозможностью пройти, знаки не ставили, а описывали границу словесно. С перевала Узбель есть спуск в долину озер Ранг-куль и Зор-куль, соединенных друг с другом протоком. Место великолепное, окружено разноцветными скалами, красота первозданная, природа не испорчена человеком до сих пор. Альпинисты, побывавшие в тех местах, видели знаменитую рангкульскую пещеру, так причудливо освещаемую солнцем, что кажется, будто в ней горит огонь. Киргизы никогда не поднимались в пещеру, считали, что в ней живет дракон с огненной пастью. Дальше Ранг-Куля не пошли, конечным пунктом разграничения был перевал Узбель. Со стороны Китая Ранг-кульская долина ограничена горным хребтом Сарыкол. Согласно прежним договоренностям сторон до окончательного установления границ, рубежами считались естественные преграды, поэтому для членов комиссии логичным было принять Сарыкольский хребет за дальнейшую разграничительную линию. Не имея ни точных карт, ни сведений о границах Кокандского ханства на Памире, правопреемником которого себя считала российская сторона, комиссары льства и оппозиции в Киргизииы переговоров, результаты которых у многих вызвали недоумениее отдают. ные государства. има. согласились на приблизительную формулировку протокола с тем, чтобы в дальнейшем уточнить линию. Закончив разграничение, комиссия возвратилась в Новый Маргелан, где 22 мая 1884 года был подписан протокол, известный в истории русско-китайских отношений, как Ново-Маргеланский. От России его подписал генерал-майор В.Ю. Мединский, а от Китая – Ша. В начале 1885 года Виктор Юлианович вместе с другими членами комиссии был Всемилостивейше представлен к награде и 30 августа 1886 года получил орден Св. Анны первой степени. Однако китайцы, подписавшие Ново-Маргеланский договор, соблюдать его не стали, повторялась история с Чугучакским договором 1864 года. Все договоры о прохождении русско-китайской границы Китай считал неравноправными, кроме того, каждая сторона по-своему интерпретировала пункты протоколов. На этот раз камнем преткновения стало озеро Ранг-куль. Китайцы претендовали на пастбища рядом с озером. В пункте 3 Ново-Маргеланского протокола значилось, что от перевала Узбель (на картах обозначен, как Кызыл-джиик) «граница России поворачивает на юго-запад, а Китая на юг», но не оговаривалось подробно, как она огибает озеро Ранг-куль. Считал ли Мединский, что озеро, лежащее далее перевала Узбель, можно не описывать подробно, ведь в его задачу входило разграничение до перевала, или сказалась болезнь, и он оказался недостаточно прозорливым, не знаю. Однако «фраза Мединского», как до сих пор называют ее историки, стала политическим основанием для китайцев считать Ранг-куль своим. Местность вокруг озера была незаселенной, только в ущельях хребтов, окружавших высокогорное озеро, стояли зимние кочевья памирских киргизов, поэтому несколько лет до Ранг-куля никому не было дела. Но в конце 90-х годов англо-российские отношения на Памире обострились, и союзники британцев – китайцы поставили рядом с озером свои пикеты. Тогда этот участок границы Россия объявила спорным, но как ни просил генерал-губернатор Туркестана Розенбах внести поправки в протокол, не добился. Российское правительство понимало, что не озеро Ранг-куль было причиной разгоревшегося кризиса, а вновь возникший панический страх Британии за Индию. Любые русские экспедиции на Памир англичане рассматривали как подготовку похода на Индию, тем более, что не мало русских военных считали воплощение идеи Петра Великого вполне возможным. Соперничество Англии и России за Памир, развернувшееся в конце 1880-х и начале 1890-х годов, потом назовут частью «Большой игры», «Схваткой на Крыше Мира», о почти детективных событиях напишут воспоминания многие их участники, трактуя каждый по-своему одни и те же факты, им посвятят свои произведения историки, журналисты и писатели последующих столетий. А в 1890-е годы конфликт России и Китая вызванный спором за пограничное озеро Ранг-Куль закончился силовым путем. Точку в нем поставил казачий отряд полковника Ионова, который проделал немыслимый путь по горам Памира из Нового Маргелана в долину озера Ранг-Куль. По дороге казаки одержали победу над афганцами, а с берегов озера прогнали китайцев и построили свои укрепления. В то же время успешные действия российской разведки и донесения англичан о хорошей подготовке и выносливости русских отрядов вынудили Англию, Афганистан и Китай в 1895 году подписать договор о разграничении на Памире. И вновь Россия считала вопрос окончательно решенным, а Китай договор «неравноправным», поскольку, по мнению китайских дипломатов, Цинская Империя была ослаблена и не могла соперничать с сильной Россией. Десятки лет оставались два государства при собственном мнении о линии границы, даже когда обе державы стали социалистическими, однако на пересмотре договоренностей никто особенно не настаивал. Дружба закончилась в середине 20 века, и Китай тут же предъявил претензии на территории в Приморье, Приамурье и Средней Азии, всего 1500 кв. км. В 1964 году появился еще один спорный участок в районе перевала Бедель. Начались пограничные конфликты. Но самыми трагичными оказались события не в Киргизии, а на острове Даманский в 1969 году, когда обе стороны в военном столкновении понесли большие потери. Применялись и артиллерия, и противотанковые орудия и даже установка «Град». Затем наступило затишье. Однако после распада Союза споры возобновились. Новые правительства сели за столы переговоров, результаты которых вызвали в части общества недоумение, а в Киргизии острое противостояние правительства и оппозиции. Страницы периодической печати запестрели забытыми широкой публикой заглавиями русско-китайских договоров и протоколов, которые вынули из архивов для нового подробного изучения политики и дипломаты. И вот тут больше всех досталось членам Императорских комиссий по разграничению, за то, что не соответствовали их карты современным, не точными оказались описания, не везде поставили знаки, а если и поставили, то за столетие многих уж нет на месте. В жарких спорах о том отдавать или не отдавать спорные земли Китаю и что за это попросить только один С. Чериков догадался воздать должное людям, в тяжелейших условиях проложившим основную межу по горным хребтам Тянь-Шаня. Они сделали все, что могли в тех условиях и в соответствии с уровнем геодезии и топографии своего времени. Нужно отметить, что в 19 веке уровень российской геодезической науки был очень высок, и занимал одно из первых мест в мире. Геодезисты и топографы были оснащены новейшими приборами. Еще в начале 19 века военные топографы измеряли линии мерной цепью, а углы астролябией, а к середине уже гордились достижениями науки и техники – мензулой с кипрегелем, нивелирами и теодолитами с дальномерами. Конечно, применялась только наземная мензульная съемка, а координаты долготы и широты получали с помощью астрономических наблюдений. В труднодоступных местах приходилось использовать полуинструментальные и глазомерные методы, брать за основу для съемок реки, дороги и хребты, но ведь аэрофототопография, лазерные нивелиры и рулетки, электронные теодолиты, компьютерная обработка данных и космическая съемка – достижения внуков и правнуков российских военных топографов и геодезистов. Тем более велика перед нами заслуга российских военных топографов, членов разграничительных комиссий, работавших в разное время, и военных отрядов их охранявших. Присягнув Императору и Отечеству, они выполнили поставленные задачи, и в те времена это называлось патриотизмом. Карты, составленные в 19 веке, хотя и уточнялись советскими специалистами в 1930-40-х годах, но используются и поныне, а линии установленных границ очерчивают контуры современных государств. Что касается споров об отдельных участках, то разрешать их дело современных политиков. И они решили. По новым договоренностям Россия уступила острова сначала Даманский, потом Тарабаров и половину Большого Уссурийского, а Киргизия около 90 тысяч гектаров земли в ущелье Узенги-Кууш недалеко от перевала Бедель, на стыке Джеты-Огузского и Ат-Башинского районов. Вчера одни посылали своих солдат воевать за каждую пять земли, сегодня другие мирно и тихо ее отдают, а завтра? Времена и нравы так переменчивы! http://webkamerton.ru/2010/10/dela-s-kitajcami/
Примечание. 1. Капитан Андреев - это, скорее всего, уже упомянутый здесь в статье «ДНЕВНИК ТУРУХАНСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ 1866 ГОДА» Иркутского Отдела Генерального штаба топограф Иннокентий Егорович Андреев http://shmas.forum24.ru/?1-13-0-00000019-000-90-0#088 Хотя и два других Андреевых, старших по возрасту, офицеров Корпуса военных топографов, из-за недостатка информации о них тоже нельзя исключать... Сведения об офицерах Корпуса военных топографов Андреев Михаил Николаевич (1828 - ...) Андреев Александр Алексеевич (1835 - ...) Андреев Иннокентий Егорович (1841 - ...) Андреев Михаил Андреевич (1844 - 12.1914) Андреев Александр Иванович (1856 - ...) Андреев Яков Федорович (1874 - ...). Информация из книги: Сергеев С.В., Долгов Е.И. Военные топографы русской армии. - М.: ЗАО «СиДи-Пресс», 2001. -592 с.
| |
|
|
Отправлено: 23.11.11 16:37. Заголовок: Хорошее дело браком ..
Хорошее дело браком не назовут...
Саломея Николаевна Андроникова была из древнейшего рода кахетинских князей.
Она родилась в октябре 1888 г. в Тифлисе.
Отец Саломеи, Иван (Нико) 3ахарьевич Андроникашвили был агрономом и общественным деятелем. С Лидией Николаевной Плещеевой Иван Андроников познакомился в Петербурге. У Лидии Николаевны было трое детей от первого брака, которые погибли при трагических обстоятельствах. Она была старше Андроникова, но полюбила его так, что, бросив своего первого мужа, приехала с Иваном Захарьевичем в Тифлис. Прожили они вместе более тридцати лет и имели трех детей. Саломея была старшей дочерью.
В 18 лет, по совету матери, Саломея едет в Петербург на учебу. Какой учебой она занималась, я так и не нашла. Но тогда же, в 18 лет она вышла замуж. Ее муж, богатый чаеторговец Павел Андреев, был на 18 лет ее старше, и славился своей влюбчивостью и экзальтированностью. Судя по ее воспоминаниям, вот эта экзальтация постоянно заставляла его влюбляться то в ее родную сестру, то в двоюродную сестру, то во всех ее подруг. И он это обсуждал с ней, плакал, то он уходил, приходил. И конечно, для молодой женщины это было большим испытанием. Она родила дочку, Ирину, и так сложилась ситуация, что отец, Павел Андреев, ни разу ее не видел, потому что как он говорил Саломее, «я боюсь к ней привязаться, и мне будет потом сложно».
Прожив несколько лет в таком мучительном замужестве, Саломея разводится с мужем и уезжает в Париж... http://kortan.livejournal.com/380654.html А как же было на самом деле? Княжна Саломея Николаевна Андроникова родилась в 1888 году (точная дата неизвестна) в Тифлисе. Андрониковы – одна из древнейших фамилий кахетинских князей, родоначальником которых, по семейной легенде, являлся византийский император из династии Комнинов – Андроник (1113 – 1185 гг.). Правда, отец Саломеи Николай (Нико) Захарьевич Андроников был скромным агрономом, более всего помышлявшим о том, каким образом наскрести денег для достойного образования дочерей и устройства их в жизни. «Устройство в жизни», как правильно понимают уважаемые читатели, означало прежде всего выгодное замужество. И если чеховские три сестры в эти годы восклицали «в Москву, в Москву!», то обедневшие тифлисские князья Андрониковы заменяли эту фразу словами «в Петербург, в Петербург!» Так в 1906 г. юная Саломея оказалась в столице Российской империи. Для нашей героини родители ни на что не скупились. В центре Санкт-Петербурга, на Мойке, для неё и двоюродной сестры Тинатины (последняя вскоре вышла замуж за Сергея Танеева, брата Анны Вырубовой – любимой фрейлины императрицы Александры Фёдоровны) была снята трёхкомнатная квартира, которую сестры превратили в литературный салон. Здесь, восхищённые умом и красотой грузинских княгинь, бывали все те писатели, поэты, актёры, при упоминании имён которых мы благоговейно снимаем шляпы! Здесь же произошло знакомство Саломеи с одной из самых ярких и загадочных личностей прошлого века – Зиновием Пешковым. Право слово, об этом удивительном человеке надо написать отдельный рассказ, что ваш покорный слуга и собирается сделать в ближайшее время. Скажу лишь несколько фраз для затравки. Зиновий Пешков являлся приёмным сыном пролетарского писателя Максима Горького, а на самом же деле происходил из семьи Свердловых. Именно его родной брат Яков Михайлович (Мойшевич) Свердлов возглавит затем, после Октябрьской революции, ВЦИК и станет вместе с В. И. Лениным одной из главных фигур отечественной истории. А что же Зиновий? Он предложил нашей героини в 1907 г. руку и сердце и почти получил согласие. Но тут вмешались отец и мать, которые срочно выдали Саломею «не за какого-то оборванца» (знали бы они о дальнейшей судьбе несостоявшегося зятя!), а за крупного чаеторговца, выходца из купцов и потомственного почётного гражданина Павла Семёновича Андреева, бывшего вдовцом и старше невесты на восемнадцать лет. Посему с Зиновием Пешковым, раздосадованным отказом и уехавшим в Америку, мы пока расстанемся и поговорим о семейной жизни нашей героини.  Последним владельцем имения значится потомственный почетный гражданин из купеческого сословия Павел Андреев.
Он был мягким и добрым человеком, открыл в деревне школу, сделал много хорошего людям, которые тоже отплатили ему добром. Дело в том, что П. С. Андреев оказался владельцем имения Скреблово Лужского уезда. Вот как рассказывала сама Саломея Николаевна о тех временах в беседе с известной писательницей Ларисой Васильевой, посетившей её в 1971 году: «Прошла осень, зима, весна, наступило лето, мы всей семьёй поехали в его имение… Место чудное, большой дом (известный всем лужанам усадебный дом с мезонином постройки 1820-х – начала 1830-х годов утрачен в наши дни. – А. О.), а в парке маленький домик с террасой и кухней. Я его облюбовала для себя и поселилась там отдельно. Лето шло весело… За стол садились двадцать человек – дети Павлика ( Павла Семёновича Андреева. – А. О.), мои и его родственники – уйма народу». Из дальнейшего рассказа следовало, что тихая семейная скребловская идиллия вскоре прервалась по вине мужа, который якобы начал ухаживать сначала за двоюродной сестрой Тинатиной, а затем за родной сестрой Саломеи – Машей. Саломея Николаевна сразу же подала на развод и отсудила у своего незадачливого супруга при помощи адвоката Луарсаба Андроникова (кстати сказать, отца известного пушкиниста и лермонтоведа Ираклия Луарсабовича Андроникова) большую петербургскую квартиру и такую сумму, которая позволила ей не считать деньги вплоть до событий октября 1917 г. Итогом их краткой совместной жизни было и появление на свет единственной дочери Саломеи Николаевны – Ирины (которую Андреев так больше и не увидит), впоследствии баронессы Нольде, участницы французского антифашистского Сопротивления. Можно, конечно, усомниться в справедливости тех упреков, которыми блистательная Саломея осыпала П. С. Андреева. Ведь, как известно, этот брак был заключён не по любви, а по настоянию родителей, как говорят, из голого расчёта. На вопрос Ларисы Васильевой, каким же был муж Саломеи Николаевны, та отвечала: «Каким он был внешне? Очень крупный, русский, по-своему красивый, хмурый несколько…» Кстати сказать, после событий 1917 г. купец П. С. Андреев не эмигрировал за границу, а переехал в Скреблово, где вступил в коммуну и трудился вместе с крестьянами. Разве такой муж был нужен княгине Андрониковой? Комментируя эту ситуацию, как не вспомнить слова героини Ф. Раневской из кинофильма «Весна»: «Вам нужна не моя любовь, а моя жилплощадь…» Но и «жилплощадью» бывшего мужа нашей героине удалось попользоваться только десять лет. http://borisliebkind.livejournal.com/48461.html ...В Петрограде, объятом революцией, оставаться было трудно и летом 1917 г. друг Саломеи поэт Сергей Рафалович увез ее с дочкой в Крым, где Василий Шухаев написал ее портрет. Влюбленный в Саломею петербургский адвокат Александр Гальперн писал ей, умоляя не возвращаться в голодный революционный Петербург (где вскоре сам был арестован большевиками). В сентябре 1917 г. Саломея с дочерью выехала в Баку, а затем в Тифлис. Здесь она встретила человека, который уговорил ее "прокатиться с ним вместе в Париж, как говорится, за шляпкой". Этим человеком был увлеченный ею Зиновий Пешков, приемный сын Максима Горького и родной брат Якова Свердлова, одного из главных действующих лиц российской революции. Сам же Зиновий стал вначале офицером, а потом генералом Франции. Зиновий Пешков был членом группы французского представительства при меньшевистском правительстве Грузии. Он и уговорил Саломею отправиться на французской канонерке во Францию из Батума. А до этого Саломея с помощью того же Зиновия Пешкова помогла бежать через Батум художникам Сергею Судейкину и Савелию Сорину. "Время было непонятное, какое-то бешеное, — вспоминала впоследствии Саломея. — Я была раздерганная, ничего не могла объяснить вокруг, как всякая обыкновенная аристократка не хотела ни о чем глубоко задумываться и покатила". С 1920 года С. Андроникова жила в Париже. В 1926 году вышла замуж за своего давнего поклонника известного адвоката А.Я. Гальперна, встретившего революцию в должности секретаря Кабинета министров Временного правительства... http://sites.google.com/site/mateshg/prekrasnye-tifliski http://www.proza.ru/2011/01/28/1804 ...Однако супруги жили раздельно; до 1940 года Саломея оставалась в Париже, на улице Колизе, работала в журналах мод Люсьена Вожеля «VU» и «LU». С помощью Зиновия Пешкова помогла Зинаиде Серебряковой в 1925 году эмигрировать. Долго финансово поддерживала Марину Цветаеву, в 1933-34 годах входила в «Комитет помощи Цветаевой». Она рассказывала: «Эмигрантская моя жизнь освещена Цветаевой, встречами с нею. Я сразу полюбила её… Никогда я не видела такой бедности, в какую попала Цветаева. Я же поступила работать к Вожелю в модный журнал, получала тысячу франков в месяц и могла давать Марине двести франков». Почти в каждом из 125 сохранившихся писем Цветаевой к Саломее звучит благодарность за помощь, просьба: о высылке очередного «иждивение», распространении билетов на вечера Цветаевой, присылке старой одежды и обуви для самой Марины и её дочери Али. И для Цветаевой Саломея стала музой, будившей ее воображение: «Очень Вас люблю… Вы мне бесконечно нравитесь» (из письма от 22 марта 1931). Сохранилось более ста пятидесяти писем Цветаевой к Гальперн. В 1940 году с внуком переехала в Америку, где А. Гальперн работал при английском посольстве. В это время её дочь Ирина, баронесса Нольде (коммунистка и участница Сопротивления), и её русский муж, служивший во французской армии, оставались во Франции в нацистском плену. В 1953 году выпустила книгу кулинарных рецептов. Занималась благотворительностью. В одном из писем к Шухаеву этого периода пишет: "«Я, душенька, стара, как попова собака, но работаю, как вол, хоть глуха, „слепа“ (то есть оба глаза оперировали и хожу плохо, но бегаю)». В Лондоне жила в Челси-Парк-Гарденс. Умерла она в доме, который был куплен для неё сэром Исайей Берлиным. Берлин рассказывал о своей встрече с Ахматовой: «Она спросила меня о Саломее Гальперн, урождённой Андронниковой, с которой была знакома ещё в Санкт-Петербурге перед Первой мировой войной. Эта знаменитая красавица, блиставшая в светском обществе остроумием и привлекательностью, находилась в дружеских отношениях со многими художниками и поэтами того времени. Я услышал от Ахматовой, (собственно, я это уже знал) что Мандельштам, влюблённый в Саломею, посвятил ей одно из лучших своих стихотворений. Я был близко знаком с Саломеей Николаевной и её мужем Александром Яковлевичем Гальперном и рассказал о каких-то фактах их жизни, их окружении и взглядах. <…> Только имея представление обо всем этом, можно понять «Поэму без героя»: последовательность картин и символов, игру масок, заключительный бал-маскарад, мотивы из «Дон Жуана» и «Комедии дель арте». Ахматова вновь заговорила о Саломее Андронниковой (Гальперн), её красоте, обаянии, незаурядном уме, о вечерах в кабаре «Бродячая собака», о представлениях в театре «Кривое зеркало»…» В 1982 году лондонская «The Times» и русские зарубежные газеты сообщили, что 8 мая в Лондоне на 94-м году жизни скончалась Саломея Николаевна Андроникова, «последняя из самых блистательных женщин, которым довелось быть современницами расцвета Серебряного века русской поэзии. Саломея Андроникова была одной из самых известных красавиц той эпохи. Она славилась умом, обаятельностью, остроумием. В числе её друзей были знаменитые русские поэты и художники того времени». Прах её был развеян над Трафальгарской площадью. Наследство и архив завещала дочери. Княжна Саломея Николаевна Андроникова
| |
|
|
Отправлено: 24.11.11 11:19. Заголовок: Гибель красных Моисеев
Гибель красных Моисеев. Начало террора
Глава тринадцатая. Новолетие красного террора Она не погибнет, - знайте!
