82-й
|
| Рядовой
|
Сообщение: 801
Зарегистрирован: 19.09.08
Откуда: СССР
|
|
Отправлено: 06.05.09 20:11. Заголовок: Глава 4. Серпухов. М..
Глава 4. Серпухов. Мандат. -Сарапул - это, товарищ начальник, достаточно далеко. Это Удмуртия. Есть такой край, в нашей матушке-России, - ответил Никольский, снимая с головы пилотку. Он ладонью провёл по волосам, ероша их, а потом, распрямляя ладонями пилотку, спросил: -Чем вызван Ваш вопрос, товарищ начальник? Неужто решили на своём авто прокатиться до Сарапула? Никольский кивнул в сторону "испано-съизы", с приезда всё время так и простоявшей возле крыльца Школы. Только теперь из-под авто высовывались ноги шофёра, лежащего на брезенте и ремонтирующего подвеску. Об этом можно было догадаться по кучке рессор вперемешку с инструментами, в которой копался дежурный по роте, с красной повязкой на рукаве и австрийским штыком в ножнах на поясе, самовольно покинувший скучное здание школы ради интересной помощи приехавшему из столицы шофёру. -Товарищ Никольский, вы коммунист? -понизив голос, и испытующе глядя в глаза Никольскому, спросила...нет, не Клара, а прежняя товарищ Ниппель. -Нет, товарищ, я не коммунист, -ответил, помедлив Никольский, -Я сочувствующий...сочувствующий делу развития авиации в России... -Ну, что ж, значит это Ваша прямая обязанность, товарищ Никольский, всемерно помочь нам попасть в Сарапул. У вас есть допуск к секретным сведениям? Нет? Ну, что ж, на время нашей поездки, данной мне властью, в присутствии товарищей Глюмкина и Шелезняка, я разрешаю Вам, товарищ Никольский, допуск к документам и сведениям, имеющим гриф "Секретно". С этого момента, Вы подчиняетесь только моим приказам. А приказ такой - вылет аэроплана "Илья Муромец" в Сарапул по готовности. Подготовка к полёту и состав экипажа - по Вашему, товарищ Никольский, усмотрению. Пассажиры - Ниппель, Глюмкин, Шелезняк. Пассажирам время на экипировку - два часа! Вопросы? -раскомандовалась Клара, видя что её внимательно слушают. -Позвольте, вопрос? -Никольский приподнял вверх руку с пилоткой, -В чём же секретность полёта? Ниппель ответила: -На 14-м авиаремонтном заводе саботаж! Не может взлететь новейший... -Так какой же это секрет? -перебил её Никольский, -Аэроплан КОМТА и в Москве на Ходынском поле летать не хотел! Видя изумлённые взгляды всех трёх товарищей, Никольский принялся рассказывать: Аэроплан КОМТА должен заменить такие машины, как наш "Илья Муромец", которые считаются устаревшими. В 1919 году в Москве образовали Комиссию Тяжёлой Авиации. Вот в честь этой комиссии и назвали аэроплан. Много народу крутилось всё это время вокруг проекта. Много было разных предложений. Несколько раз меняли задание на проектирование, то есть меняли тактико-технические характеристики будущего аэроплана. В конце концов, решили проектировать тяжёлый триплан. Тем более, что и в Европе начали строить трипланы. Понятно изъясняюсь? Триплан - это аэроплан с тремя плоскостями. Ну, представьте наш аэроплан "Илья Муромец", только не с двумя плоскостями, а с тремя. Очень похож будет на КОМТА. Изготовили его в Сарапуле, на ремзаводе нашей Эскадры Воздушных Кораблей. По железной дороге перевезли в ангар фабрично-заводского предприятия ВВС "Промвоздух", где и успешно собрали. А вот дальше не всё гладко. Ещё до изготовления аэроплана его масштабную модель продули в аэродинамической трубе МВТУ. И вроде бы всё прошло гладко. Но в воздухе аэроплан КОМТА оказался практически не управляем. Получилось в точности так, как мне летом 1918-го под Царицыном сказал один умный товарищ: "Рассчитали на бумаге, да забыли про овраги. А по ним ходить..." -Погодите, Никольский! - у Ниппель загорелись глаза, и она вся подалась вперёд. -Так Вы, что, знакомы с самим товарищем ....? -и снова указательный палец правой руки Ниппель взмыл вверх. И снова Шелезняк не удержался и и поднял голову, следуя глазами за указующим жестом. И снова, он никого вверху не увидел. Только сейчас, вместо масляного пятна на полотне палатки, высоко в голубом небе он увидел далёкие перистые облака. -Да, -просто ответил Никольский, двумя пальцами зачем-то полезший в нагрудный карман своей гимнастёрки. -Мы совершали тогда фотографирование тыловых позиций белых в районе реки Сал. <\/u><\/a> Расход горючего из-за встречного ветра и маневрирования превысил норму, и мы не дотянули до базового аэродрома. Хорошо хоть до наших долетели. Сели прямо в степи. Красноармейцы доставили нас в штаб, где я и познакомился с членом Реввоенсовета. Он долго и обстоятельно расспрашивал меня о проблемах Красного Воздушного Флота, который тогда ещё только создавался. После нашего с ним разговора была создана в августе 1918 г. Чрезвычайная комиссия по производству предметов военного снаряжения при ВСНХ, переименованная в ноябре 1918 г. в Чрезвычайную комиссию по снабжению Красной Армии - Чрезкомснаб. А, уже чуть позже, был создан Главкоавиа Главвоенпрома. С ноября 1921 г. часть самолетостроительных заводов находилась в ведении Правления фабрично-заводскими предприятиями ВВС "Промвоздух" в которое входили авиазаводы № 1 и № 2 "Икар" в Москве, № 3 "Красный летчик" в Петрограде, № 4 "Мотор", № 5, № 6 "Рено", № 8 "Пропеллер" в Москве, № 9 в Запорожье, ГАЗ № 10 в Таганроге, ГАЗ №14 в Сарапуле, ГАЗ № 16 в Москве и Авиа-мастерская № 7 в Одессе, -Никольский перевёл дыхание. Со стороны было видно с каким удовольствием и гордостью он перечисляет номера заводов. -А, вот что мне подарил на прощание член Реввоенсовета, - Никольский разжал ладон на которой Шелезняк увидел вытертый до блеска латунный корпус компаса. Глюмкин протянул руку, взял с ладони Никольского компас, перевернул его донышком вверх. Шелезняк наклонился ниже и разобрал выведенные вязью буквы дарственной гравировки: "Военлёту тов. М. Никольскому от тов. Ста..." Остальные буквы фамилии и цифры даты вручения были вытерты от постоянного ношения в кармане и частого пользования компасом. Но Шелезняку не казалось, Шелезняк просто видел недостающие стёртые буквы на блестящем металле. И сердце матроса Шелезняка забилось чаще. И зазвучала в его душе подзабытая в буднях мелодия. И, сами собой, губы зашептали в такт мелодии: "А ну-ка, товарищи, все по местам! Последний парад наступает! Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг"! Пощады никто не желает!" Сквозь чеканные такты звучащей в его душе мелодии Шелезняк не сразу разобрал звуки, уже некоторое время оглашавшие окрестности аэродрома. Он оглянулся через плечо. По дороге к аэродромному полю приближалась мотоциклетка, с запыленным и забрызганным грязью фельдъегерем в седле. Подкатив к стоящим кучкой товарищам, мотоциклетка лихо развернулась, пройдя юзом по траве. Треск двигателя "Цундапа" стих и из седла выпрыгнула фигура в кожаных сапогах, галифе, тужурке, шлеме и крагах. Стянув на ходу с глаз круглые тёмные очки-консервы, фельдъегерь по-кавалерийски косолапя от долгой езды по ухабистой дороге, подбежал к Ниппель, и выхватил из-за обшлага на груди куртки конверт из плотной коричневой бумаги с большими красными сургучными печатями. Держа конверт в левой руке, он козырнул