Она не погибнет, Россия.
Они всколосятся, - верьте!
Поля ее золотые.
И мы не погибнем, - верьте!
На что нам наше спасенье ?
Россия спасется, - знайте!
И близко ее воскресение.
Зинаида Гиппиус В древние времена на Руси новый год отсчитывали с первого сентября - Семенова дня... В этом была своя, земледельческая логика. Убирали урожай, начинались заботы о новом урожае, а вместе с ним и о новом годе. Тысяча девятьсот восемнадцатый, самый короткий в истории России год, похоже, тоже выстраивался под старинную хронологию. Все зло, трудолюбиво засеянное большевиками, уже взошло, вызрело, и наступила пора собирать кровавый урожай. Чекистский налет на английское посольство и аресты иностранных дипломатов, предпринятые, чтобы скрыть участие ВЧК в подготовке покушения на В.И. Ленина, осуществлялись в духе той "революционной импровизации", на которую такими мастерами были большевики. Конечно и тут не обошлось без накладок. Приходится признать, что на роль террористки №1 можно было бы подыскать и более подходящую фигуру... С Каплан получился перебор. И не потому даже, что Фанни оказалась сЛепой и просто не могла бы ни в кого попасть, а потому, что она была еврейкой. Этого подручные Феликса Эдмундовича в спешке не сообразили. Перечитывая сентябрьские газеты 1918 года, видишь, что большевистскую администрацию Москвы и Петрограда, не посвященную в планы чекистов, в те дни охватила паника. Порождал ее, конечно, не сам факт покушений. Поражало, что еврей Каннегисер убивает еврея Урицкого, а еврейка Каплан стреляет в еврея Ленина.
Евреи убивали евреев - вот это действительно вызывало шок... "Ближайший друг М.С. Урицкого" комиссар Позерн на траурном заседании Петросовета сказал: " Нелегка была та черная работа, которую нес товарищ Урицкий и которая отрывала его от рабочих масс. В то время, когда во всех советских районах все спали, на Гороховой, 2 светилась лампада, где тов. Урицкий должен был обдумывать каждый росчерк своей руки об арестах...
Тов. Урицкий не имел личной жизни, не имел семьи. Вся жизнь, все мысли и желания его растворялись в успехах движения общего дела. Этот скромный человек был высшим идеалом человечества, способным раствориться в целом коллективном творчестве". Слова "человечество" и "еврейство" были для комиссара Позерна синонимами, и, когда он говорил на заседании Петросовета об идеале, он подразумевал, что Урицкий был высшим идеалом еврейства, и не понимал: как такого человека мог убить еврей... Выходом из этого тягостного недоумения, и выходом весьма "неадекватным", и стал красный террор. " За кровь товарища Урицкого, за ранение тов. Ленина, за покушение на тов. Зиновьева, за неотомщенную кровь товарищей Володарского, Нахимсона, латышей, матросов - пусть польется кровь буржуазии и ее слуг - больше крови!". Анатолий Мариенгоф так вспоминал эти дни: " Стоял теплый августовский день... По улице ровными каменными рядами шли латыши. Казалось, что шинели их сшиты не из серого солдатского сукна, а из стали. Впереди несли стяг, на котором было написано: "Мы требуем массового террора".  Поскольку террора требовали и газеты, и латыши, то большевики не смогли им отказать в этом. Народный комиссар внутренних дел Петровский обратился ко всем Советам с циркулярной телеграммой: " Убийство тов. Володарского, тов. Урицкого и покушение на тов. Ленина, массовый расстрел товарищей на Украине, в Финляндии и у чехословаков, открытие заговоров белогвардейцев, в которых открыто участвуют правые эсеры, белогвардейцы и буржуазия, и в то же время отсутствие серьезных репрессий по отношению к ним со стороны Советов показало, что применение массового террора по отношению к буржуазии является пока словами. Надо покончить, наконец, с расхлябанностью, с разгильдяйством.
Надо всему этому положить конец.
Предписывается всем Советам немедленно произвести арест правых эсеров, представителей крупной буржуазии, офицерства и держать их в качестве заложников. При попытке скрытия или при попытке поднять движение немедленно применять массовый расстрел безоговорочно.
Местным губисполкомам и управлениям принять меры к выяснению всех лиц, которые живут под чужой фамилией с целью скрыться.
Нам необходимо немедленно, раз и навсегда, обеспечить наш тыл от всякой белогвардейской сволочи и так называемых правых эсеров. Ни малейшего колебания при применении массового террора.
Народный комиссар внутренних дел Петровский". 2 сентября ВЦИК объявил Советскую республику единым военным лагерем, а уже 5-го числа Совнарком принял постановление о красном терроре. " Необходимо обезопасить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях... подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам..." " Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно и даже враждебно, - писала об этих днях Зинаида Гиппиус. - Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки (самые надежные) дорисовывают эту картину. Из латышей и монголов составлена личная охрана большевиков, китайцы расстреливают арестованных". В картине, нарисованной Зинаидой Гиппиус, названы и латыши, и башкиры, и китайцы, и монголы. И только евреи - вот она, подлинная либеральная вышколенность! - не упоминаются. Фигура умолчания для либеральной писательницы весьма типичная. И тем не менее и она не в силах скрыть растерянность, охватившую людей этого круга в сентябрьские дни 1918 года. Но было уже поздно... Страна стремительно погружалась во мрак гражданской войны и кровавого хаоса: Город снежный, белый - воскресни
Луна - окровавленный щит,
Грядущее все неизвестней...
Сердце мое, воскресни! воскресни
Воскресение - не для всех,
Тихий снег тих, как мертвый,
Над городом распростерся грех,
Тихо плачу я, плачу - обо всех... В декабре 1918 года, выступая на собрании партийного актива Курска, Л.Д. Троцкий скажет: " Необходимо разобраться с положением дел в рядах нашей партии. К сожалению, оказалось, что там находятся такие слюнтявые интеллигенты, которые, как видно, не имеют никакого представления, что такое революция.
По наивности, по незнанию, или слабости характера, они возражают против объявленного партией террора. Революцию социальную такого размаха, как наша, в белых перчатках делать нельзя. Это нам доказывает пример Великой французской революции, которую мы ни на минуту не должны забывать.
Старые правящие классы свое искусство, свое знание, свое мастерство управлять получили в наследство от своих дедов и прадедов.
Что можем противопоставить этому мы? Чем компенсировать свою неопытность?
Запомните, товарищи: только террором! Террором последовательным и беспощадным.
Если до настоящего времени нами уничтожены сотни, тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который сможет уничтожать десятками тысяч.
У нас нет времени выискивать действительных активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения физического всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти". Чекиста товарища Я.Х. Петерса трудно было заподозрить в гуманизме, но и он назвал первые дни сентября в Петрограде " истерическим террором".  Истерика захлестывала речи на заседаниях, истерика диктовала статьи в газетах, истерика определяла логику расстрелов. В пятницу, 6 сентября, в "Красной газете" начали публиковаться списки заложников... В этом единственном дошедшем до нас сочинении секретаря Петроградской ЧК Александра Соломоновича Иоселевича, публиковавшемся с продолжениями из номера в номер, приводятся фамилии людей, большинство из которых было вскоре расстреляно. Списки эти нигде более не перепечатывались, и потому приведем их полностью - повторим имена невинно убиенных мучеников. " Ниже печатается список арестованных правых эсеров и белогвардейцев и представителей буржуазии, которых мы объявляем заложниками. Мы заявляем, что если правыми эсерами и белогвардейцами будет убит еще хоть один из советских работников, ниже перечисленные заложники будут расстреляны. Бывшие великие князья: Романов Дмитрий Константинович, Романов Николай Михайлович, Романов Георгий Михайлович, Романов Гавриил Константинович. Бывший военный министр при Керенском: Верховенский Александр Иванович. Бывший министр при Керенском: Пальчинский Петр Иоакимович. Крупнейшие банкиры: Манус Игнатий Порфирьевич, Жданов Захарий Петрович. Известный финансист, бывший князь: Шиховский Дмитрий. Сербские офицеры-монархисты: Нигиревич Сергей, Чийкин Сергей. Правый ср.: Рума Леопольд. Правый ср., бывший начальник милиции города Петрограда: Шрейдер Самуил. Правые ср.: Афанасьев Николай Алексеевич, Берман Лазарь Васильевич, Гешурин Ипполит Михайлович, Пивен Яков Яковлевич, Лаврентьев Иосиф Павлович, Троян Борис Павлович, Малинин Тимофей Иванович, Анисимов Василий Иванович, Светлов Иван Семенович, Леонтьев Петр Иванович, Охотин Михаил Дмитриевич, Егоров Валентин Николаевич. Издатель "Биржевых ведомостей": Пропнер Станислав. Родственник бывшего министра: Загрудный Сергей. Бывший командир кавалерийского корпуса: Хан Нахичеванский Гуссейн. Жена полковнику, член "Союза русского народа": Полубояринова Елена Андриановна. Бывший купец 2й гильдии: Савинков Павел Ильич. Бывшие поручики: Новиков Павел Петрович, Новиков Даниил Петрович, Пичулевский Николай Васильевич, Гончаров Иван Иванович. Купцы 1й гильдии: Мехов Н. Н., Симонов Василий Васильевич. Дрозжин Михаил Иванович (ювелир). Генерал в отставке, командир 6го артиллерийского корпуса: Баренцев Михаил Андреевич. Купец 2й гильдии, бывший поручик: Лебедев Владимир Яковлевич. Гардемарин: Сикунов Борис Андреевич. Купец 2й гильдии: Барышников Герасим Ал. Вдова действительного статского советника: Смит А. Р. Рядовой: Крутиков Александр Афанасьевич. Генерал от артиллерии, командир 1го гвардейского корпуса: Потоцкий Павел Петрович. Купец 2й гильдии: Марголин Соломон Ильич. Домовладелец, купец 2й гильдии: Вахромеев Иван Федорович. Студент: Беккер Дмитрий Борисович. Купец Гостиного двора: Якобсон Самуил Семенович. Ювелир: Бейлин, Левков Мох. Абрамович. Граф: Забелло Иосиф Генрихович. Владелец типографии: Юдидево Израиль Берович. Купец 2й гильдии: Лившиц Максимил. Хаймович. Фабрикант: Гликин Бер. Матвеевич. Купцы 2й гильдии: Бурцов Прохор Павлович, Немилов Николай Федорович. Поручики: Малиновцев Михаил Александрович, Максимов Дмитрий Николаевич, Катугин Николай Васильевич, Кручилин Александр Степанович. Прапорщики: Власов Ив. Алекс. Циунолис Игнатий Иванович, Донской Дмитрий Васильевич. ............................ и т.д. Председатель Чрезвыч. Комиссии
Г. Бокий
Секретарь ИОСЕЛЕВИЧ" Дальше - никаких газет не хватило бы! - расстреливали уже без всяких списков. Вообще, надо отметить, петроградские чекисты очень быстро освоили технологию массовых расстрелов. Это видно даже по опубликованным спискам. Первый список тщится дать весь срез "буржуазного" Петербурга. В нем - великие князья, бывшие министры Временного правительства, графы, банкиры, финансисты, сербские офицеры-монархисты, правые эсеры, издатель "Биржевых ведомостей", родственник бывшего министра, бывший командир кавалерийского корпуса, жена полковника, член "Союза русского народа", купцы всех гильдий, бывшие генералы, гардемарины, вдова действительного статского советника, бесконечные прапорщики и поручики, инженеры, студенты, ювелиры, рядовой, генерал от артиллерии, домовладелец, владелец типографии, фабриканты, полковники, лесопромышленники, мичман и даже генерал флота. Задачу чекисты поставили перед собой весьма непростую... И мы видим, как сбивается секретарь Петроградской ЧК Александр Соломонович Иоселевич, добавляя в список то еще одного купца первой гильдии, то эсера, про которого он позабыл, то каких-нибудь поручиков и прапорщиков, имена которых подсказывают ему товарищи чекисты. Порою у этих выбранных Александром Соломоновичем для расстрела людей не хватает отчеств, а иногда и имен... Конечно, человеку, которого должны расстрелять, все равно - по алфариту указана в списке его фамилия или нет, безразлично - полностью указано отчество или нет, чекисты обходятся и без отчества вообще, но с другой стороны - это явный непорядок! И Бокий, и Иоселевич примерно представляли, кого они посылают на расстрел, но исполнители зачастую путались. В деле о восстании на станции Вруда есть, например, любопытный документ - объяснения бывшего начальника Дерябинской тюрьмы Петра Карповича Неведомского... "В начале октября вечером из комиссии явились двое коммунистов, которые предъявили мандат на получение двух арестованных. Мандат был принят комиссаром Гуданис. О содержании бумаги я не знал до вызова арестованных Андреева Александра Андреевича и Скворцова Василия Ивановича. Из камеры их вызывали надзиратели...
Когда увезли Скворцова и Андреева, мне сказал Оплаксин, что Андреева взяли не того, на что я ответил, что взяли по ошибке тюремной канцелярии. Не заявлено мною в комиссию, что увезли не того Андреева, потому что думал - заявит комиссар. Тов. Евстафьев говорил: раз подходит имя и фамилия, нужно выдавать и на отчество внимания не обращать...
После двух дней было напечатано в газете о расстреле Андреева и Скворцова, и Оплаксин сказал, что расстреляли Андреева не того, кого следует".
Разумеется, для чекистов особого значения не имело, какого Андреева расстреливать. Они понимали, что и тот Андреев, которого "следовало" расстрелять, виноват не намного больше, нежели Андреев, которого пока еще не собирались расстреливать.
Имело это значение для Андреева, которого могли не расстрелять, но он все равно уже был расстрелян...
И всё-таки из-за таких вот "пустяшных" ошибок начинались ненужные разговоры в городе, и Александр Соломонович Иоселевич - очень быстро молодежь набиралась опыта в ЧК! - исправил свою ошибку. ================== СПб. Архив ФСК. Дело о беспорядках на станции Вруда. Л. 127. 464 Последующие списки расстреливаемых составляются уже, как мы видим и по спискам заложников, без всяких ненужных идей - фамилия, имя, отчество, воинское звание, и никакой тебе "бывшей жены полковника", никаких членов "Союза русского народа" - все ясно и просто. Кроме того, как заметил внимательный читатель, в первом списке заложников встречаются и еврейские имена. Обидевшись, что коренные петербургские евреи убили его наставника и благодетеля Урицкого, секретарь Петроградской ЧК Александр Соломонович Иоселевич включил в список заложников и несколько представителей коренного петербургского еврейства... Читать книгу: http://www.pseudology.org/chtivo/KonyevGibel/index.htm
| |
|
|
Отправлено: 26.11.11 12:53. Заголовок: Воспоминания Европеу..
Воспоминания Европеуса о службе в военном поселении и об отношениях к графу Аракчееву
В изданных М.И. Семевским книгах: «Бунт военных поселян в 1831 г.» (СПб., изд. 1870 г.) и «Граф Аракчеев и военные поселения 1816— 1831 гг.» (СПб., 1871 г.) была упомянута моя фамилия, в первой — сыном командира короля прусского полка Чевакинским, а во второй — старшим священником того же полка П.В. Воиновым. Это подало и мне мысль сообщить мало кому известные черты характера графа Аракчеева, относящиеся лично ко мне или занимаемой мною должности и могущие служить дополнением будущей биографии столь сильного государственного деятеля, равно и дополнить пропущенные факты о бунте военных поселян короля прусского полка. Рассказ мой не вымышлен, а основан на факте и документе. Для объяснения некоторых обстоятельств не лишним полагаю сообщить, что по определении меня в 1820 году в гренадерский корпус прикомандирован я был к госпиталю графа Аракчеева полка, оттуда назначен объездным врачом поселенного баталиона короля прусского полка, а впоследствии и старшим лекарем полка. В бытность мою объездным врачом, я имел возможность познакомиться не только с бытом поселян, их семейными отношениями, нуждами, но и с тяжелыми работами как самых поселян, равно резервных войск, назначенных для обработки полей. Работы сии были столь обременительны для солдат, помешенных в сырых мазанках и не привыкших к рубке леса, осушке болот, выворачиванию пней и камней до глубокой осени, что, несмотря на сытную пищу и графскую чарку водки, больных было много, большая часть страдала лихорадками, покосом, цингою, водяною и куриною слепотою. Смертность была значительна. Солдаты хотя и роптали, но с работ возвращались с песнями и бубнами в угождение начальству; зато ночью раздавались по всему лагерю стоны и оханье, ибо, по неимению печей в мазанках, солдатам негде было греться, тем менее сушить обувь и платье. Мне помнится, что между офицерами ходили стихи под заглавием: «Политическая Сибирь, или Работа за гривну», а о женщинах-поселянках сказано было: и за цену разврата покупали себе соль. Обязанность моя, как объездного врача, состояла в ежедневном осмотре всех жителей округа, помешенных в более 300 связях, на расстоянии тридцати верст. Что обязанность сия была нелегка, поймет каждый, кому бы пришлось, несмотря ни на какую погоду, вязнуть несколько раз в грязи, ибо шоссированных дорог тогда еще не было, несколько десятков раз подниматься в мезонины для осмотра заболевших нижних чинов или кантонистов и не быть уверенным, что тебя и ночью могут потребовать к внезапно заболевшим или родильницам. Для этой цели находилась безотлучно пара лошадей при объездном враче. Не знаю, по какой причине граф особенно полюбил короля прусского полк и по неделям проживал в любимой, для него переделанной связи 3-й поселенной роты у Лажитовского моста, выстроенного производителем работ Алексеем Федоровичем Львовым, впоследствии директором придворной певческой капеллы. Здесь он разговаривал с бабами, слушал их сплетни, заходил к поселянкам во время отсутствия хозяев. Возвращаясь раз осенью из бывших саперных рот, близ мызы графа Сперанского, мимо связи, я взглянул по обыкновению на окна и увидел, что граф не только машет мне рукою, но и стучит в оконную раму. Я подумал: беда, вероятно, какой-нибудь недосмотр с моей стороны или со стороны фельдшера; я оробел, и нельзя было не испугаться при тогдашних строгостях, но делать было нечего, нужно было явиться. Очистив свою обувь от грязи, я вошел по заднему крыльцу в приемную залу. Не прошло несколько минут, как в приемную вошел дежурный адъютант и спросил: «Что мне угодно?» Когда я рассказал, в чем пело, он тотчас доложил обо мне графу и, возвратившись, сказал: «Граф приказал вам ждать». Адъютант, заметив мое расстроенное лицо, спросил: - Все ли у вас в порядке, ибо граф прогуливался еще рано утром и, вероятно, заходил в некоторые связи, где вы, может, не были, и больным не было дано помощи? Но каково же было мое удивление, когда дверь кабинета отворилась и граф, с довольно веселым видом, кланяясь мне оттуда, сказал: - Я, братец ты мой, был сегодня у тебя, желал с тобою поближе познакомиться, но жаль, что не застал тебя дома. «Слава Богу, — подумал я, — а то быть бы на гауптвахте». - Я слышал, что ты поселян бережешь и о них заботишься; служи, как ты служил, и я тебя не забуду. Прощай! Граф исполнил свое обещание, ибо к новому году я награжден был бриллиантовым перстнем. Возвратившись с облегченным сердцем домой, встретил меня денщик и передал, что после моего отъезда, то есть около шести часов пополуночи, зашел никем не замеченный граф и спросил: - Дома ли лекарь? - Никак нет, ваше сиятельство; ибо барин мой давно уже уехал и ранее сумерек не возвратится. - Ты, братец, врешь, вероятно, твой барин и дома не ночевал, а у кого-нибудь в карты играет! - Никак нет, ваше сиятельство, барину некогда в карты играть. Получив такой ответ, он спросил: - А что у вас там в мезонине?— Аптека. - Веди меня туда! — И, застав там засаленного аптекарского ученика за работою, спросил обо мне и, получив подобный же ответ, сказал: «Как же ты, братец, лжешь, когда денщик мне передал, что лекарь и дома не ночевал!» — Денщик не прав, ваше сиятельство, ибо лекарь уже давно уехал, и по его рецепту я приготовляю лекарство в № 91, — был ответ засаленного фельдшера. Граф вообще не любил щеголей, полагая, что подобные люди плохие работники и занимаются более своею персоною, нежели делом. Поблагодарив денщика за найденный уже так рано порядок в комнатах, отправился дальше, не заходя в другую половину связи, где жил священник Воинов, не желая беспокоить семейного человека так рано. Несколько времени спустя пришлось мне посетить одну больную поселянку, которая меня спросила: - Помните ли, ваше благородие, когда вы с неделю тому назад проезжали здесь мимо, взглянули на окно и я вам кланялась? - Очень хорошо помню, но что же? - А более ничего, что в это время стоял граф за моей спиной и спросил, кому я так низко кланялась. «Нашему лекарю, ваше сиятельство, Дай Бог ему доброго здоровья, он нас лечит и бережет!» Этот маловажный случай был причиною посещения графом моей квартиры и послужил мне рекомендацией, ибо не прошло и двух лет, как я назначен был старшим лекарем короля прусского полка. Граф был, несмотря на его многосложные обязанности, сопряженные с необыкновенной деятельностью и бессонными ночами, страстно мелочен не только по службе, но и в домашнем быту; он имел подробную опись вещам каждого из его людей, начиная с камердинера и кончая поваренком или конюхом. По этим спискам поверял он каждый год все имущество, приказывал кое-что переделать, починить или вовсе уничтожить. Мелочность эта по службе была даже несносна; так, при устройстве госпиталя короля прусского полка, который должен был быть образцовым, граф сам показывал, как поставить кровати, куда скамейки, где должен быть ординаторский столик с чернильницею и даже какого формата должно быть перо, то есть без бородки, в виде римского calamus[ii]. Хотя граф и был уверен, что его приказания исполнялись с точностью, но тем не менее хотел сам во всем удостовериться и, зайдя несколько дней спустя в палату с полковником Чевакинским, заметил на подставке для чернильницы брошенное испугавшимся фельдшером перо с бородкою; призвав к столу полковника и меня, он сделал нам замечания, а фельдшеру приказал дать пять розог. От проницательного взгляда графа не ускользали и беспорядки в квартирах чиновников. Так, однажды, подходя к дверям квартиры смотрителя Фарафонтьева, почувствовав что-то мягкое под ногой, приказал дежурному унтер-офицеру поднять мат перед дверями и, найдя под ним сор и пыль, нахмурил брови; призвав к себе г-жу Фарафонтьеву, сделал ей род выговора в надежде, что подобных ужасных беспорядков впредь не найдет. Еще пример мелочности: как-то раз получил я, по приказанию графа, выговор от дежурного штаб-офицера за то, что мой суточный рапорт подписан был нечеткою рукою. Вот какими мелочами занимался государственный человек, но он хотел показать, что его хватит на все, и немудрено, что граф мучился тоскою и биением сердца.: более 4—5 часов он не спал. К такой же деятельности приучил он и начальника штаба, генерала Клейнмихеля, которого он иногда так обременял работами, что ему часто вовсе не удавалось ложиться спать, а, наклонившись к пюпитру, мог только вздремнуть. Чем же наградил он Петра Андреевича за такую деятельность? У графа обедали ровно в час и за несколько минут до обеда собирались все в приемную, в том числе и Клейнмихель; но каково же было его удивление, когда подошедший к нему камердинер объявил, что «для вашего превосходительства сегодня прибора нет», и сконфуженный начальник штаба принужден был послать за молоком и куском хлеба. Эту историю передал мне слуга, заведовавший назначенным для Клейнмихеля флигелем, в котором и я впоследствии останавливался. Граф любил блеснуть и показать все в лучшем виде, обманывал посетителей, обманывал и Государя, но <неразбочиво> ухитрялся и его обмануть. Так, однажды при посещении госпиталя он сделал мне строгий выговор зато, что много лежащих, и [сказал, что] надеется, что при будущем посещении столько трудных больных не найдет. Что было Делать? надобно было его обмануть, и это было нетрудно, так как граф уже после развода в манеже заходил в госпиталь. За полчаса до его прихода надобно было больных, могущих стоять, поместить на скамейках между выздоравливающими. Граф, поздоровавшись, окинул взглядом всю палату и, увидя только трех или четырех лежащих, сказал: «Благодарю, теперь у вас мало лежащих», а полковник Чевакинский, посетивший еще утром госпиталь и увидев довольно много трудных, усмехнулся при выходе графа из палаты, ибо понял, в чем дело. Но что после подобных осмотров число трудных усиливалось, граф и знать не хотел, а показать в суточных рапортах было рискованно. К людям, в которых граф нуждался, был он необыкновенно вежлив и снисходителен, не только с инженерами, архитекторами, механиками, но и с простым мужиком-подрядчиком ходил под руку, выслушивал их советы, хотя и торговался, но все-таки предоставлял им значительные выгоды. При посещении графом только что отстроенного лесопильно-мукомольного завода на реке Волхове жаловался ему, как надобно было полагать, начальник оного инженер-майор Шахардин, любимец графа, на механика-машиниста англичанина Глина. После подробного осмотра завода приказано было Глину явиться в так называемый государев дом, выстроенный на высоком кургане, в четверти версты от завода, Глин явился, застал у графа Шахардина. Граф встретил Глина сурово, сделал ему строгое замечание, что он к начальству непочтителен и с полезными людьми ужиться не может, и грозил ему даже гауптвахтою. - На гауптвахту не хочу, у меня в Петербурге удобная квартира, а в Лондоне дом! — отвечал Глин. - У вашего же Шахардина язык колокольчик (то есть болтун и сплетник), а голова вот что! - ударил пальцем по столу и вышел. Граф, чувствуя, что он без Глина обойтись не может, звал его вторично к себе, извинялся, что погорячился, и просил его остаться, но гордый англичанин недолго служил и возвратился в Англию. Из Новгорода ездил я нередко в Грузино, не оттого, чтобы граф не имел полной доверенности к состоящему при нем врачу его же имени полка Степану Петровичу Орлову, но оттого, что граф начал сомневаться в искренней к нему преданности Орлова, подозревая его в интимных сношениях с племянницею Настасьи Федоровны, Татьяною Борисовною[iii], несмотря на то что Орлов имел молодую, красивую и приятную жену; но граф верил сплетням людей, не любивших Орлова за его аккуратность и строгость, как дворовым, так и крестьянам графского имения. Все эти дрязги кончились, однако же, тем, что ни в чем не виновную, скромную и тихую Татьяну Борисовну отправил в новгородский Свято-Духов монастырь, к игуменье Максимилле Петровне Шишкиной[iv], будто для обучения рукоделию, а меня просил не оставить ее в случае надобности. После же смерти графа наша пленница вышла замуж за поручика Андреева, боровичского помещика[v]...
Примечания Европеус (Эвропеус) Иван Исаакович (р. 1794) — по происхождению швед; учился в университете в Або, затем в петербургской Медико-хирургической академии; в 1820—1832 гг. старший лекарь полка короля прусского в Новгородских военных поселениях, с 1832 г. — старший лекарь новгородского военного госпиталя; затем служил на Кавказе. Отрывки из его воспоминаний печатаются по: PC. 1872. № 9. С. 225—241 (другая редакция: Рассказы доктора Евро-пеуса о графе Аракчееве // ИВ. 1887. № 9).
[ii] Тростниковая палочка-перо (лат.).
[iii] Татьяна Борисовна — племянница Н. Минкиной. После убийства тетки жила в Духовом монастыре в Новгороде; А. пожертвовал обители деньги, проценты с которых шли на расходы по содержанию двух девиц, «Танюши» (Отто. № 3. С. 299) и Лидии; см. также «Положение о внесенной сумме шести тысячах рублях в ломбард для Новгородского Святого Духа женского монастыря на воспитание из процентов оной суммы двух бедных сирот в том монастыре, под названием Грузинских сирот, 23 ноября 1825 года» (СПб., 1826). В одном из писем (без даты) А. просил Европеуса: «Любезной друг, Иван Исакович. Посылаю тебе дрожки на перевоз; сделай дружбу, съезди в Духов монастырь, там больна Танюша; посмотри ее и пропиши ей лекарство, за что я буду весьма благодарной. Г.А.» (PC. 1872. № 9. С. 241). В начале 1830-х гг. вернулась в Грузине.
[iv] Шишкина Максимилла Петровна (ум. 1841) — в 1813—1821 гг. игуменья Десятинного монастыря в Новгороде; с 1821 г. игуменья новгородского Свято-Духова женского монастыря; выдержки из ее писем к А. см.: Отто. N° 10. С. 173.
[v] Андреев Владимир Яковлевич — помещик Боровичского уезда Новгородской губернии.
.................. Журнал Русская старина, 1872. – Т. 6. - № 9. Полный текст: http://lechebnik.info/7-71.htm Также смотрите: «Воспоминания И.И. Европеуса. Бунт военных поселян короля прусского полка. 17-го июля 1831 г.» Журнал Русская старина, 1872 - Том 6. - № 11 http://bibliotekar.ru/reprint-49/index.htm
| |
|
|
Отправлено: 26.11.11 23:32. Заголовок: У посетителей этой т..
У посетителей этой темы может сложится впечатление, что некоторые сообщения никак нельзя отнести к заслугам Андреевых или Мироновых. Но целью подобных сообщений было показать причастность этих людей, иногда случайное пересечение судеб, а, подчас, просто зафиксировать факт встречи с известными историческими личностями... Но в данном случае хочу вернуться к Наполеоновским войнам и судьбам офицеров Углицкого мушкетерского полка: | цитата: | Андреев 1-й 14 ноября 1799 года с производством в прапорщики Углицкого мушкетерского полка переведён из унтер-офицеров Гарнизонного Архарова 2-го (Московского) полка. Произведён в подпоручики и поручики, к 26 января 1807 года - в штабс-капитаны. Участвовал в сражениях 26 и 27 января 1807 года при Прейсиш-Эйлау, 24 мая при Гутштадте и 29 мая при Гейльсберге.
Отмечен Высочайшем благовалением за то, что «в сражении 29 мая (1807 года) под Гейльсбергом с отличным мужеством и неустрашимостию исполнял долг свой в продолжении всего дела».
30 ноября 1807 года награждён Золотым крестом за сражение при Прейсиш-Эйлау: «Находился всегда впереди и личною храбростью подавал пример своим подчинённым».
(Крест за сражение у Прейсиш-Эйлау — точно повторяет форму орденского креста Св. Георгия; надписи: «За труды и храбрость» на лицевой стороне и «Победа при Прейсиш-Эйлау 27 ген. 1807 г.» на обратной).
Андреев 1-й Поручик Углицкого пехотного полка.
«4 декабря 1811 года определён в службу из отставленных от службы штабс-капитанов и поручиков 1-го Морского полка прежним чином поручика».
А.А. Вершинин "Углицкий полк 1708-1918". Ярославль. 2008.
Андреев 1-й, Пётр Федорович. 22 ноября 1798 года произведен в Прапорщики из Подпрапорщиков сего полка. 1 февраля 1799 года произведен в Подпоручики, затем – в Поручики и Штабс-Капитаны, к 22 января 1807 года – в Капитаны, Командир Гренадерской роты. 22 января 1807 года ранен в бою с французами при деревне Бергфриде. Участвовал в сражениях 26 и 27 января 1807 года при Прейсиш-Эйлау, и в мае 1807 года находился в госпитале. Участвовал в сражениях 24 мая при Гутштадте и 29 мая при Гейльсберге.
http://www.petergen.com/publ/uglic63pp.shtml
Андреев 2-й, Яков Андреевич. Поручик 63-го пехотного Углицкого полка. К 24 мая 1807 года произведен в Штабс-Капитаны (по другим сведениям на 29 мая 1807 года Поручик), затем в Капитаны, 24 мая 1811 года – на вакансию в Майоры. 17 февраля 1812 года в чине Майора назначен Полковым командиром из штаб-офицеров сего полка. В 1816 году в чине Майора отчислен от должности Командира полка.
Отмечен Высочайшем благоволением за то, что "в сражении 29 мая (1807 года) под Гейльсбергом с отличным мужеством и неустрашимостию исполнял долг свой в продолжении всего дела".
20 мая 1808 года в чине штабс-капитана награждён орденом Св. Анны 3-й степени "За храбрость": "24 мая (1807 года при Гутштадте) с мужеством и личною храбростью поощрял своих подчинённых к поражению неприятеля и преследовании оного".
Андреев 3-й. Прапорщик 63-го пехотного Углицкого полка. В полку на 1 февраля 1807 года (по болезни в Гродно). Произведен в Подпоручики и Поручики. 14 января 1809 года уволен от службы по прошению по болезни Штабс-Капитаном.
http://www.petergen.com/publ/uglic63pp2.shtml |
|
Интересный факт... Сражение при Бергфриде 22 января 1807 года  Русская пехота в бою за мост при Бергфриде. 1807 г. ...Французские солдаты 24-го легкого полка преодолевают мост. Тут на них обрушивается страшный штыковой контрудар русской пехоты. За считанные минуты французская колонна сметена с левого берега. Полк понес тяжелые потери. Общие потери личного состава составили более ста человек. Головная рота Углицкого полка под командованием капитана Андреева, разметавшая противника, чересчур увлеклась атакой. С ходу подразделение преодолело мост и на плечах врага стремительно приближается к Бергфриду. Вскоре рота угодила в огневой мешок. Несколько французских батальонов стреляли со всех сторон. Затем они ударили в штыки. Немногим угличанам удалось вернуться на противоположный берег Алле. Их храбрый командир тяжело ранен и едва не попал в плен. Мужество офицера, его готовность к самопожертвованию произвели на французов сильное впечатление. Уже в начале июня, когда в русском плену оказался раненый генерал Ф.Роже, он специально навестил в госпитале капитана Андреева и выразил искреннее уважение храброму противнику. Ну а пока, к концу дня 22 января (3 февраля) генерал Н.М.Каменский благодаря самоотверженности Углицкого мушкетерского полка, ценой тяжелых потерь выполнил поставленную перед ним задачу. Получив подкрепления, он сдерживал наступление неприятеля до ночи и не позволил французам выйти в тыл русской армии на Янковской позиции. Противники понесли примерно равные потери, хотя маршал Сульт сообщал о выбывших из строя 800 русских и 300 французах... http://www.avit-centre.spb.ru/exb/07/pol/k1.htm Как следует из текста, к моменту сражения при Бергфриде 22 января 1807 года, из всех Андреевых, служивших в то время в Углицком мушкетерском полку, в звании капитана был только Андреев 1-й, Пётр Федорович. К тому же прямо указано, что он "22 января 1807 года ранен в бою с французами при деревне Бергфриде" и "в мае 1807 года находился в госпитале". ИСТОРИЯ
Создания А.И. Михайловским-Данилевским «Описаний» войн
1805 и 1806-1807 гг. ... Сын одного из участников похода 1807 г. - офицера Андреева по просьбе своего отца направил его воспоминания о бое 22 января 1807 г. у д. Бергфрид прямо великому князю Михаилу Павловичу. Офицер ничего не просил, хотя этот бой для него оказался последним - он получил тяжелейшую рану в живот и уже никогда больше не служил, а доживал в своём имении. «Старец», как он себя называл, хотел, что бы не забыли его дел и дел его гренадёр. Действительно, Михайловский-Данилевский эти воспоминания отдельным фрагментом ввёл в «Описание», при чём, некоторые фразы, учёный, правда, без кавычек, дословно использовал в тексте. Например, в «Описании» можно прочитать о Бригфридском деле, что «на мосту и на плотине сражались штыками и прикладами» - это прямая цитата из воспоминаний Андреева... http://sergeymalyshkin.ru/wp-content/uploads/2010/06/Opisanie_1805_i_1806-1807_gg..doc Сражение при Прейсиш-Эйлау 26 и 27 января 1807 года  Заметив, что значительная часть русских резервов сконцентрировалась против Даву, Наполеон решает нанести по центру русской армии удар силами корпуса Ожеро (15 000 человек). Две дивизии корпуса идут южнее кладбища Эйлау, развёртываются и бросаются в атаку через покрытую довольно глубоким снегом равнину под ураганным огнём русской артиллерии. Справа наступает дивизия генерала Дежардена, слева — генерала Эдле. В каждой из дивизий первая бригада движется в развёрнутом боевом порядке, а вторая сомкнутыми колоннами позади флангов первой. Эти колонны могли в любой момент перестроиться в каре, если бы вдруг их атаковала русская кавалерия. Для поддержки пехоты артиллерия 7-го корпуса была развёрнута в 400 метрах перед кладбищем. В этот момент на обе армии внезапно налетела сильная снежная буря. Из-за этого поле боя застелили тучи снега, которые ветер поднял в воздух. Ослеплённые снегом французские войска, дезориентировавшись, потеряли нужное направление и слишком отклонились влево. В результате 7-й корпус врага неожиданно оказался менее чем в 300 шагах прямо напротив большой центральной батареи русских из 72 орудий. С такой дистанции промахнуться просто невозможно — почти каждый выстрел попал в цель. Раз за разом русские ядра врезались в плотные массы вражеской пехоты и выкашивали целые ряды французов. За несколько минут корпус Ожеро потерял 5 200 солдат убитыми и ранеными». Ожеро получил ранение, Дежарден был убит, Эдле ранен. Беннигсен бросил на отступающего врага кавалерию и пехоту и перешёл в контрнаступление, пытаясь прорвать ослабленный центр Великой армии. Немедленно атакующие русские войска поддержала артиллерия. Её огонь был сконцентрирован на гвардии Наполеона, стоявшей на кладбище Эйлау. Тем временем наступая, русские оторвались от своей основной линии и французы решили этим воспользоваться. Наполеон отдаёт Мюрату приказ вести кавалерию в бой. 2 дивизии (драгуны Груши и кирасиры д’Опу — 64 эскадрона — более 7 000 сабель) сформированы в одну могучую колонну тяжёлой кавалерии в развёрнутом строю. Такое построение, по мнению Наполеона, должно было увеличить пробивную силу тяжёлой кавалерии. Войско Наполеона дрогнуло. Воспользовавшись замешательством врага, русская пехота перешла в контрнаступление. Разгорелся кровопролитный штыковой бой. Войска Ожеро, неся жестокие потери, начали отступать. Преследуя их, русская кавалерия почти прорвалась к ставке Наполеона. Очевидцы свидетельствуют, что, увидев эту атаку, Наполеон произнес: «Какая отвага!». Ещё мгновение, и французский император мог быть убит или схвачен в плен. Но в этот миг конница Мюрата на всем скаку врезалась в ряды русских войск. Начался ожесточенный бой с переменным успехом. Обе стороны понесли в нем тяжелые потери. Тем не менее, блестящая атака конницы Мюрата спасла положение французской армии. Противники отвели свои силы на исходные позиции, но артиллерийская дуэль продолжалась. К 12 часам в бой вступил корпус Даву. У деревни Зерпаллен он атаковал отряд русских войск, которым командовал К. Ф. Багговут. Французы с ходу не смогли добиться успеха. Наполеон был вынужден ввести в дело значительные силы. Вскоре отряд Багговута, атакованный с трех сторон превосходящими силами врага начал отходить к деревни Клейн-Заусгартен. Русское командование ввело в бой резервы, но это не спасло положение. Левый фланг Беннигсена медленно отступал к Кучиттену, оставляя в руках неприятеля опорные пункты своей обороны. Исправили положение меткий огонь 36 орудий на конной тяге под командованием Ермолова и 6 000 человек из корпуса Лестока, которые прибыли на помощь войскам Остермана-Толстого. Вскоре на всем левом фланге французы были отбиты. На этом фактически битва при Прейсиш-Эйлау закончилась. До 21 часа продолжалась канонада с обеих сторон, но обессиленные и обескровленные войска больше не предпринимали новых атак. Итог Ночью русские войска начали отход. Французы уже не имели сил препятствовать этому. Один из очевидцев этого сражения так описывал его последствия: «Никогда прежде такое множество трупов не усевало такое малое пространство. Всё было залито кровью. Выпавший и продолжавший падать снег скрывал тела от удручённого взгляда людей». Говорят, что маршал Ней, глядя на десятки тысяч убитых и раненых, воскликнул: «Что за бойня, и без всякой пользы!» Наполеон стоял на поле битвы 10 дней. Затем он начал поспешное отступление в противоположном направлении. Казаки, бросившись в погоню, отбили и захватили в плен 2000 французских раненых. Более трёх месяцев понадобилось армиям противоборствующих сторон, чтобы прийти в себя после такого бессмысленного сражения не принёсшим ни одной из сторон ожидаемой победы... Сражение при Гуттштадте 24 мая 1807 года. Фактически, сражение при Гуттштадте окончилось ничьей, лишь ознаменовав возобновление боевых действий после трёхмесячного перерыва в связи с распутицей. Главным виновником неудачи русских войск являлся генерал Беннигсен, оказавшийся неспособным организовать достаточное взаимодействие сил, и дважды упустивший шанс разгромить корпус Нея. Медлительность и неопределённость в действиях обрекла русских на тяжёлые арьергардные бои с превосходящим противником во время отхода основных сил к месту будущего генерального сражения весенней кампании. Лишь мужество и стойкость помогли русским войскам избежать поражения. В итоге, ни русская, ни французская атаки не привели к выполнению поставленных задач... Сражение 29 мая (по н.с. -10 июня) 1807 года при Гейльсберге.  После сильного артиллерийского обстрела Наполеон нанёс мощный удар по центру русской армии. Под убийственным огнём русских орудий французская пехота бросилась на редут № 2. К этому времени Беннигсен потерял сознание от сильных болей в желудке и командование войсками принял князь Горчаков. Атака французов была отбита. Но Наполеон вскоре повторил её, усилив силы штурмующих гвардией. На этот раз противник ворвался в редут и захватил его. Однако немедленно русские под командованием генерала Каменского предприняли контратаку и вернули потерянные укрепления. Не удовлетворившись этим успехом, Каменский с воодушевлёнными войсками преследовал отступающих французов, пока не столкнулся с их свежими войсками и был вынужден отойти обратно в редут. Но и эта неудача не обескуражила Наполеона. Силами корпуса Ланна он атаковал правое крыло русской армии, но контратаки обороняющихся были столь успешны, что все попытки французов потеснить их были сорваны. Наполеон прекратил наступление и ограничился артиллерийским обстрелом позиций Беннигсена. В 22-00 к Великой Армии подошёл свежий корпус Нея и Наполеон решил ещё раз попытать свою удачу. Массы французов бросились на центр русской позиции. Но метким огнём артиллерии были отбиты с огромными для себя потерями. Только к 23-00 враг прекратил атаки. Сражение было кровопролитным. Французы потеряли 12 600 солдат (1398 убитых, 10 359 раненых и 864 пленных), в том числе корпус Сульта 6600 человек. Русские — около 8000 человек (из них 2000 убитых). В тактическом плане эта была победа русских. Беннигсен отразил все попытки Наполеона сбить его с гейльсбергской позиции... По материалам Википедии http://ru.wikipedia.org/wiki/Углицкий 63-й пехотный полк История 63-го Угличского пехотного полка http://chestimeu.ru/temy/148-i-pehotnyi-kaspiiskii-polk/istoricheskaja-spravka/istorija-uglichskogo-polka.html Исследования Музея истории Углича http://historyofuglitch.narod.ru/Research.html Нашлись и два Мироновых, участвовавших в тех же сражениях 1805-1807 гг.