правой рукой, и немного растягивая слова, от долгого молчания в дороге, произнёс: -Попрошу расписку в получении! Ниппель взяла конверт из руки фельдъегеря, проверила целостность печатей, затем сломала их одну за другой и вытащила из конверта квадратный листок плотной желтоватой бумаги. Пробежав глазами напечатанный на пишмашинке текст на листке, Ниппель удовлетворённо улыбнулась. Фельдъегерь уже протягивал ей толстый чернильный карандаш. Ниппель послюнила грифель карандаша и расписалась на конверте мелкими, но отчётливыми буквами. Фельдъегерь проверил подпись, сложил конверт пополам, засунул его за пазуху, козырнул. Выхлопная труба мотоциклетки извергла клуб синего дыма, и через минуту только небольшая тёмная точка на дороге, да затихающий, но отчётливый в чистом воздухе треск мотора на поминал о приезде фельдъегеря. -Вот, товарищ, Никольский, -Ниппель протянула Никольскому Мандатъ. "Выдан сей товарищу Кларе Ниппель в том, что она состоит членом комиссии по тяжелой авиации и представителем последней на авиазаводе №14 в городе Сарапуле. Тов. Ниппель К.Ф. обязана вести техническую проверку постройки опытъных воздушных кораблей "КОМТА" и уполномочена принимать все меры (вплоть до высшей меры) необходимые для ускорения работ. О всех препятствиях, задерживающих работы, тов. Ниппель К.Ф. вменено в обязанность немедленно сообщать по телеграфу в Москву с указанием персонально виновных в задержках. Ввиду чрезвычайной важности и срочности данного тов. К.Ф. Ниппель поручения, все местъные учреждения призываются оказывать ей всяческое незамедлительное и безоговорочное содействие. Ввиду сказанного выше, местъным органам ОГПУ и милиции обеспечить тов. Ниппель К.Ф. (и с нею двое сопровождающих) проездъ и проходъ всюду." Круглая гербовая печать. Подпись синим карандашом, крупными буквами. Простая подпись без росчерков. Одна буква. Точка. Шесть букв. Шелезняк, заглядывая через плечо Никольского в Мандат, узнал эту подпись. За эти семь букв Шелезняк, да и не только он, готов был отдать всю свою жизнь. И вновь, сами собой, губы зашептали в такт появившейся в голове мелодии : "А ну-ка, товарищи, все по местам! Последний парад наступает! Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг"! Пощады никто не желает!" -Ну, что ж... Вы, Никольский готовьте аэроплан к вылету. А, мы товарищи, должны с вами экипироваться для столь дальней и секретной поездки, -отдала распоряжения Ниппель. -Товарищ Никольский, а как Вас зовут? Для конспирации я приняла решение обращаться друг к другу по именам... -обратилась Клара к авиатору. -Михаил! К Вашим услугам, сударыня! - Никольский по старой привычке коротко кивнул головой, сведя вместе пятки ног, и приподнявшись на мгновение на цыпочки. Это старорежимное офицерское приветствие странным образом превратило напряжённую и довольно невозможную в жизни, но возможную в литературных произведениях, ситуацию, в некое предвкушение дальнего путешествия с весьма возможными приключениями. Что-то типа: и прожили они вместе долгую счастливую жизнь, и умерли они в один день и час.... Почувствовав себя именно в такой атмосфере наши герои стали более раскованными, а значит и более склонными к необычным поступкам и словам. Неуловимым образом от повествования о суровых и жестоких буднях молодой Республики, мы попадем в совершенно иные декорации. Начинается.... нет, не вестерн. Начинается зюйд-остерн... <\/u><\/a>
|
82-й
|
| Рядовой
|
Сообщение: 803
Зарегистрирован: 19.09.08
Откуда: СССР
|
|
Отправлено: 06.05.09 20:30. Заголовок: Глава 6. Серпухов. Р..