Миронов Иван Семенович (1774 – 16 (или 23).10.1853), с. Нилово (Головинщино) Одоевская волость Данковского уезда Рязанской губернии. Действительный статский советник. Тамбовский гражданский губернатор. Георгиевский кавалер. Служил с 1794 в Глуховском кирасирском, с 1797 - в Каргопольском драгунском полку. Участвовал в боях против польских конфедератов (1794), против Франции (1799 – 1800, 1806 – 07); в сражениях Отечественной войны 1812 и заграничных походах Русской армии. За отличия в боях награжден орденами Св. Владимира 4 ст. с бантом (4.9.1812) и Св. Анны 2 кл., золотой шпагой с надписью «За храбрость» (13.10.1812). С 1815 по 14.04.1823 – командир Жандармского полка (до 27.08.1815 – Борисоглебский драгунский полк), подполковник (с 15.09.1817 - полковник). Был также награжден орденами: Св. Георгия 4 ст. (ок. 1819), Св. Анны 1 ст. (14.5.1826), прусским “За заслуги”. В 1823 – 31 гг. - тамбовский губернатор. Активно трудился по благоустройству губернии – сооружены: дома губернских и присутственных мест, новый корпус духовной семинарии, открылась губернская гимназия. В 1824 пожалован имп. Александром I, при посещении им Тамбова, золотой, осыпанной бриллиантами, табакеркой. Принял жесткие меры по борьбе с эпидемией холеры в губернии летом – осенью 1830, что вызвало “холерный бунт” в Тамбове. По прошению уволен от службы 24.07.1831. После отставки проживал в имении жены в с. Нилово-Головинщино Данковского уезда. 21.08.1833 внесен в III ч. ДРК Рязанской губернии. Миронов Евдоким Дмитриевич (ок. 1776-20.06.1821). Род. в г.Глухов Черниговской губернии. Штабс-капитан. В службу вступил солдатом в Таврический Гренадерский полк 1.01.1791; Произведен: в младшие унтер-офицеры 24.04.1795, в старшие унтер-офицеры 29.06.1799, в подпоручики 23.10.1807 с переводом в Елецкий пехотный полк, в поручики 19.04.1812, в штабс-капитаны 15.02.1816; Переведен: в Смоленский гарнизонный батальон 17.01.1817, в Ревельский гарнизонный батальон 26.11.1817, в Аренсбургский гарнизонный батальон 21.06.1818. Был в походах: в 1791 в Молдавии; в 1799 в десантном корпусе в Голландии, в сражении под г. Бергенброк; с 11.11.1805 по 14.03.1806 в Австрии; с 30.10.1806 в Пруссии; 19 декабря – в сражении под д. Гольшино, 26 и 27.01.1807 – под Прейсиш-Эйлау, 24 мая – под Вольфгольфом, 25 мая – под Геленгеном, 29 мая – под Гейльсбергом, 2 июня – под Фридландом; 24 и 26.08.1812 – под Бородино; 6 сентября – под Тарутино; 22 октября в сражении под Вязьмой получил сильную контузию в грудь. | |
|
|
Отправлено: 28.11.11 16:49. Заголовок: В СОСТАВЕ БАЛТИЙСКОГ..
В СОСТАВЕ БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
«Адмирал Ушаков» в Практической эскадре В конце XIX в. организация и боевая подготовка российского флота определялись как традициями, сложившимися в далекую парусную эпоху, так и влиянием бурного технического прогресса. Переплетение старого и нового составляло достаточно запутанную картину, и почти ежегодно осложнялось новыми решениям» Морского министерства. По традиции на Балтике не было командующего флотом. Старшим из адмиралов был главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта. Распределение всех корабельных команд по флотским экипажам, т. е. кронштадтским казармам, и развитые портовые учреждения обеспечивали явное преобладание институтов береговой (административной) организации над элементами морской — оперативной. В море флотом командовали старшие флагманы 1-й и 2-й флотских дивизий, выходившие на время плаваний из-под руки «всесильного» главного командира. Однако подчинение управляющему министерством (через Главный морской штаб) не устраняло зависимости начальников эскадр от портов — Кронштадтского, а также Ревельского и Свеаборгского, командиры которых располагали материальными ресурсами. На практике получалось, что флот существует для тыла, а не наоборот. Картина, отчасти знакомая и современным военным морякам. Замерзание Финского залива в зимнее время приводило к сохранению сезонности боевой подготовки: корабли вооружались для плавания на три-четыре летних месяца, В мирное время наиболее боеспособные и исправные из них, некоторые с ежегодным чередованием, в мае начинали кампанию в составе Практической эскадры* под флагом одного из старших флагманов. Более старые корабли на три месяца включались в Отряд судов морского корпуса. [* В 60-[ — начале 70-х годов эта эскадра именовалась Броненосной, в 80-х годах она включала и шхерный отряд.] С 1869 г. ежегодно назначался в плавание отдельный Учебный артиллерийский отряд, а с 1874 г. Учебный минный отряд. В эти плавания выделяли корабли и из боевого состава флота. Кроме того, состав Балтийского флота уменьшался из-за ежегодной отправки лучших кораблей в Средиземное море и на Дальний Восток. В 1895 г. Тихоокеанская эскадра была значительно усилена. Через год восстание на Крите, а потом и греко-турецкая война вызвали сосредоточение сильной эскадры в Средиземном море. В результате в 1897 г. четыре сильнейших балтийских эскадренных броненосца («Сисой Великий», «Наварин», «Император Николай I» и «Император Александр II») и большинство исправных крейсеров оказались в заграничных водах. Только неготовность артиллерии не позволила в свое время послать туда же и оба новых броненосца береговой обороны — «Адмирал Сенявин» и «Адмирал Ушаков». Интенсивное строительство кораблей в 90-х годах требовало подготовки все большего количества специалистов — комендоров, гальванеров, минеров и т. п., увеличивался и набор в Морской корпус. Оказавшись не в состоянии радикально пересмотреть систему подготовки кадров, Морское министерство с каждым годом выделяло все большее количество кораблей для плавания с учебными целями. Весь Балтийский флот постепенно превращался в скопление учебных отрядов, далеко обогнавших по количеству вымпелов Практическую эскадру. На кампанию 1898 г. командующим эскадрой назначили старшего флагмана 1-й флотской дивизии вице-адмирала С. О. Макарова, а самыми ее современными боевыми единицами стали «Адмирал Ушаков» и «Адмирал Сенявин»... ...Вооружение эскадры, начатое в Кронштадте I апреля 1898 г., осложняли значительная неукомплектованность экипажей офицерами и матросами различных специальностей, а также многочисленные недоделки на «Адмирале Сенявине». На «Адмирале Ушакове» к началу мая были окончены все работы по устранению дефектов. Осталось установить восемь новых вентиляторов, для чего по ходатайству К- К- Ратника в поход взяли мастера Николая Каричева и мастеровых Матвея Федорова и Василия Филиппова. С 26 января 1898 г. броненосцем командовал сменивший А. П. Шестакова капитан 1 ранга К. М. Андреев.  Вице-адмирал С. О. Макаров (в первом ряду пятый слева) с офицерами штаба и экипажем «Петра Великого» (1896 r.) Среди офицеров были ревизор лейтенант П. Л. Трухачев, представители известных морских семей — старший артиллерист лейтенант А. П. Врангель и вахтенный начальник лейтенант И. Ф. Шмидт, переведенный в начале августа с «Петра Великого». Старшим судовым механиком «Адмирала Ушакова» 8 мая 1898 года был назначен старший инженер-механик Н. А. Тихонов. Кроме него на броненосце оказался всего один инженер-механик вместо положенных троих. Правда, на корабль были присланы для практики старшие воспитанники Морского технического училища Д. Яновский, С. Садоков, В. Раксимович и В. Сакс.  Броненосец «Адмирал Ушаков» ...Строительство незамерзающего военного порта в Либаве, начатое в 1889 г. по настоянию Н. М. Чихачева, к этому времени обошлось казне примерно в 25 млн руб. *, не считая расходов Военного министерства на сооружение там крепости. [* Подсчитано по «Отчетам по Морскому ведомству» за 1890- 1893, 1894--1890 и 1897—1900 гг.] Работы в порту, названном в 1894 г. в честь императора Александра III, были еще далеки от завершения. Тем не менее, учитывая готовность защищенного волноломами аванпорта и части береговых помещений для личного состава, в ГМШ решили использовать Либаву для зимнего базирования части новых кораблей в состоянии так называемого «боевого (вооруженного) резерва». Вооруженный резерв впервые был введен в 1890 г. на Черноморском флоте; предусматривалось содержание кораблей на паровом отоплении в 12-часовой готовности к выходу в море. Такая готовность обеспечивалась постоянным пребыванием на борту трети команды и половины офицерского состава при 75 % запасов угля и смазочного масла и месячном запасе провизии. Только боеприпасы хранились в портовых складах. На Балтике вооруженный резерв опробовал эскадренный броненосец «Гангут», зимовавший в 1894—1895 гг. в Ревельском порту. В результате было выявлено несовершенство системы парового отопления и увеличение случаев простудных заболеваний; кроме того, необходимо было улучшить снабжение. С учетом всего этого вице-адмирал П. П. Тыртов распорядился поставить на зиму в вооруженный резерв в Либаве эскадренный броненосец «Петропавловск», броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков» и мореходную лодку «Храбрый». 17 октября 1898 г. «Адмирал Ушаков» вышел из Кронштадта в Либаву и, прибыв туда 19 октября, через шесть дней поступил в вооруженный резерв. На корабле зимовали 9 офицеров, 2 содержателя офицерского звания, 4 кондуктора и 143 унтер-офицера и матроса. Остальную команду поселили в береговой казарме. Броненосец «Адмирал Ушаков», несмотря на противодействие строителя порта генерал-майора И. Г. Макдональда, вместе с «Храбрым» поставили в недостроенном еще канале, ведущем во внутренние бассейны. «Петропавловск» разместили на мертвых якорях в углубленном до 9,1 м аванпорте, так что ему пришлось в большей мере испытать «прелести» зимней непогоды и трудности сообщения с берегом. Введение вооруженного резерва, несомненно, способствовало повышению боеготовности флота. Открывались возможности активных действий флота в зимнее время, намечались пути преодоления «сезонности» боевой подготовки и негативных последствий ежегодного вооружения и разоружения кораблей. Но реализовать благие намерения ГМШ и управляющего министерством оказалось не так-то просто. Вооруженный резерв всего трех кораблей, изолированных в зимнее время от основного состава флота, не имел обоснованных оперативных планов. В случае войны с Германией или Англией два броненосца и лодка в недостроенной крепости оказывались под угрозой воздействия превосходящих сил противника. Экстренно послать их в Средиземное море или на Дальний Восток было почти невозможно из-за слабой оснащенности порта императора Александра III. Только в 1898 г. в нем было учреждено портовое управление, но еще не создана ремонтная база и не сделаны запасы. К тому же самый сильный корабль «Петропавловск» просто поспешили отправить в Либаву в недостроенном виде. Оторванный от С.-Петербургского порта, даже почти с сотней мастеровых на его борту, броненосец в лучшем случае мог быть полностью готов к плаванию не ранее весны 1899 г. Корабли вооруженного резерва не имели своего флагмана, они находились в ведении берегового начальства — командира порта. Старшим из корабельных офицеров был командир «Петропавловска» капитан 1 ранга Н. Р. Греве. В случае необходимости выхода в море все организационные и тактические вопросы пришлось бы решать «на ходу» под руководством только что назначенного командира отряда. К счастью, такой необходимости не возникло, и кампания 1899 г. началась по планам мирного времени. 4 мая 1899 г. капитан 1 ранга К. М. Андреев вывел «Адмирала Ушакова» в море для перехода в Кронштадт к началу обычного летнего плавания... ...17 мая на Большой кронштадтский рейд прибыла яхта «Александрия» с императором Николаем II, собравшимся произвести смотр крейсера 1 ранга «Герцог Эдинбургский». Император изволил посетить и флагманский корабль Учебной эскадры. Он поднялся на борт «Адмирала Ушакова» в сопровождении генерал-адмирала, управляющего Морским министерством, вице-адмирала Н. И. Казнакова и «других лиц». Всего за 11 мин он «подробно осмотрел» броненосец и, «милостиво простившись», отбыл на яхту. Очевидно, «осмотр» ограничился прогулкой по верхней палубе, представлением офицеров и приветствиями команды. Результаты посещения кораблей императором выразились в «монаршем благоволении» всем адмиралам и офицерам и в награждении деньгами нижних чинов. На «Адмирале Ушакове» боцманы получили по 5 руб., прочие унтер-офицеры по 1 руб. и рядовые по 50 коп. 19 мая, закончив лишь самые необходимые исправления, эскадра снялась с якоря и вышла в море. На переходе В. П. Мессер немедленно начал учения: вслед за «спасением человека, упавшего за борт», корабли отработали взаимную буксировку: «Адмирал Ушаков» вел на буксире «Адмирала Сенявина», а тот, в свою очередь, буксировал «Адмирала Спиридова» до самого Пакеррортского маяка. В дальнейшем плавание во многом напоминало кампанию Практической эскадры в 1898 г., с тем лишь отличием, что вместо опасного Транзунда В. П. Мессер выбрал для рейдовой подготовки Балтийский порт. Здесь Учебная эскадра встала на якорь вечером 20 мая. В Балтийском порту броненосцы отрабатывали вспомогательные артиллерийские стрельбы, пожарные и водяные тревоги, устраивали леерное сообщение с берегом, высаживали десант. Минные катера провели стрельбы метательными минами. Стиль руководства вице-адмирала В. П. Мессера во многом отличался от макаровского. В одном из первых приказов (№ 27 от 22 мая 1899 г.) командующий, указав на невозможность многократного повторения различных упражнений, довел до командиров свой «способ обучения»: «... Все замеченные ошибки, кем бы они не делались, буду объявлять в приказе по эскадре». И сразу в том же приказе от отметил недостатки в действиях броненосцев по «спасению человека, упавшего за борт», и покритиковал самого себя за неудачный подход «Адмирала Ушакова» к «Адмиралу Сенявину» для подачи буксира. Правда, его замечания главным образом относились к вахтенным начальникам, не исключая и титулованных (барона Врангеля, князя Кропоткина и др). При этом за замечанием нередко следовал и «арест в каюте с приставлением часового». 15 июля тихоходный «Адмирал Спиридов», заливаемый водой через клюзы и без разрешения адмирала стопоривший ход, трижды удостоился «особенного неудовольствия», в том числе дважды — «с пушкой», а потом был взят на буксир флагманским броненосцем. Надо все же отдать должное В. П. Мессеру в его стремлении лично вскрыть недостатки и указать путь к их устранению, не боясь нареканий старших начальников. В тактике и в организации службы В. П. Мессер в основном опирался на действующие Устав, постановления, инструкции и циркуляры. Как и большинство флагманов российского флота, он «не увлекался» самостоятельной разработкой тактических правил. Исключением стал приказ о ночной минной атаке эскадры, стоявшей на якоре. Все учения были сведены в систему из 28 номеров и отрабатывались как самостоятельно командирами, так и по сигналам командующего «Адмирал Ушаков» за всю кампанию провел 165 таких учений, «Адмирал Сенявин»— 169. 8 июня оба броненосца отправились в Ревель на временное присоединение к Учебно-артиллерийскому отряду, которым командовал контр-адмирал З. П. Рожественский. В. П. Мессер накануне переехал со штабом на пароход «Ильмень» и последующие три недели посвятил обходу портов и якорных стоянок с миноносцами. Заведующий миноносцами и их командами 13-го экипажа капитан 1 ранга А. Н. Храбростин 8 июня привел в Гельсингфорс семь миноносцев (№ 106, 107, 121, 123, 124, 131 и 132). Миноносец № 106 вскоре направился в Учебный артиллерийский отряд, а остальным В. П. Мессер устроил смотр, отметив многочисленные недостатки в их техническом состоянии и снабжении. Пока миноносцы обходили порты, стреляли минами Уайтхеда и отыскивали учебные мины, выставленные «Адмиралом Спиридо-вым», на «Адмирале Сенявине» и «Адмирале Ушакове» проводили занятия и стрельбы с учениками-комендорами. «Адмирал Ушаков» вернулся под флаг вице-адмирала В. П. Мессера вечером 7 июля. К этому времени он успел провести вторую подготовительную стрельбу, а «Адмирал Сенявин» не выполнил и поверочной: три 254-мм орудия броненосца все еще «не удерживались на стопе». Для их осмотра из С.-Петербурга вызвали представителя МТК. Между тем ГМШ предложил В. П. Мессеру послать броненосец «Адмирал Ушаков» в Кронштадт для участия его командира в похоронах наследника престола великого князя Георгия Александровича. Покойный состоял в списках 1-го флотского экипажа, которым командовал капитан 1 ранга К. М. Андреев. Однако упрямый В. П. Мессер, запросив разрешение, отправил 9 июля в столицу самого К. М. Андреева, а броненосцем девять дней командовал флаг-капитан М. В. Озеров... ...15 июля 1899 г. Учебная эскадра перешла на рейд Ганге, а 19 июля после очередной попытки испытать Свод «Адмирал Ушаков» и «Адмирал Сенявин» с командующим на борту направились в Либаву. На переходе В. П. Мессер собирался опробовать машины броненосцев на полном ходу, но этому помешал разрыв паровой трубы в носовой кочегарке «Адмирала Ушакова». Старшему судовому механику Н. А. Тихонову пришлось разобщить оба котла с главным паропроводом, и броненосцы пошли обычным экономическим ходом. После полудня 20 июля они прибыли в аванпорт Либавы. За неделю пребывания в Либаве на броненосцах успели принять запас угля, отработать боевое освещение, а на «Адмирале Ушакове» проверить на практике возможность применения противоминных сетей на ходу. Скорость безопасного маневрирования с сетями оказалась не более 3,5 уз. Проведя на переходе в Балтийский порт испытания новых опознавательных сигналов и подготовительные стрельбы, броненосцы 27 июля соединились с другими кораблями эскадры. 30 июля «Адмирал Ушаков» стрелял минами по буксируемому щиту. В ночь с 31 июля на 1 августа эскадра, охраняемая двумя линиями паровых катеров и миноносцев, была атакована четырьмя миноносцами по плану, разработанному капитаном 1 ранга А. Н. Храбростиным. Несмотря на своевременное обнаружение атакующих, им «почти вероятно» удалось «взорвать» броненосец «Адмирал Сенявин». После примерно-боевой стрельбы по пирамидальным щитам и высадки с эскадры десанта 7 августа состоялась стрельба по лайбам. В. П. Мессер обошелся без тактических «излишеств» -— совместных действий с миноносцами,— ограничившись маневром сомкнутой кильватерной колонны броненосцев. Лайбы были разбиты практическими снарядами с дистанций 7-12 кбт, одну из них, еще державшуюся на воде, «Адмирал Ушаков» отправил на дно таранным ударом. День завершился минной дуэлью новых броненосцев и успешными поисками одной затонувшей мины. 20 августа Учебная эскадра расположилась на Транзундском рейде для завершения учений. Стоянка сопровождалась экзаменами, смотрами и шлюпочными гонками, в которых участвовали шлюпки Учебных минного отряда и отряда Морского корпуса. В. П. Мессер, оказавшийся старшим на рейде, призвал команды привести в порядок часовню и кладбище моряков на острове Менн-Сари, много лет служившем местом погребения умерших во время практических плавании. Ответственным за это он назначил командира «Адмирала Ушакова» К. М. Андреева. Оставшись довольным наведенным порядком, после панихиды 30 августа В. П. Мессер специальным приказом отметил командиров, выразил К. М. Андрееву «особенную благодарность». На содержание часовни и кладбища моряки ежегодно собирали добровольные взносы, но редко их расходовали, обходясь своими силами. 28 августа В. П. Мессер провел сравнительные крюйт-камерные и башенные учения на «Адмирале Ушакове» и «Адмирале Сенявине», получив любопытные результаты. Механизмы подачи 120-мм патронов «Адмирала Ушакова» обеспечивали скорость стрельбы 1,95 выстрела, а «Адмирала Сенявина» — 1,2 выстрела в минуту. При гидравлическом заряжании 254-мм орудий на первом броненосце требовалось от (5 мин 30 с до 7 мин 30 с на каждый выстрел, на втором — от 10 мин 123 с до 10 мин 53 с. При ручном заряжании это время увеличивалось почти вдвое. Несоответствие достигнутой при испытаниях «технической» скорости заряжания и скорости стрельбы на практике можно объяснить только полным пренебрежением к этому важнейшему элементу во время боевой подготовки. Скорость стрельбы на практических стрельбах не фиксировалась, поэтому они не давали истинного представления об эффективности артиллерии и недостаточно стимулировали ее совершенствование. 1 сентября, опережая выполнение программы плавания, В. П. Мессер привел броненосцы эскадры из Бъёрке в Кронштадт, а 3 сентября управляющий Морским министерством посетил броненосец «Адмирал Ушаков», стоявший на Большом кронштадтском рейде. Сыграв пожарную тревогу, адмирал П. П. Тыртов поблагодарил офицеров и команду. 9 сентября В. П. Мессер спустил свой флаг, а «Адмирал Ушаков» продолжил кампанию еще на неделю для перехода в Либаву. Вооруженный резерв зимой 1899—1900 гг. выглядел внушительно: в Порту императора Александра III кроме «Адмирала Ушакова» должны были зимовать эскадренные броненосцы «Полтава» и «Севастополь», а также «Адмирал Сенявин» (после устранения недоделок в Кронштадте) и «Генерал-адмирал Апраксин». В Либаве К. М. Андреев рассчитывал на спокойную стоянку до весны в портовом канале. Однако ход событий оказался иным. Авария броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» В 1899 г., когда испытания броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» были еще в полном разгаре, его собрались послать в заграничное плавание — представлять российский флот в Дании во время пребывания там лиц императорской фамилии, хотя это и нарушало всю летнюю программу плавания. В Кронштадте о походе в Данию стало известно лишь за несколько дней до выхода, и то благодаря старшему офицеру броненосца, капитану 2 ранга великому князю Александру Михайловичу, получившему информацию «из первых рук». Неожиданная перспектива посещения датской столицы была своеобразным подарком для офицеров и матросов броненосца, утомленных суровыми буднями затянувшихся достройки и испытаний. Однако командующий Учебным артиллерийским отрядом контр-адмирал З. П. Рожественский не мог разделить радости экипажа: из-за похода единственный корабль с электрическими башенными установками поступал в отряд всего на десять дней. При подготовке к походу игнорировались и интересы боеготовности. Так, для артиллерии главного калибра имелось всего 37 зарядов и 48 снарядов, из которых только 12 были снаряженными. 4 августа 1899 г. «Генерал-адмирал Апраксин» вышел из Кронштадта и на следующий день под командованием капитана 1 ранга В. В. Линдестрема благополучно прибыл в Ревель. За время пребывания в Учебном артиллерийском отряде «Генерал-адмирал Апраксин» пять раз выходил на стрельбу со слушателями офицерского класса и учениками комендорами, израсходовав 628 патронов для учебных 37-мм стволов, а также девять 254-мм и сорок 120-мм снарядов. Для старшего артиллерийского офицера броненосца лейтенанта Ф. В. Римского-Корсакова стрельбы осложнились происшествиями: на пятый день в кормовой башне разорвало гильзу и приспособление для установки учебного ствола, а на шестой — вышло из строя горизонтальное наведение носовой башни. Эту неисправность в течение суток удалось устранить на частном заводе «Вигандт», восстановившем сломанные зубцы соединительной муфты перевода с ручного управления на электрическое. 14 августа «Генерал-адмирал Апраксин», прибывший в Ревель для погрузки угля, с разрешения вице-адмирала В. П. Мессера вышел в море для перехода в Копенгаген. Свежеющий северный ветер предвещал штормовое плавание. Новый корабль, по отзыву В. В. Линдестрема, показал прекрасные мореходные качества — при встречном волнении на бак залетали только брызги, а при попутном размахи качки не превышали 10° на каждый борт. Машина работала исправно, обеспечив среднюю скорость 11, 12 уз при введенных в действие двух котлов. Утром 16 августа на горизонте показались низменные зеленые берега Дании, а в 14 ч «Апраксин» уже встал на бочку в гавани Копенгаген. 22 августа в датскую столицу прибыл на быстроходном «Штандарте» Николай II с семейством. Стоянка «Генерал-адмирала Апраксина» в столице дружественной державы ознаменовалась многочисленными приемами и визитами, унтер-офицеров и матросов регулярно увольняли на берег. В те времена российских моряков за границей любили за щедрость и доброту, за порядок и дисциплину. Характерно, что никто из матросов и не сбежал с корабля на поиски «хорошей жизни» на чужой земле*. [* На рубеже XIX—XX вв. наибольшее количество дезертиров было на флоте Великобритании.] Офицерам «Апраксина» король Дании по традиции «пожаловал» ордена Даннеброга. 14 сентября, оставив императорские яхты крейсировать по европейским портам, броненосец покинул гостеприимное королевство и через два дня прибыл в Кронштадт. 21 сентября он окончил кампанию*, не разоружаясь, с тем чтобы после окончания достроечных работ направиться в Либаву. Туда же должны были отправиться «Полтава» и «Севастополь», завершавшие испытания в отдельном отряде контр-адмирала Ф. И. Амосова. Вторник 12 ноября 1899 г., назначенный для выхода «Апраксина» в море, был туманным, с постепенным усилением северо-восточного ветра. Вскоре после полудня крейсер 1 ранга «Громобой», переходивший из Петербурга в Кронштадт и сдвинутый льдами с оси Морского канала, плотно сел на мель. Около 15 ч туман рассеялся. Штурман «Апраксина» лейтенант П. П. Дурново уточнил девиацию по створу Кронштадтских огней, а командир В. В. Линдестрем принял решение следовать по плану. Заметив падение барометра, В. В. Линдестрем рассчитывал укрыться в Ревеле, но туда еще надо было дойти. К 20 ч ветер усилился до 6 баллов и вскоре достиг силы шторма, сопровождавшегося метелью. Броненосец, покрывавшийся слоем льда, шел вслепую — вне видимости островов и маяков. Механический и ручной лаги из-за замерзания воды и опасности посылки людей на ют не использовали, определяя скорость по оборотам машин. В 20 ч 45 мин ее снизили с 9 до 5,5 уз, пытаясь уточнить место измерением глубины моря. Не получив таким способом определенных результатов, В. В. Линдестрем и П. П. Дурново посчитали себя снесенными к югу и собрались определиться по маяку на острове Гогланд — самом крупном острове в центре Финского залива. На самом деле «Апраксин» оказался значительно севернее и в 3 ч 30 мин 13 ноября на скорости около 3 уз выскочил на отмель у высокого заснеженного юго-восточного берега Гогланда. Удар показался командиру мягким, а положение вначале не безнадежным. Однако попытка сняться с мели полным задним ходом потерпела неудачу, а через час в носовой кочегарке показалась вода, которая быстро прибывала. Корабль накренился до 10° на левый борт и на волнении сильно бился днищем о грунт. В. В. Линдестрем, думая о спасении людей, решил свести команду на берег. Сообщение с островом, на котором собрались местные жители, установили с помощью двух спасательных лееров, поданных с фор-марса. К 15 ч переправу людей успешно завершили, стравив перед этим поднятые уже после аварии пары в двух кормовых и во вспомогательном котлах. Об аварии нового броненосца береговой обороны в С.-Петербурге узнали из телеграммы командира крейсера «Адмирал Нахимов», который на переходе из Кронштадта в Ревель заметил сигналы бедствия, подаваемые «Апраксиным». Управляющий Морским министерством вице-адмирал П. П. Тыртов немедленно распорядился направить к Гогланду из Кронштадта броненосец «Полтава», а из Либавы - «Адмирал Ушаков», снабдив их пластырями и материалами для спасательных работ. Для руководства последними назначался контр-адмирал Ф. И. Амосов, державший флаг на «Полтаве». Кроме боевых кораблей к спасению «Апраксина» привлекли ледокол «Ермак», пароход «Могучий», два спасательных парохода частного Ревельского спасательного общества и водолазов кронштадтской школы Морского ведомства... ...«Адмирал Ушаков» не участвовал в оказании помощи своему собрату. В 22 ч 00 мин 15 ноября, спешно погрузив около 100 т угля, броненосец под командованием капитана 1 ранга К. М. Андреева вышел из Либавы и попал в сильный шторм. На качке не выдержало рулевое устройство: дважды лопался штуртрос, и, наконец, сломалась соединительная муфта рулевого привода. Для исправления и заказа новой муфты К. М. Андреев 16 ноября привел корабль в Ревель, откуда собирался, не ожидая готовности муфты, направиться к Гогланду. Управляющий министерством отложил выход «Адмирала Ушакова» до замены поврежденной детали, на что требовалось 10 дней. Тем временем надобность в срочном прибытии броненосца к «Апраксину» миновала, и его отправили обратно в Либаву. Затянувшаяся до ледостава борьба с камнями при неудаче попыток сдвинуть броненосец «Адмирал Апраксин» с места буксирами 27 декабря привели П. П. Тыртова к решению отложить снятие его с мели до весны будущего года. Ф. И. Амосова с «Полтавой» и большинством экипажа аварийного корабля отозвали в Кронштадт. Для обеспечения работ были оставлены 36 матросов во главе с боцманом Иваном Сафоновым. Опасности разрушения «Апраксина» нагромождением льдов удалось избежать с помощью «Ермака» и укреплением ледяных полей вокруг броненосца. В напряженную зимнюю навигацию 1899—1900 гг. «Ермаком» командовал капитан 2 ранга М. П. Васильев, а в его отсутствие — лейтенант К. Ф. Шульц. Энергия и умение этих выдающихся офицеров были по достоинству оценены новым главным командиром Кронштадтского порта вице-адмиралом С. О. Макаровым, который также принял активное участие в судьбе «Апраксина». 25 января 1899 г. председатель МТК вице-адмирал И. М. Диков прочел срочную телеграмму из Котки: «Получена Гогланда телеграмма без проводов телефоном камень передний удален». Доложив об этом П. П. Тыртову, Иван Михайлович получил указание сообщить ее содержание в редакции «Нового времени» и «Правительственного вестника»: это была первая в истории радиограмма, переданная на расстояние более 40 верст. Надо отдать должное руководству МТК — самому И. М. Дико-ву и главному инспектору минного дела К. С. Остелецкому: уже в начале 1900 г. они по достоинству оценили важность радиосвязи. Результатом явились первые штаты радиостанций на Гогланде и в Котке, а также обоснованный доклад о введении «беспроволочного телеграфирования» на судах флота от 7 марта 1900 г. Считая опыты законченными, что подтверждалось устойчивостью радиосвязи на расстоянии 26,5 миль, МТК предложил устанавливать на корабли радиостанции, стоимость которых оценивалась в 2800 руб., но могла быть понижена при валовом изготовлении. Предлагались и конкретные меры по подготовке заведующих станциями минных офицеров и минеров-телеграфистов. Наконец, в докладе МТК были поставлены вопросы об освобождении А. С. Попова от прочих обязанностей для исключительного руководства разработкой телеграфа без проводов и о его награждении, а также о награждении П. Н. Рыбкина и французкого инженера Е. Дюкрете, изготовлявшего приборы радиостанций и защитившего приоритет Александра Степановича за границей. П. П. Тыртов в принципе согласился с основными положениями доклада, но поставил их выполнение «в зависимость от денежных средств», находившихся в распоряжении ГУКиС. Огромное оперативно-тактическое значение радиотелеграфа для этого, безусловно, опытного моряка, так же, как для прямолинейного начальника ГМШ Ф. К. Авелина, оказалось в зависимости от довольно мелочных финансовых соображений. Вооружение кораблей радиостанциями развертывалось с преступной медлительностью, характерной для решения многих важнейших вопросов боеготовности флота. К 1904 г. кое-как удалось снабдить приборами беспроволочного телеграфирования крупные корабли Тихоокеанской эскадры и некоторые броненосцы Черноморского флота. Балтийский флот не имел их совсем, и броненосцы береговой обороны тина «Адмирал Сенявин», в том числе и вошедший в историю радиосвязи «Генерал-адмирал Апраксин», получили импортные станции только перед походом на театр военных действий... http://wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Ushakov/chap4.html Андреев Константин Матвеевич (1845 — ?) - русский контр-адмирал. Выпускник Морского училища, в 1868 г. произведен в мичманы. В 1883 -1887 гг. старший офицер броненосного фрегата «Князь Пожарский», которым в кампанию 1885 г. командовал С. О. Макаров. В 42 года стал командиром канонерской лодки «Дождь». В 1890-1893 гг. командовал монитором «Вещун», в 1893—1894 гг.— мореходной лодкой «Манджур» на Дальнем Востоке. Перед назначением на броненосец «Адмирал Ушаков» с 1897 года был командиром крейсера 1-го ранга «Минин». В 1901 году отставной контр-адмирал, проживал по адресу: СПб Казначейская, 6-13. Источники: http://wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Ushakov/chap6.html http://kortic.borda.ru/?1-5-90-00000201-000-0-0
| |
|
|
Отправлено: 29.11.11 09:31. Заголовок: Судьба юриста МИРОН..