Глава 6. Серпухов. Разговоры в воздухе. Автомобиль начал притормаживать. Не дожидаясь полной остановки, Глюмкин одним рывком выбросился через борт. Ловко, по-кошачьи, приземлился на полусогнутые ноги, и побежал навстречу Никольскому. Его спешка передалась Шелезняку и Ниппель. после остановки авто они тоже побежали к стоящим на краю поля Никольскому и Глюмкину. -Что-то случилось? -на бегу спросила Клара у Ильи. Он ей ничего не ответил, пожав плечами: мол, откуда мне знать? Когда они подбежали к Глюмкину тот обратился к Ниппель: -Товарищ Клара! Надо немедленно вылетать! Вы старшая по команде - распорядитесь! -Что случилось? -Клара запыхалась от бега, и сейчас переводила дыхание протягивая руку к бумаге, которую всё ещё держал Блюмкин. В ответ тот сначала смял листок бумаги, и Шелезняку показалось, что он вот-вот порвёт его. Потом, видимо передумав, Глюмкин расправил листок и протянул его Ниппель. Шелезняк взглянул на листок сбоку. На листке неровно были наклеены серые полоски телеграфной ленты с буквами, складывающимися в слова: =улла зпт бабушка приехала тчк самочувствие плохое тчк должен успеть тчк лампады зажжены тчк длинное ухо слушает третью ветку тчк иванов= -Но я ничего не понимаю! -растерянно ответила Клара прочитав телеграфный текст, и вопросительно взглянув на Глюмкина. Тот как заговорщик улыбнулся ей в ответ: - Кто такой Иванов, Вы знаете? -Да..., -дрогнувшим голосом ответила Клара, -Это това.... Но Глюмкин сделал предостерегающий жест, приложив указательный палец к своим губам, и не дал ей договорить: -Распоряжения Иванова выполняются незамедлительно и без рассуждений! И вы это знаете, товарищ Ниппель! Всё остальное сказано иносказательно, в рамках того же конспиративного задания, которое мы все в данный момент выполняем. Понятно? Вы, Клара, руководитель этого задания, а, я - ответственный исполнитель. Он и он, -Глюмкин ткнул пальцем в Никольского и Шелезняка, -Они - исполнители. Для той же конспирации, о цели нашего задания не знает никто - даже я. С таким уровнем секретности вам ещё не приходилось сталкиваться, но поверьте, это не прецендент, это мировая практика. Даже если кого-то из нас захватит в плен потенциальный противник, и начнёт пытать, то, что он может узнать? Ни-че-го! Потому что, никто из нас не знает ничего конкретного. Шелезняку опять показалось, что Глюмкин водит их всех за нос. Ведь за его словами Шелезняк не уловил истинного смысла их задания. Это как за лесом не видеть деревьев... -Здорово его подготовили, -подумал Шелезняк о Глюмкине, -И видно, что полномочия у него не мерянные, если сам Иванов напрямую пишет ему телеграфные сообщения. Как там он его называет? Улла... Нет, не знаю такого слова... Улла... Звучит музыкально... Между тем Глюмкин-Улла, расспросил Никольского о готовности аэроплана к немедленному вылету в Сарапул. Никольский доложил, что аэроплан заправлен, и, исходя из предполагаемой загрузки, бензина, при условии отсутствия встречного или бокового ветра, должно хватить для беспосадочного перелёта на заводской аэродром в Сарапуле. Блюмкин спросил о расчёте предполагаемой загрузки. На что Никольский ответил, что расчёт вёлся исходя из массы трёх членов экипажа - его, Никольского, стажёра Анчутина, моториста Оймаса, пассажиров: Ниппель, Глюмкина и Шелезняка, плюс личные вещи. Однако Блюмкин, действуя через прямой приказ, который отдала Ниппель, распорядился погрузить на борт "Ильи Муромца" максимально возможное