Судьба юриста
МИРОНОВ Иван Иванович (ок. 1870, ст. Урюпинская - ?) — мировой судья и ревнитель казачьего просвещения. Высоко образованный юрист с дипломом Московского университета, талантливый карикатурист. Насадил образцовый фруктовый сад на берегу речки Ольшанки и основал на свой счет церковно-приходскую школу в хуторе Поповском. Зимой 1920 г взят из дома большевиками раздетый и босикам, очевидно тогда и погиб... Миронов Иван Иванович, юрист Судьба Ивана Миронова складывалась противоречивой. Ее можно назвать и счастливой, и трагической. Известно о нем немного... Родился Иван около 1870 года в крупной окружной станице Урюпинской Области Войска Донского. В 1873 году в этой станице председателем съезда мировых судей Хоперского округа был Иван Алексеевич Миронов, его отец. В то время здесь звенело имя почетного мирового судьи Хоперского округа, писателя и благотворителя, генерал-лейтенанта Н.И. Краснова. В окружных станицах и хуторах хорошо знали Урюпинского адвоката-профессионала В.К. Знаменского. Иван Миронов тоже избирает путь правозащитника, на которого могла бы положиться казачья беднота и иногороднее население. Этот провинциал добивается зачисления в знаменитый Московский университет и успешно заканчивает его с дипломом юриста. По тем временам это было не так просто. На Дону, на должности мирового судьи, Миронов выносит вердикты по уголовным, семейным, имущественным делам. И боевые атаманы, казаки со шрамами, учителя и крестьяне уважают его, видят в нем строгого, но справедливого судью. Избирают его раз за разом на эту ответственную должность, так как среди других чиновников его отличало бескорыстие. Но, стараясь духовно объять и изменить к лучшему окружающий мир, Иван Миронов постоянно ощущал внутреннюю неудовлетворенность. Он стремился к делам просвещения и культуры. Основал в казачьих местах, в хуторе Поповском за личный счет начальную церковно-приходскую школу для детей бедноты, помогал учебниками и пособиями. Заботился о народном образовании, ведь половина жителей его Второго Донского округа отличалась безграмотностью. Иван Иванович, не жалея сил и средств, насадил на берегу речки Ольшанки великолепный фруктовый сад. Этот живописный сад пережил своего хозяина и долго напоминал о нем. Сюда приезжали за опытом из многих училищ края. Находясь в гуще жизни и обладая чувством юмора, Миронов проявляет себя в прессе как талантливый карикатурист на темы быта и злободневной политики, что не всем приходилось по нутру. Кровавая братоубийственная гражданская война сломала его животворную судьбу. «Протоколы заседаний Хоперского училищного совета за 1918 г. полны описания красного террора и разрушения школ», - свидетельствуют архивы. Трескучей зимой 1920 года Иван Иванович Миронов, без объяснения причин, был взят караулом красных из своей хаты раздетый и погнат босиком по морозным сугробам под дулами винтовок. На том след жизни этого образованного юриста и душевного человека обрывается… Может быть, о тысячах таких, как он, и печалятся ахматовские строки: Уводили тебя на рассвете… За тобой, как на выносе, шла, В темной горнице плакали дети, У божницы свеча оплыла… О произволе Советской власти против донского населения, не поддающегося рассказачиванию и коллективизации, таких смелых личностях, как Миронов, свидетельствуют документы прокуратуры тех лет из Госархива Волгоградской области. Так, зарвавшимися местными властями у подозреваемых «конфисковывались все продукты, варенье, сало, потом все публично поедалось, гусей жарили, сало меняли на сахар и самогон. Со всех ликвидируемых, в том числе и середняков, поснимали одежду, дали им все рваное, и в количестве 35 человек согнали в один дом и время от времени сгоняли их разутых и полураздетых в холод на работу. Вши заели преступников… В тоже время против злостных несдатчиков семян возбуждались уголовные дела, и большинство в тот же день расстреливались судом». Кровавая вакханалия дорвавшегося до власти вооруженного «быдла» в Хоперском округе, станице Урюпинской, приложившего руку к кончине Миронова, описывается проверяющим московской комиссии коммунистом К.К. Краснушкиным. Это рассекреченные сведения из ГАРФ и ЦА ФСБ РФ. «Расстрелы производились часто днем на глазах у всей станицы по 30-40 человек сразу, причем осужденных с издевательствами, с гиканьем, криками вели к месту расстрела. На месте расстрела осужденных раздевали догола и все это на глазах у жителей. Над женщинами, прикрывающими руками своими наготу, издевались и запрещали это делать. Всех расстрелянных слегка закапывали близ мельницы, невдалеке от станицы. Результатом этого – около мельницы развелась стая собак, злобно кидавшихся на проходящих жителей и растаскивавших руки и ноги казненных по станице…» В откровенных документах тех лет таятся не раскрытые еще судьбы сынов Дона. Судьбы таких, как юрист Миронов, и тысячи-тысяч других мучеников, нам неизвестных… Достучится ли когда-нибудь до наших сердец сквозь пепел лет призыв поэта «Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!»? http://www.serafimovich.org/mironov-i-i.html
| |
|
|
Отправлено: 29.11.11 11:09. Заголовок: Admin пишет: А сейч..
Admin пишет: | цитата: | | А сейчас...Вспомнил! Не упоминали еще, пожалуй, только студентов, но поскольку студентами были многие, упомяну только студентов университетов, да и то двух-трех... |
|
Российские студенты в Кенигсберге XVIII века
Пополнение среди студентов ...В течение нескольких лет в губернской канцелярии трудился переводчиком с немецкого языка поручик Андрей Болотов, о котором подробнее расскажем несколько позже. Но именно присутствие в канцелярии Болотова повлияло на появление в Кёнигсберге новой группы российских студентов. Болотов, хотя и подчинялся, по сути, самому губернатору Н.А. Корфу, но числился в Архангелогородском полку. При убытии полка на фронт губернатор оставил переводчика в городе под предлогом отсутствия других. Кроме Болотова, знающих немецкий язык оказалось только двое: надворный советник Боумен и флигель-адъютант Степан Андреев. Одновременно Корф сделал запрос в столицу о присылке переводчиков, хорошо представляя себе невыполнимость подобной просьбы. Но Сенат откликается положительно. В мае 1759 г. Корф получает об этом известие, в июне прибывают 4 студента и 6 учеников гимназии из Московского университета... http://intellika.info/kenigsberg/341/ БОЛОТОВСКОЕ НАЧАЛО ...22 января 1758 года русская армия вступила в Кенигсберг. Архангелородский полк в торжественном въезде в город не участвовал, он был оставлен в Курляндии. Но вскоре и этому полку был дан приказ следовать в Кенигсберг. И хотя Болотов не видел своими глазами вступление русских войск в этот город, видимо, по рассказам товарищей он составил красочное описание памятного дня: "...вступили наши войска в Кенигсберг, а вскоре за ними прибыл туда и сам главнокомандующий. Въезд его в сей город был пышный и великолепный. Все улицы, окна и кровли домов усеяны были бесчисленным множеством народа. Стечение оного было превеликое, ибо все жадничали видеть наши войска и самого командира, а как присовокупился к тому и звон в колокола во всем городе, играние на всех башнях в трубы и литавры, продолжающееся во все время шествия, то все сие придавало оному еще более пышности и великолепия". 24 января были жители Кенигсберга приведены к присяге на верность российской императрице Елизавете. Протестов никаких не возникло. У жителей края не было особой любви к воинственному своему королю Фридриху II, ведь он почти насильственно присоединил Пруссию к Бранденбургскому государству и сделал главным городом Берлин. Присягу принимали торжественно в Замке. Болотов отправился в Кенигсберг со своим полком несколько позднее, когда отдан был приказ разместить полки по зимним квартирам. Начало похода совпало с радостным событием, прибыл из родного поместья слуга Яков, привез большую лисью шубу, новое седло и множество припасов. Был Яков смекалистым ловким человеком и впоследствии не раз выручал своего барина, умел все добывать в отличие от другого слуги Абрамушки, хоть и преданного своему хозяину, но вороватого. Все спешили в Кенигсберг, офицеры даже гонки на своих тройках устраивали. Польшу быстро проскочили. Запомнились виселицы у дорог, за самую мелкую кражу можно было угодить в петлю. Не было здесь порядка. Зато, когда в Пруссию въехали - и дороги стали ровней, и виселицы исчезли, и все вокруг было ухожено и опрятно, видно было, что люди любят свою землю. Это надолго запомнилось Болотову - любовь к земле была дана ему на всю оставшуюся длинную жизнь. В Кенигсберге покои Болотову отвели в доме, стоящем на берегу Прегеля, неподалеку от пристани, перед окнами был мост через канал. Было, правда, шумновато, хозяйка дома содержала небольшой шинок, в котором собирались голландские шкиперы, чтобы выпить кружку пива и узнать портовые новости. Так что днем было беспокойно, но зато к вечеру, когда все смолкало, можно было наслаждаться мелодией, льющейся из-под смычка скрипки, это упражнялись в игре на ней хозяйские дочки. Все было любопытно Болотову в прусской столице, наверное, не было такой улицы, которую он не обошел бы. В тот первый год жизни в Кенигсберге он очень много рисовал. Соорудил специальный походный ящик для картин. Изображал на картинах "знатнейшие" европейские города, и конечно, сам Кенигсберг. Офицеры его полка не могли надивиться искусству своего товарища. Как жаль, что тогдашние изображения города не сохранились. Не дожили до нашего времени и его рисунки на стекле, он часто рисовал вид улицы из своего окна. Рисовал на стекле при помощи так называемой "каморы-обскуры". Эту камеру, прообраз будущего фотоаппарата, он приобрел у жившего неподалеку от его дома старика-ремесленника. Подолгу Болотов рассматривал творения этого мастера самоучки -микроскопы, хрустальные призмы, по словам Болотова этот старик "отворил храм науки" и "захотелось идти в оный и находить в науках тысячу удовольствий и увеселений, которые помогли потом иметь столь многие блаженные минуты в течение моей жизни". Болотову - двадцать лет, его сверстники молодые офицеры ищут в большом городе увеселений, здесь много трактиров и бильярдных, здесь легко можно найти любовницу или взять на временное содержание молодую горожанку, нравы здесь царят распутные. По крайней мере, так кажется Болотову. Он избегает случайных встреч, не участвует в общих пирушках, при виде женщин он краснеет и теряется. Наверное, сослуживцам он кажется белой вороной, но они относятся к нему уважительно. Едва сменившись с караула, Болотов продолжает изучать европейский город, который во многом поражает его воображение. Рыцари Тевтонского Ордена очень точно выбрали место для этого города, воздвигнув свой замок-крепость на горе, возвышающейся на правом берегу реки Прегель. И пусть город не стоит на берегу моря, но река глубока в своем устье, она несет воды в залив - Фришгаф, и купеческие суда свободно плывут до городских пристаней. Река образует острова, дающие выгоду городу, ибо покрыты эти низменные острова обширными сенокосными лугами и растут здесь травы, из которых кенигсбержцы приготовляют крупу наиприятнейшего вкуса. А ближние к городу острова застроены каменными строениями и составляют наилучшую часть города. Эти каменные дома кажутся Болотову высокими и величественными. Земляные валы и бастионы не производят на него сильного впечатления. Они, конечно, устарели, и не могут защитить город. Ему непонятно, зачем город в многочисленных воротах содержит строгие караулы, если всегда можно эти ворота миновать. Город древний, но название и статус свой он получил сравнительно недавно. Возле рыцарского замка существовали три города - центральный Альтштадт, восточнее его - Лебенихт, а на круглом острове посередине Прегеля тоже был город - Кнайпхоф, и только в 1724 году они объединились. Болотова восхищает главное строение города - рыцарский замок. Его мощные тяжелые стены, его не менее мощные округлые башни, казалось, навечно вросли в городской пейзаж. Болотов писал: "Наизаметнейшим из всех в Кёнигсберге находящихся зданий можно почесть так называемый Замок или дворец прежних герцогов прусских. Огромное сие и, по древности своей, пышное здание воздвигнуто на высочайшем бугре или холме, посреди самого города находящемся. Оно сделано четвероугольное, превысокое и имеет внутри себя четверостороннюю, нарочисто просторную площадь и придает всему городу собою украшение, и тем паче, что оно со многих сторон, а особливо из-за реки, сверх всех домов видимо...". На одном из углов замка находится самая высочайшая башня. На самом верху ее развевается знамя. С башни, звучали ежедневно церковные хоралы городской капеллы в одиннадцать утра и в девять часов вечера. Обычно исполнялись: "В покое все леса..." и "Ах, оставайся с милостью...". На башне было и помещение для трубачей и пожарных, которые наблюдают, где в городе возник пожар. Болотову довелось несколько раз видеть, как во время пожара трубачи играют особые свои марши и наклоняют знамя в ту сторону города, где случился пожар, а если пожар возник ночью, высовывают шест с зажженным фонарем, указывающий ту сторону, где случилась беда. Это интересно - наблюдать, как организованно и четко тушат в Кенигсберге пожары. Но это не главное для Болотова. К башне притягивает и то, что внизу ее находится библиотека. Вот как описал Болотов замковую библиотеку: "Примечания достойно, что под башнею находится публичная и старинная библиотека, занимающая несколько просторных палат и наполненная несколькими тысячами книг.... многие из них прикованы к полкам на длинных железных цепочках, на тот конец, дабы всякому их можно было с полки снять и по желанию рассматривать и читать, а похитить и с собою унесть было-б не можно... Кроме книг показываются в библиотеке сей некоторыя и иныя редкости, но весьма немногия; и наидостойнейшие замечания были портреты Мартина Лютера и жены его Катерины Деворы, о которых уверяли, яко бы они писаны с живых оных...". Многое удивляло не только Болотова, но и других русских офицеров, посещавших Замок. Побывал Болотов и в покоях, где принимали Петра I, когда царь путешествовал в составе Великого посольства. Довелось почти все помещения обойти. Здесь были скоплены многие диковинные ценности. Правда, были здесь не только музейные редкости, но и винные погреба и ресторации и среди них знаменитый "Блютгерихт" - кровавый суд, ну это уж - кого что влечет... Знамениты были и колодцы на территории Замка, здесь брали очень чистую и вкусную воду для самых знатных горожан и гостей. Все колодцы были снабжены насосами. Хозяйка дома, где жил Болотов, тоже предпочитала именно сюда ходить за водой. А Болотову полюбился фонтан на площади, он зарисовал его и много лет спустя сделал точно такой же у себя в Богородицке. Из окон его дома был виден не только Замок, но и застроенный каменными домами остров. Здесь жили самые богатые купцы, весь остров пересекала улица - Длинная Кнайпхофская, но русские офицеры прозвали ее Миллионной, название более привычное, петербургское. Здесь на острове не раз посещал Болотов главный Собор города, где были прекрасные мавзолеи и надгробия, древние трофеи и знамена. Неподалеку от Собора находился университет - "Альбертина" и прилепившиеся к нему дома профессоров. Учились в университете, по словам Болотова, "великое множество всякого звания людей". Университет был доступен всем тянущимся к знаниям. Достойным примечания считал Болотов и еще один общественный дом - биржу, построенную на берегу возле подъемного моста, именуемого зеленым. Большие сплошные окна биржи постоянно светились по вечерам, там сходились купцы со всего света и договаривались о своей торговле. Торговлей интересовался слуга Болотова Яков, жаждущий разбогатеть и выкупиться из крепостничества. Сравнивая жизнь людей в России и Пруссии, Болотов видел, что здесь, в Кенигсберге, народ живет хорошо, "город сей во всем имеет изобилие", но живут здесь "без излишеств, мотовства и непомерности". Карет и богатых экипажей мало, ходят пешком, прислуга малочисленна. Что не понравилось Болотову, так это отсутствии русской широты не только выраженное в бюргерских характерах, но и сказавшееся в постройках домов, даже в лучших частях город, стесненных друг другом, с окнами только в одну сторону, с тесными и очень узкими дворами. Зато езда по улицам не встречает препятствий, улицы хотя и узкие, но почти все вымощены камнем, по вечерам освещены фонарями, почти все улицы содержатся в чистоте. Последнее требует усилий, ведь в те годы не только в Кенигсберге, но и в других городах по ночам всякий сор и нечисть привыкли выкидывать прямо из окон на улицу. И в Кенигсберге специально содержит магистрат людей, которые очищают улицы и увозят мусор. И все же, по словам Болотова, в нижних этажах трудно избавиться от дурного запаха. Постепенно Болотов познавал город, и несмотря на все подмеченные им недостатки, находил он здесь больше преимуществ, и город все более завоевывал его сердце. И видно было, что живут здесь люди набожные, было в городе восемнадцать церквей, среди них и католические, и лютеранские, и кальвинстские, была даже иудейская, город был веротерпимый. Православные совершали обряды в полковых церквях, располагались такие церкви прямо в Замке. Болотов, как человек набожный, воспитанный в почитании веры своих предков, был частым посетителем этих церквей. Возможно, не раз молился он о перемене своей участи. И судьбе было дано сделать в жизни Болотова такой поворот, который избавил его от нудной караульной службы и соблазнов, в которые пытались втянуть его однополчане. Как пишет Болотов: "...судьба невидимой рукой отвлекала от пропасти". Город и весь завоеванный край требовал своего управления. Фермор был занят военными делами и ждали назначения особого губернатора. А пока сборами и податями занимался бригадир Нумерс, у него в подчинении были прусские коллегии и канцелярии. Ему хотелось иметь при себе русского человека, знающего немецкий язык. Ему порекомендовали Болотова. И вот Андрей Болотов неожиданно был отозван из полка, и из военного человека превратился в канцелярского служащего. Болотов рьяно взялся за дело, прежние товарищи теперь, не заставая его дома, сами отправлялись в разгулы в поисках любви и утех. Болотов был избавлен от соблазнов. Теперь в каждое утро шел Болотов в свою канцелярию, было здесь множество немцев, но в контакт с ними войти было трудно. Сидели они за столами как вкопанные и знай себе строчили письма и запросы. И столь прилежно занимались своими делами, что и словом за день друг с другом не решались перемолвиться. Болотов удивлялся их нелюдимости, но постепенно привыкал к заведенным порядкам и старался со всеми ладить. Близко сошелся он с одним стариком - советником Бруно. От него стал воспринимать тонкости языка, к тому, что знал раньше, многое добавилось, особенно всякие чиновничьи обороты. Постепенно поначалу настороженные и молчаливые местные жители все более свыкались с русскими офицерами. Жизнь горожан мало в чем изменилась, никого из них насильно на прусскую службу не призвали, льготы за всеми, у кого они были, остались, в местном университете Альбертине все доходы сохранялись. Болотов, знающий немецкий язык, легко вступал в контакт с горожанами. После работы шел Болотов на корабельную пристань, гулял по берегам Прегеля, а в воскресные дни рисовал или ходил в Сатургусов сад. Этот сад можно назвать прообразом будущего зоопарка и ботанического сада, к тому же с музейными элементами. Хотя был он и не очень обширен, но хозяин его Сатургус, богатый и ученый человек, наполнил пространство сада редкими вещами. У него была оранжерея с разными растениями, были птичник и зверинец, где также можно было наблюдать редких заморских птичек и зверушек. Было здесь много красивых домиков и беседок, в одном из домиков располагалась кунст-камера, где можно было увидеть разные руды, камни, раковины, янтарные камушки с мушками внутри. В другом домике, где хозяин угощал своих гостей, за стеклом хранилась большая коллекция бабочек. После чаепития хорошо было посидеть у фонтанов в саду, где звонко переливались звуки колокольчиков, и всегда можно было найти умного собеседника. Такая размеренная жизнь и служба у Нумерса были недолгими. В Кенигсберг прибыл русский губернатор барон Николай Андреевич Корф. Был он горячего и вспыльчивого нрава, не терпел инакомыслящих, и хотя чин его был не очень высок - генерал-поручик, но зато при дворе он был в милости у самой императрицы Елизаветы. Умершая его жена была в родстве с императрицей, а ее сестра была замужем за самим великим канцлером графом Михаилом Воронцовым. И канцлер дал Корфу губернаторское место и значит власть над всем королевством Прусским. Корф был по происхождению из немцев, возможно, и это послужило доводом к назначению. Но по-русски этот генерал писать так и не научился. Прибыл он в Кенигсберг со своей свитой, встречали его с помпой, торжественно. Расположился он в самых лучших покоях рыцарского замка. Вот в эти покои и вызван был к нему Болотов. Вызов этот смутил поначалу, опасался Болотов, что будет отправлен обратно в полк, да еще и наказан за оставление штатного места службы. Болотова встретил посланец губернатора прямо у ворот Замка и отвел в парадные покои. Народу было множество. Каждый хотел быть представленным новому властителю края. Корф вышел из внутренних покоев в голубом парадном мундире, увешанном наградами. Был он вовсе не так суров, как порассказали Болотову друзья-офицеры. Говорил с Болотовым благосклонно. "Я слышал, мой друг, ты по-немецки говорить умеешь и пишешь. И господин Нумерс рекомендует мне вас, что вы хорошего поведения". Услышав эти слова губернатора, и присутствующие здесь офицеры стали наперебой хвалить Болотова. Тут же и командир болотовского полка подсуетился и тоже стал уверять, что Болотов всяческой похвалы достоин. "Это очень хорошо, - сказал Корф, - и для молодого офицера похвально и лестно заслужить себе такую честь, но скажи ты мне, мой друг, можешь ли ты переводить с немецкого...". Болотов ответил, что может. И тогда Корф захотел его проверить. "Вот что, батюшка, - сказал он - оставайся здесь и потрудись перевести мне несколько бумаг". Советник губернатора отыскал бумаги, дал их Болотову и проводил в отдаленную комнату. Бумаг было более десяти. Были это все различные прошения к губернатору, написаны бестолковы, полно было слов, которые Болотов и не встречал ранее. Попался молодец, как мышь в западню, заволновался Болотов. Успел перевести он только одну из бумаг. Советник забрал ее и показал Корфу. Тот остался доволен. Остальные бумаги пришлось взять домой и изрядно потрудиться над их переводом. И на утро был Болотов зачислен в губернаторскую канцелярию. Остальных чиновников Корф привез с собой из Петербурга, были здесь два советника, два секретаря, протоколист и несколько приказных служителей. Вот и вся губернаторская служба. Больших штатов в те годы не раздували. Только двое из его свиты знали немецкий язык - это флигель-адъютант Андреев и надворный советник Боумен. И о том, что они не смогут осилить весь объем работы, Корф понял в первые же дни своего правления. Болотов был для него просто находкой. Корф сказал, что доволен его переводами, да еще и пригласил обедать у него в доме. При этом обед этот не был разовым явлением, ежедневно теперь обедал Болотов за барским столом. Приходилось, правда, терпеть грубые шутки и окрики Корфа, но вскоре к этому привыкли. Был губернатор отходчив, ни на кого зла долго не держал. И говорить с ним можно было о чем угодно. Мог себе он позволить содержать свою свиту, жалованье у него было большое, да к тому же шесть тысяч рублей ежегодно на стол ему выделяли. Имел он лучшие экипажи в городе, задавал балы, устраивал фейерверки. И что удивительно - прусские жители, привыкшие экономить во всем и избегавшие роскоши, его не осуждали, а напротив полюбили. Очевидно, думали, что он в российском государстве особо важная персона, коли такие расходы может себе позволить. Видя, что губернатор к Болотову хорошо относится, все другие чиновники стали искать дружбы у него и относились к нему с уважением. Досталась Болотову неплохая комната в Замке, открывался вид из окна на всю заречную часть города. Сидели с ним вместе два немца, которые помогали ему переводить важные бумаги, а в перерывах мог он упражняться с ними в разговорах на немецком языке. Работы было много, к тому же приходилось иногда переводить и устные разговоры, а потому отлучаться из канцелярии было почти невозможно. Первым секретарем в канцелярии был Чонжин, был он строг и спесив и позволял себе поднимать голос даже на самого губернатора. Подружился Болотов с губернаторским адъютантом Андреевым, с которым можно было часами говорить о книгах, о науке, о художниках. Другой приближенный к генералу человек - итальянец Марвини тоже благоволил к Болотову. Марвини поручал Корф самые тайные дела. Об этом Марвини ничего не рассказывал, зато об Италии мог говорить бесконечно и был большой любитель книг. И Болотов впоследствии вспоминал, что этому человеку он обязан множеству приобретенных знаний. Вообще, надо сказать, что, несмотря на большой объем работы, было много и времени для бесед. Двери канцелярии Корфа были всегда открыты. Здесь сложился определенный клуб далеко неординарных людей. Секретари братья Олины, Андреев, офицеры, приезжающие на побывку, даже пленные немцы - все были вхожи, вернее те, кого интересовали не только сплетни, а и новости политики и науки. Частыми гостями были моряки из эскадры Полянского. С одним из морских офицеров Николаем Тулубьевым Болотов подружился. Николай окончил кадетский корпус, был человеком высокообразованным, знал множество морских историй. Когда Тулубьев отбыл из Кенигсберга, Болотов стал вести с ним частую переписку. Письма были обширные, иногда письмо занимало почти целую тетрадку. После гибели Тулубьева Болотову возвратили эти письма. Много позже он переплел их и очень ими дорожил - они сохранили его юношеские порывы и аромат всей кенигсбергской жизни. В июле 1759 года, прежде возглавляемой им армии, появился в Кенигсберге седенький и простенький старичок небольшого роста - то был шестидесятилетний генерал граф Петр Семенович Салтыков. Ходил он по городу без пышной свиты, отказался пировать с губернатором Корфом и исходил пешком почти все кенигсбергские улицы, но большая часть людей даже не заметила его приезда... И сам Болтов и его сослуживцы удивлялись, как могла императрица такому ничего не значащему человеку доверить войска. Всем казалось, что Фермор был более надежным военачальником. Был Салтыков более известен в кругу царедворцев, а не среди полководцев того времени. Был он страстным охотником, даже в самую ненастную погоду не оставлял он своего увлечения. Человек образованный, знатный, являлся он всегда душой любой компании. Были Салтыковы родственны царствующей династии Романовых, одна из Салтыковых была женой царя Иоанна V, сводного брата Петра I. Родоначальником Салтыковых был выходец из Пруссии, прозванный Салтыком и переселившийся в Россию еще при Дмитрии. Так что фактически прибыл Салтыков на родину своих предков, может быть, потому и внимательно вглядывался он в кенигсбергские улицы. И все-таки как ошибочно делать заключения о человеке только по его внешнему виду. И не предполагал Болотов, что видеть ему довелось будущего победителя самого Фридриха Великого. И, несмотря на кажущуюся простоту, Салтыков был себе на уме. Обладал он завидным хладнокровием, умел быстро и решительно командовать. Сначала он изрядно потрепал прусские войска в сражении у деревни Пальциг, после этой битвы русские войска заняли Франкфурт-на-Одере и навстречу им двинулись тремя колоннами прусские войска во главе с самим Фридрихом. Он жаждал отомстить русским за поражение при Пальциге. Но продуманными и трезво рассчитанными ударами русские войска обратили в бегство пруссаков. Фридрих потерял при Кунерсдорфе две трети своей армии. Прибывающие в Кенигсберг на отдых и залечивание ран офицеры рассказывали о храбрости Салтыкова легенды, в которые не бывшие в том сражении не хотели верить. Но факт остается фактом. Победа была грандиозная. И Салтыков действительно проявил в том сражении твердость, решительность и четкую военную смекалку. Его действия были безошибочны. И, казалось бы, по понятиям того времени, старик, все-таки шесть десятков, а действовал с такой отвагой, что и молодому юноше не всегда свойственна. Когда ядра летали мимо, махал своим неизменным хлыстиком им вслед, шутил с солдатами. И приходилось его отговаривать адъютантам, когда стремился он ринуться в самую гущу боя. Все эти баталии происходили вдали от Кенигсберга, а в самом городе и следов никаких война не оставляла. Губернатор Корф разъезжал по гостям, устраивал балы, подчиненных своих все меньше утомлял работой. На балах, да маскарадах приходилось бывать и Болотову. Часто Болотов по поручению Корфа приглашал знатных гостей на балы, а иногда и сопровождал. Поначалу на балах Болотов скучал, танцевать он не умел. Однако мысленно все "па" разучил. И решился начать танцевать он на немецкой свадьбе, куда пригласил его сослуживец. Болотов и не думал, что свадьба эта выльется в настоящий бал, не менее шикарный, чем у Корфа, только публика была здесь попроще. Болотова даже удивило, как это так - люди разных званий и положения в обществе вместе празднуют и никаких ссор и споров не возникает. Но никак не мог Болотов отважиться пригласить ни одну из дам. И только, когда заметил девушку, оставшуюся без пары, ни жив, ни мертв от стеснения, подошел к ней и пригласил. И потом ни одного танца не пропускал... ...А тут еще появился в городе Григорий Орлов - отменный повеса и баловень судьбы. Сопровождал он взятого в плен сына знаменитого прусского фельдмаршала - графа Шверина - тоже общего дамского любимца. Был этот пленник знатного рода, и каждый почитал за честь свести с ним знакомство. Много позже именно этот немецкий граф ввел Орлова в высшее петербургское общество, где того ждал необычайный взлет. А пока Орлов был со всеми на равных, стал душой многих компаний кенигсбергских салонов. Высокого роста, с неизменной улыбкой обольстителя на лице, он стал идеалом для кенигсбергских модниц. К тому же он был овеян славой недавних битв, особенно отличился он в сражении при Цорндорфе, где трижды раненый он не покинул поле боя. Встал у орудия и громил прусских конников артиллерийским огнем. Даже в салоне Кайзерлинг только и разговоров было, что об Орлове. Никто конечно тогда не мог предположить, что этого красавца ждет судьба фаворита, но все понимали, что это человек особенный и необыкновенный. Болотов не искал с ним знакомства, слишком разные они были люди, но известно, что противоположности сходятся. Орлов часто бывал в канцелярии, был вхож к Корфу, и конечно, не пропускал ни одного бала. При встречах Орлов громко приветствовал своего нового товарища: "Ах! Болотенко, друг мой! Здравствуй, сердечный!" И добавлял, что непременно хочет видеть его на очередном балу. Узнав, что Болотов умеет танцевать, Орлов тотчас об этом сказал Корфу. Дело было в том, что на балах у Корфа дам всегда было больше, чем кавалеров, и танцующий офицер здесь просто был необходим. Корф, увидев, как ловко танцует Болотов проникся к нему еще большей симпатией. "Браво! Браво! - восклицал генерал - являйтесь сударь на каждый бал!" И на балах у Корфа теперь не скучал Болотов. А там маскарад за маскарадом, презабавные лотереи, розыгрыши. Заняты были целыми днями изготовлением масок, на маскарадах у Корфа все соревновались - у кого маска позамысловатее будет. Орлов всех перещеголял, то арабского вельможу изобразил, то в костюме римского сенатора нарядился. Но за маской ему не скрыться было, рост его выдавал. Сразу его узнавали и говорили все, что костюм римского сенатора ему более всего подходит. Словно предугадывали его судьбу. Болотов же пошил себе испанский костюм, стройный молодой офицер превращался в испанского гранда. Маскарады устраивались почти у всех знатных людей города. Для людей, приближенных к губернатору, маскарады устраивались, в основном, в Королевском замке, где в резиденции королей третий этаж специально обустроили для ведения балов. А как стемнеет - знатные фейерверки устраивали. Специалист был на их выдумку итальянец Марини. А когда был проездом граф Чернышев с дочками, так небо всю ночь огнями светилось. Корф в город комедиантов пригласил. Начали они давать представление за представлением. Театр Болотова пленил. Случая он не упускал, чтобы не побывать у актеров. Орлов пытался пристрастить Болотова к актрисам, разврат там царил необычайный... Жизнь разгульная, и могла, естественно, затянуть в свои тенета любого молодого человека, но только не Болотова. Главным его увлечением были и оставались книги. Работы в канцелярии было немного, Болотов стал приносить книги на службу. Тратил на покупку книг он почти все свои деньги. Благо не было забот об обедах, столовался у Корфа. К великой радости Болотова приехал из его поместья посланник, привез деньги, догадался спрятать их в тележную ось, вид нищенский имел, и потому в длинной своей дороге от грабителей уберегся. Отправляя его назад, передал Болотов свой наказ - начать высаживать яблоневый сад в поместье. Так, еще не зная дальнейшего пути своего, как бы предчувствовал Болотов, что многие свои усилия затем отдаст выращиванию яблок. И уж так получалось, вольно или невольно молодого офицера интересовало все, что связано с сельским хозяйством. Знание языка помогало ему легко входить в контакт с местными жителями. Он расспрашивал сельских хозяев о посевах, видел, как они рачительно используют собранный урожай, видел как осваивают различные ремесла. Ездил даже специально на ткацкую фабрику в Гумбинен, чтобы узнать, как там изготавливают шелковые чулки. Из книг выписывал все, что может впоследствии пригодиться. На деньги, привезенные из дома, снова книг накупил. Крепостной его Яков, видя затраты барина, тоже деньгами помогал. Сноровистый был человек. Скупал у приезжающих из России извозчиков лошадей, загнанных и больных, выхаживал их, да перепродавал с большой выгодой местным жителям. Начал Болотов покупку книг с фолианта под названием "Нравоучительные рассуждения графа Оксенштерна", книгу эту посоветовал приобрести адъютант Корфа Андреев, было в этой книге много поучительных выражений, которые хотелось запомнить и переписать... http://lit.lib.ru/g/glushkin_o_b/text_0040.shtml
БОЛОТОВ Андрей Тимофеевич (7.10.1738-4.10.1833), выдающийся русский ученый и естествоиспытатель, мыслитель, писатель, один из основателей отечественной и мировой агрономической науки. Родился в обедневшей дворянской семье. Участвовал в Семилетней войне 1756-63. В 1762 в чине капитана вышел в отставку и в родовом поместье Дворяниново стал заниматься опытной работой в сельском хозяйстве. http://hrono.ru/biograf/bio_b/bolotov_at.php Андреевский кавалер – Граф Николай Андреевич Корф | |
|
|
Отправлено: 30.11.11 09:38. Заголовок: ИСТОРИЯ ТАМБОВСКОГО ..
Все же Интернет - есть неисчерпаемый источник знаний! Суды и чиновники, находящиеся ныне в императорском замке в Москве Большой дворец (Bolshoi Dvoretse), или ведомство для получения ренты с государевых земель, платит [царской] семье (the familye) их доходы. Возглавляется боярином дворецким (dvoretsko) или управляющим Степаном Васильевичем Годуновым (Stepan Vasilevich Godonove), дьяк при нем Смирной Васильев (Smirnoi Vasoliyeve), они судят все споры между монастырями и монахами. Управляющий всегда является императорским дегустатором и начальником над стольниками (stolnikes). Посольский приказ (Posolskoy prikaze), или ведомство для посольских дел, в нем главный дьяк или секретарь совета и государства (chief diake or secretary of counsell and state) Василий Яковлевич Щелкалов (Vasilie Yakovlevich Schelkalove). При нем дьяк или клерк Иван Андреев (Ivan Ondree). Этот человек [В. Я. Щелкалов] заведует всеми делами, [связанными] с иностранными государями, дает прием и отпуск послам, а также выполняет величайшую работу по внутренним делам, хранит печати, управляет одной из пятью четей страны, судит всех иностранных торговцев, получает сведения обо всех их товарах, выносит решения по их искам и дает проезжие грамоты (letters to an froo) и пропуска из страны... Примечание По русским источникам дьяк Иван Андреев - Иван Андреевич Трифанов состоял у «посольского дела» в 1581-1582 гг. См.: Дьяки и подьячие Посольского приказа в XVI в. Справочник. Сост. В. И. Савва. Под ред. С. О. Шмидта. М., 1983. С. 307. Но известен также городовой дьяк Иван Андреев (Павлов А. П. Государев двор... С. 234). http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/1580-1600/Pisan_zak_rossii/text.htm Обучение колокольному ремеслу на Московском Пушечном дворе во второй половине XVII века  Пушечный двор. Рисунок А.М. Васнецова ...Дифференциация по уровню владения ремеслом существовала не только среди мастеров, но и среди учеников. Все ученики вместе с мастером принимали участие в формовке колокола и в подготовительных работах. Форма обучения ремеслу была коллективной. Мастер же выделял среди учеников самого опытного, своего непосредственного помощника, и новичков, которые только начинали осваивать ремесло. Промежуточными звеньями между ними были две рабочие группы, состоявшие из нескольких человек. Это деление учеников прослеживается на протяжении всего XVII в. В 1598-1599 гг. на Пушечном дворе было всего 12 учеников. По размерам получаемых окладов они подразделялись на 4 группы, в каждой из которых, начиная с самой высокооплачиваемой, было соответственно - 1, 2, 3, 6 учеников [43]. Можно также сослаться на дело о приёме И. Денисова в колокольные ученики к государевому мастеру А. Григорьеву, в котором говорится: "У колокольного мастера Александра Григорьева учеников 8 человек. Великого государя жалования им оклад: 8 рублев, хлеба 15 чет. ржи, овса то же, 4 пуда соли - Корнилка Кузмин; по 5 рублев, хлеба по 12 чет. ржи, овса тоже, по 7 пудов соли - Степка Михайлов, Данка Микифоров, Трофимка Васильев; по 5 же рублев, хлеба по 10 чет. ржи, овса то же, по 3 пуда соли - Ганка Иванов Гришевишник, Ларка Ильин, Лучка Андреев; 4 рубли, хлеба 7 чет. ржи, овса то же, 2 пуда соли - Васька Леонтьев" [44]. Деление учеников на группы было закреплено в приказе не только размерами денежных и хлебных окладов, но также суммами вознаграждений за успешное выполнение государственных заказов. Для того чтобы стать мастером, ученик должен был пройти испытания - самостоятельно выполнить порученную ему работу. К экзаменам допускались ученики, хорошо зарекомендовавшие себя в деле... http://zvon.ru/zvon7.view2.page3.html ЧЕТВЕРТНЫЕ ПРИКАЗЫ В РОССИИ НАЧАЛА XVII века ... В царствование Василия Шуйского, напротив, администрация четвертных приказов была крайне нестабильна. В Устюжской четверти за четыре года правления Василия IV сменилось четверо судей: Василия Маркова в конце 1607 – начале 1608 г. заменил Герасим Мартемьянов, на смену которому пришел Василий Миронов, а затем – Филипп Голенищев. Схожая картина наблюдалась в Галицкой чети. В самом начале царствования Василия Шуйского в этом приказе служил дьяк Василий Марков (одновременно числившийся руководителем Устюжской чети), но довольно скоро его сменил дьяк Петр Желябужский; вместе с ним некоторое время в Галицкой чети служил Михаил Бегичев. На смену этим дьякам был назначен Григорий Елизаров, в начале 1608 г. видим главой четверти Герасима Мартемьянова (в то же время стоявшего во главе Устюжской чети), а затем, до конца царствования Василия Шуйского, Галицкая четь находилась под управлением Михаила Бегичева. В Новгородской четверти руководство было более стабильным, здесь руководителем был назначен человек, сохранивший доверие Василия Шуйского. От начала и до конца его царствования Новгородскую четь возглавлял Григорий Елизаров, пожалованный в думные дьяки и некоторое время руководивший также Галицкой четью. Второго дьяка Новгородской чети, Нечая Федорова, правительство Василия Шуйского заменило в 1607 г. дьяком Андреем Ивановым. Заметно стремление Василия Шуйского поставить во главе четвертных приказов новопожалованных дьяков: к числу таковых относятся Г. Елизаров и А. Иванов (Новгородская четь), М. Бегичев (Галицкая четь), В. Миронов (Устюжская и Костромская четь). Одновременно с этим Василий Шуйский удалял из столичной приказной администрации четвертных дьяков Лжедмитрия: Н. Федоров был отправлен на службу в Сибирь (где и оставался до кончины), Ф. Янов и А. Алябьев были дьяческих чинов лишены... http://www.unn.ru/pages/issues/vestnik/99999999_West_2011_3/36.pdf ЗАПИСНЫЕ ВОТЧИННЫЕ КНИГИ ПОМЕСТНОГО ПРИКАЗА 1626-1657 гг. Записные вотчинные книги появились на рубеже 50-60-х гг. XVI в. в связи с возложенной на Поместный приказ функцией контроля за движением феодальной собственности. Книги регистрируют светские земельные сделки, как правило, фиксирующие переход владений в другой род (акты купли-продажи, заклада, завещания, передачи в приданое и другие) и представляют собою довольно сложный но составу комплекс. Они состоят из копий челобитных заинтересованных лиц, приказных памятей, текущих выписок, актов и других документальных материалов. В настоящее время в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) в фонде Поместного приказа (Ф. 1209) хранится 46 таких книг за 1626—1657 гг. и около 150 книг за 1678—1748 гг.(1) Книги за более ранний период были утрачены во время пожаров Москвы 1571 и 1626 г., в ходе гражданской войны и интервенции, которые, как известно, сказались на состоянии московских приказных архивов самым губительным образом. Вопрос о причинах отсутствия записных вотчинных книг за 1658—1677 гг. остается открытым. Возможно, эти материалы также были утрачены, но уже в 1812 г... ... Андреев Алексей Иванов сын, жилец Андреев Афанасий, подьячий Андреев Важен, казак Андреев Василий, подьячий Андреев Иван Андреев Матвей, подьячий Андреев Михаил Семенов сын Андреев Осип Астафьев сын, мурза Андреев Прокофий Астафьев сын, мурза Андреев Сидор, подьячий Андреев Федор, подьячий Андреев, см. Бажен Андреев сын Андреев, ср. Атемаев Андреева Мария Иванова жена, Богданова дочь Косецкого ... http://nuralis.ru/11176.htm Строительство крепости Козлов (ныне город Мичуринск)  ... Крепость торжественно заложили в воскресенье 11 октября 1635 г. Её первоначально называли «новым городом на Козловом урочище», а ближе к зиме стали именовать Козлов. Строительство крепостей и укреплений в Русском государстве в XVII в. поручалось специалистам Пушкарского приказа. С этой целью на р. Воронеж был послан Иван Андреев. Он составил чертеж нового города и сделал разметку на местности. По государеву указу крепостные стены должны были строиться «по городовому». Однако близость зимы заставила строителей торопиться и выбрать более лёгкий тип укреплений, так называемый «острог с обламами». Город быстро обустраивался. Уже в середине ноября была послана вторая замена строителей. Воеводы просили прислать дополнительно плотников и кузнецов, специалистов по изготовлению замков на ворота, «зелейного» погреба, тайника и других сооружений. О том, что строители спешили закончить работы до начала сильных морозов, говорит одна из фраз воеводской отписки в Разряд. Они объясняли причину задержки высылки городового чертежа отсутствием свободных людей: «и те все у городового дела лес на острог и к башням возят беспрестанно и острог ставят с поспешанием». Строительные работы продолжались и зимой. Например, 8 декабря 1635 г. воеводы сообщали о начале сооружения тайника к реке, рва вокруг крепости и башен. Только сильные морозы заставили прекратить стройку. Весь комплекс работ по городу был завершён в 1637 г... Источник: Из истории Тамбова и Тамбовской губернии ТАМБОВСКИЙ КРАЙ В XVII ВЕКЕ  Первый период строительства Белгородской черты (1635—1645 гг.) ...Постановление о строительстве козловского земляного вала было принято Боярской думой 3 марта 1636 г. Строить вал решено было силами мелких служилых людей уже названных нами 10 городов, но число строителей по сравнению с осенью 1635 г. значительно увеличивалось. Правительство шло на большие расходы. В отличие от строительства Козлова, где служилые люди работали бесплатно, на этот раз «деловцам за работу» устанавливалось жалованье — по полтора рубля человеку в месяц. Воеводам И. Биркину и М. Спешневу рекомендовалось нанять для земляных работ также и «охочих людей». В указе о строительстве земляного вала говорилось и о привлечении к работе крепостных крестьян, но только для установки надолб рядом с валом и на короткий срок. Использовать крестьян на земляных работах категорически запрещалось. Не желая затрагивать интересы помещиков — владельцев крестьян, царское правительство перекладывало всю тяжесть работы на мелких служилых людей. Из переписки И. Биркина с воеводами соседних городов видно, что крестьяне участия в работе почти не принимали. Техническим руководителем строительства Козловского земляного вала стал русский мастер, «горододелец» Иван Андреев. Высота вала составляла косую сажень (около 2,5 м). На валу были сооружены четыре земляных городка и несколько десятков башен, рядом с валом «с татарской стороны» шел ров, за ним стояли надолбы. Как видно из отчета, составленного в Разрядном приказе, на постройке вала работало 950 человек. Работы на валу начались 20 апреля и закончились 16 октября 1636 г. Вал был насыпан менее чем за 6 месяцев. Труд служилых людей оплачивался дешево. Каждая верста Козловского вала (тысячесаженная) обошлась казне в 500 рублей... http://beelgorod.ru/history-belgorod/history-of-the-belgorod-line/print:page,1,638-pervyjj-period-stroitelstva-belgorodskojj-cherty.html ИСТОРИЯ ТАМБОВСКОГО КРАЯ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЁН ДО СЕРЕДИНЫ XIX ВЕКА ...Летом 1635 г. в правительственных кругах возник план строительства города на р. Воронеже. Разрядный приказ 18 августа собрал в Москве опытных специалистов, знатоков юга России: москвичей Г. Кириевского и М. Спешнева, и воронежца сына боярского И. Носа. Им предложили рассказать об Урляповом городище и возможностях строительства там города. Они поведали о планах возведения здесь города ещё при царе Борисе Годунове и высказали предложение о создании целой линии укреплений, так как один город не смог бы защитить большой степной участок. Основываясь на мнении служилых людей, Разрядный приказ подготовил указ о строительстве нового города, который 5 сентября утвердила Боярская дума. По указу предлагалось строить город на Урляповом городище или «где пригоже». Последняя формулировка давала строителям определённую свободу в выборе места под крепость. Единственное обязательное требование указа сводилось к необходимости строить город «нынешней осенью вскоре». Руководить строительством нового города Разрядный приказ поручил опытному воеводе И.В. Биркину и М.И. Спешневу. Местом сбора основных сил отряда стала степь под Ряжском. Отсюда 1 октября 1635 г. строителидвинулись на р. Воронеж и уже 7 октября прибыли на место. Как уже отмечалось, им предписывалось «того Урляпово городища и иных мест меж воронежских и ценских верхов... досмотреть» и выбрать место для города, «где пригоже». Однако район Урляпова городища, расположенный при слиянии Лесного и Польного Воронежа (около современного с. Никольское Мичуринского района), не соответствовал сложившимся традициям строительства крепостей на юге России. Низменное место, отсутствие крупного лесного массива затрудняли строительство города. Поэтому строители выбрали новое место для города – в Козловом урочище на р. Лесной Воронеж, где правый берег реки резко возвышался над окружающей местностью и находился крупный лесной массив. Воеводы в отписке Разрядному приказу специально подчеркнули близость к городу с юга и севера лесных запасов, которые могли быть использованы для строительства укреплений и жилья. Расположенная около урочища степь обеспечивала местный гарнизон плодородной пашней и сенокосными угодьями. В Козловом урочище находились борти крепостных крестьян князя Д.М. Пожарского. Не дожидаясь окончательного решения Разрядного приказа, используя данное им право выбора, И.В. Биркин и М.И. Спешнев приказали начать здесь строительные работы. Крепость торжественно заложили в воскресенье 11 октября 1635 г. Её первоначально называли «новым городом на Козловом урочище», а ближе к зиме стали именовать Козлов. Строительство крепостей и укреплений в Русском государстве в XVII в. поручалось специалистам Пушкарского приказа. С этой целью на р. Воронеж был послан Иван Андреев. Он составил чертеж нового города и сделал разметку на местности. По государеву указу крепостные стены должны были строиться «по городовому». Однако близость зимы заставила строителей торопиться и выбрать более лёгкий тип укреплений, так называемый «острог с обламами». Город быстро обустраивался. Уже в середине ноября была послана вторая замена строителей. Воеводы просили прислать дополнительно плотников и кузнецов, специалистов по изготовлению замков на ворота, «зелейного» погреба, тайника и других сооружений. О том, что строители спешили закончить работы до начала сильных морозов, говорит одна из фраз воеводской отписки в Разряд. Они объясняли причину задержки высылки городового чертежа отсутствием свободных людей: «и те все у городового дела лес на острог и к башням возят беспрестанно и острог ставят с поспешанием». Строительные работы продолжались и зимой. Например, 8 декабря 1635 г. воеводы сообщали о начале сооружения тайника к реке, рва вокруг крепости и башен. Только сильные морозы заставили прекратить стройку. Весь комплекс работ по городу был завершён в 1637 г. На протяжении всего XVII в. крепость Козлов неоднократно достраивалась и перестраивалась. Часто приходилось менять недолговечные, быстрогниющие деревянные строения, укреплять ров и вал. Например, большие строительные работы развернулись в 1654 и 1659 гг. при воеводах П. Пушкине и В. Лихареве. В целом к концу 1650-х гг. крепость приобрела законченный вид, который почти не менялся до начала XVIII в. По плану крепость имела прямоугольную форму, острожную стену с обламами и первоначально 11, а к середине 1650-х гг. 15 башен, из которых две – проезжие, 12 глухих и одна – над тайником. Высота башен колебалась от 24 до 27 м. Выделялись размерами две башни: Московская и десятая, их высота соответственно достигала 46 и 42 м. Все они были увенчаны шатровым верхом с крышей из тёса и маленького навершия в виде прапора или стрелы из белого железа, установленных на острых спицах. Длина стен по периметру составляла 1244 м. Их высота достигала 6,5 м. В 1650-е гг. стены дополнительно укреплялись. Вдоль обламов с наружной стороны находились «кровати», на которых во время тревоги стояли служилые люди с ручными огнестрельным оружием. От восьмой башни к реке шёл тайник, выложенный дубовыми брёвнами. Городовую стену с внешней стороны опоясывал широкий сухой ров длиною 933 м, глубиной 4 м и шириной 8,5 м. Он начинался от берегового обрыва северной стены и закрывал крепость с трёх сторон. Четвёртая восточная стена крепости выходила на высокий берег реки и не требовала дополнительных укреплений. Между рвом и стеной был насыпан небольшой вал высотой в косую сажень (2,5 м). Вторая линия укреплений Козлова опоясывала городские слободы. Вокруг крепости с юга, запада и севера к середине XVII в. сложилось несколько городских слобод служилых и посадских людей: Полковая, Пушкарская, Казачья, Посадская, Стрелецкая, Кузнецкая и Сторожевая. Западные и северные слободы прикрывала линия надолб длиною более 3 км с 6 башнями, пять из которых имели проезжие ворота для связи с внешним миром. Заворонежская казачья слобода, находившаяся на противоположной стороне реки, также имела линию надолб в 2 ряда длиной 1285 м и небольшой ров. Таким образом, русские мастера создали достаточно мощную линию обороны г. Козлова, способную выдержать длительную осаду. Одновременно строились и полевые укрепления Козловского уезда. Военные консультанты Разрядного приказа рекомендовали строить здесь вал. Эту же идею высказал голландский военный инженер Ян Корнелий. Указ о строительстве вала между реками Польным Воронежем и Челновой, подготовленный Разрядным приказом 3 марта 1636 г., был утверждён на заседании Боярской думы. Строительство такого крупного земляного сооружения осуществлялось в России XVII в. впервые. Угроза татарских набегов и спешка не позволили полностью реализовать первоначальные планы, и высота насыпи достигала всего «косую сажень» (2,5 м). Размеры её оказались явно недостаточными, а ров с городками и башнями не мог служить надёжной преградой татарам. Это наглядно проявилось во время татарских набегов середины 1640-х гг. и вынудило русское правительство провести серьёзные работы по укреплению южной границы. В 1647 и 1652 гг. Козловский вал подвергся реконструкции. Его насыпь увеличилась и достигла более 4 м, а ширина – около 13 м в подошве. На Козловском валу находилось 37 земляных городков, в 33 из которых стояли деревянные башни. Строители особо укрепили фланги Козловского вала. На его западном фланге, где р. Белый Колодезь впадала в Польной Воронеж, был сооружён Бельский жилой городок. Он имел 7 башен, двое проезжих ворот и стены длиной 970 м. Городок окружали линия надолб и широкий ров. Рядом с ним в Стрелецкой слободе жили стрельцы, имевшие на вооружении ручное огнестрельное оружие и 8 пищалей. На восточном фланге Козловского вала у р. Челновой находился земляной Челнавский стоялый городок, а в 600 м от него отдельно от вала на берегу р. Челновой стоял жилой городок с постоянным военным гарнизоном. Последний имел высокие двухсаженные стены длиной 511 м. На вооружении имелось 5 пушек. Кроме вышеперечисленных городков на Козловском валу выделялись размерами от остальных Чебоксарский, Красный, Ярославский и Моховой земляные городки, выстроенные в самых опасных местах. Козловский вал и городки дополнительно укреплялись линией надолб, частиком и кольями, а с середины 1650-х гг. – ослоном. Охрану вала несли служилые люди, расписанные по соответствующим городкам. В малых городках стояло по 10 человек, а в больших – по 20 – 25, при получении известий о появлении противника их численность удваивалась... http://www.tstu.ru/education/elib/pdf/2009/dvuzilova-a.pdf ИСТОРИЧЕСКАЯ ЛЕТОПИСЬ КУРСКОГО ДВОРЯНСТВА. Глава двадцатая ПОЛОНЯНИКИ КУРСКОГО КРАЯ ...После прихода в Курский край и воеванья Крымских царевичей с большими полчищами Татар, в 154 (1646) году были собраны сведения об убитых и взятых в плен в Курском, Рыльском и Путивльском уездах. В полоняничной книге было записано следующее заявление пред списком полоняников и полоняниц: “В 154 году, как приходили Крымские царевичи в Государевы украинные городы в декабре и январе месяцах в Курские, Рыльские и Путивльские места и тою войной, што у нас взяли в Курском уезде Курчан детей боярских, их жен и детей и пашенных крестьян, и крестьянских жен и детей и дворовых людей, тому всему по допросу боярина Бориса Васильевича Трубецкого дали сказки тем полоненным людем за своими руками, что в нашей расписке написано, то взято, кроме тех, которые из полону отбиты Курского уезда в селе Городенском, о тех полоняниках сведения дали. А на подлинных сказках написаны поруки”... ...В 1646 году, по Государеву указу, князь Алексей Микитич Трубецкой и Григорий Орефьев [сын] Миронов были в Путивле для регистрации убитых и взятых в полон во время бывшей перед этим “войны Татар” в Путивльском уезде. Князь Трубецкой имел поручение “переписать полон, который забрали Ногайские люди – детей боярских и всяких служилых людей по статьям порознь и их жен и детей и что на бóех и в проезжих станицах и в подъездах побито”... http://diderix.petergen.com/plz-t20.htm ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ ОБУЧЕНИЕ ПРИ МОСКОВСКИХ ПРИКАЗАХ
Обучение при Посольском и Поместном приказах ...Первые имеющиеся у нас сведения об учащихся при приказах относятся к Посольскому приказу, что понятно, так как работа в нем требовала особенно высокой квалификации и разнообразных знаний. Уже в 1621 г. в приказе находилось двое подьячих – И. Непоставов и И. Кукменев, называвшихся в документах «робятишками» [65, 1]. В данном случае мы можем только предположить, что оба мальчика являлись учениками. Более подробные данные по этому поводу имеются только для 1669 г., когда в штате приказа числилось уже четыре человека, о которых в списке приказных служителей было прямо сказано, что «они вновь по челобитью для ученья сидят» [69; 6; 70, 90]. В 1672 г. по распоряжению приказных дьяков число учащихся было дополнено Е. Андреевым и Г. Гавриловым, которому предписывалось «быть для ученья в Посольском приказе в подьячих у Василия Бобинина» [70, 36 об.]. Важно, что в данном случае назван специальный подьячий приказа, отвечавший за обучение молодых людей. Старый подьячий В. И. Бабинин, который вскоре после этого был произведен в дьяки, один из опытнейших служащих приказа, неоднократно принимал участие в посольствах в иностранные государства (главным образом в Швецию) и, конечно, в совершенстве был знаком с особенностями дипломатической службы и делопроизводства [19, 54]. Выбор подобного человека в качестве учителя свидетельствовал о том, что подготовке молодых специалистов в приказе уделялось большое внимание. В 1689 г. состоялся специальный приговор Боярской Думы, определивший новые штаты Посольского приказа, а также узаконивший существование при приказе особой школы. Указ разрешил набор в нее пяти учащихся «для ученья и признания дел» [72, 1 об.]. В начале XVIII в. посольская школа оформилась окончательно. В 1701 г. в ней уже училось шесть «вновь учиненных учеников», получавших особое денежное содержание [71; 9]. При общем небольшом штате приказа, не превышавшем 20–25 человек, ученики составляли в нем около четвертой части. Назначение посольской школы достаточно ясно. В нее набиралось сравнительно небольшое количество детей, которые должны были пополнить ряды посольских подьячих. Определенная замкнутость и корпоративность наблюдались и в принципах комплектования учащихся, которые поступали в основном из приказных семей и в значительной степени из числа детей посольских подьячих. Срок обучения в посольской школе составлял примерно два года. Так, с 1702 по 1704 г. находился при приказе в качестве ученика А. Андреев [74, 2–3]. Нельзя утверждать, что здесь имело место начальное обучение в полном смысле слова. Вероятно, можно говорить, скорее, о совершенствовании грамотности, полученной от отцов – подьячих, о приобретении высокой техники письма (скорописного и полууставного), а также об освоении особенностей дипломатической документации. Однако какие-то начальные навыки учащимся преподавались и здесь... http://www.booksite.ru/ancient/reader/spirit_2_05_04.htm 1679 г. Июля 29, 30. – Отписка стольнику Матвею Ивановичу Тургеневу из Софийского архиерейского дома о высылке служилых людей и роспись высланных
Лета 7187-го июня в 29 де[нь]. По государеву цареву и великого князя Феодора Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца указу стольнику Матвею Ивановичю Тургеневу. В нынешнем во [7]187-м году июня сего ж числа к преосвященному Симону архиепископу Вологодцкому и Белоозерскому в памяти за твоею Матвея[a] Ивановича рукою писано: указал великий государь царь и великий князь Феодор Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец от Москвы по дороге ратных людей всяких чинов выслать на ево великого государя службу, где кому по наряду быть, и для той скорой высылки прислать им к тебе домовых людей, детей боярских и иных чинов, в уезде и по дорогам сорок человек. И по указу великого государя царя и великого князя Феодора Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца указу Софейского дому подиаки, и дети боярские, и домовые люди, которые для церковного служения и для всяких домовых дел в остатке осмьнатцать к тебе стольнику Матвею Ивановичу Тургеневу посланы и тебе, а хто имяны, под сею памятью имян их роспись к сей [отписке]. Роспись домовым всяких чинов людем. Подиаки: Гаврило Григорьев, Денис Матвеев, Иван Леонтьев, Иван Кирьянов, Иван Андреев, Иван Звонарев... 1700 г. Июля 12. – Указная грамота царя Петра I архиепископу Гавриилу о посылке прядильщиков в Приказ Адмиралтейских дел От великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца богомольцу нашему преосвященному Гаврилу архиепискупу Вологоцкому и Белозерскому указали мы, великий государь, крестьян прядильщиков твоего богомольца нашего преосвященного Гаврила архиепискупа [Вологодского и Белозерского] Мишку Недокуна, Ларьку Осипова, Спаса-Прилуцкого монастыря Нестерко Андреева, Алешку Федорова, Кирилова монастыря Гришку Пятушина на вечное житье з женами и з детьми выслать к нам, великому государю, к Москве в Приказ Адмиралтейских дел. А быть им на Воронеже у нашего великого государя карабельново дела. И о присылке их к Москве и о даче им прогонных и подможных денег на ямские подводы наша великого государя грамота на Вологду к стольнику нашему и воеводе ко князю Никите Мещерскому да к дьяку нашему Прохору Чередееву послана. И как к тебе ся наша великого государя грамота придет, и ты б, богомолец наш преосвященный Гавриил архиепискуп Вологоцкий и Белозерский, об оддаче тех вышеписанных прядильщиков учинил по вышеписанному нашему великого государя указу. Писан на Москве. Лета 1700 года июня в 17 де[нь]... http://www.booksite.ru/fulltext/sta/raya/vol/ogda/3.htm
| |
|
|
Ответов - 167
, стр:
1
2
3
4
5
6
All
[только новые]
|
|
|
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