количество осколочных и зажигательных бомб, 10-ти и 20-ти фунтовых, соответственно. В ответ на резонное заявление Никольского о том, что он не может гарантировать, в этом случае, беспосадочный перелёт в Сарапул. Глюмкин заверил его, что заправку аэроплана обеспечит он - Глюмкин. И что он отвечает за свои слова честью революционера. Никольский только пожал плечами в ответ: -Я Вас предупредил! После погрузки, силами курсантов Школы, бомбового припаса и тюка, привезенного на авто из Серпухова, все поднялись на борт аэроплана. Всё время погрузки моторы не выключались, поэтому Никольский с Анчутиным сразу, как только пассажиры расселись в фюзеляже на скамьи, повели аэроплан на взлёт. С последним лучом солнца на земле они взлетели, взяв курс на восток. На высоте 800 метров, уходящее за горизонт солнце, через оконные стёкла залило своим багровым светом салон аэроплана. Никольский выровнял аэроплан на курсе и, передав управление стажёру Анчутину, вышел из кабины в салон. Пассажиры под убаюкивающее гудение моторов уже начинали клевать носами. -Быстро освоились, -подумал Никольский. Впрочем, взлёт он выполнил мастерски, набор высоты был осуществлён плавно, да и состояние атмосферы было спокойное, так что обошлось без болтанки и проседаний аппарата в воздушных ямах. Сейчас Никольского волновали другие мысли. Это, во-первых, ориентирование на местности в ночных условиях, и, во-вторых - заправка аэроплана горючим. Впрочем, последнее брал на себя Глюмкин. Посмотрим, что он скажет... Глюмкин сидел у окна и, прижавшись щекой к стеклу, пытался разглядеть утонувшую в темноте землю. Никольский сказал ему, что пока солнце не опустится за горизонт и не перестанет освещать аэроплан, он вряд ли что увидит. Сам Никольский надеялся на отсутствие облачности и полнолуние. В полнолуние земля внизу будет достаточно освещена для грубого ориентирования на местности. -Что с бензином? -спросил он у Глюмкина сходу, -Вы должны сказать, где сможем заправиться... Глюмкин в ответ попросил карту. Никольский принёс из кабины планшет и протянул Глюмкину карту. Глюмкин, поводив пальцем по карте, ткнул в какую-то точку на востоке. -Здесь! -воскликнул Глюмкин, -До Арзамаса дотянем? -До, Арзамаса? До Арзамаса - дотянем! -ответил, прикинув в уме расстояние и расход бензина Никольский -Только там ещё темно будет... -Так это ж, и хорошо, -непонятно ответил Глюмкин. Никольский пожал плечами: -Вы начальник! А что за топливо нас ждёт внизу? "Казанка" или "Горчица"? Справка: Летом 1918 года Советская Россия осталась без нефтепродуктов, потеряв бакинские и северокавказские районы нефтедобычи и соответствующие перерабатывающие мощности. Казанская смесь марки «А» — в просторечии «казанка». Она состояла из керосина, газолина, спирта и эфира. На бочках с этим горючим белела надпись: «При употреблении взбалтывать» (при длительном хранении более тяжелые фракции «казанки» выпадали в осадок). Полеты на казанской смеси, особенно в холодную погоду, были связаны с большим риском для жизни пилотов. Жиклеры карбюраторов забивались, двигатель глох — и хорошо еще, если удавалось найти подходящую площадку для вынужденной посадки. Кроме «казанки», красные авиаторы широко использовали и разнообразные спиртовые смеси, получившие общее прозвище «авиаконьяк». Как правило, они состояли из этилового и метилового спиртов, а также серного эфира в различных пропорциях. Двигатели некоторых аэропланов могли работать и на чистом спирте-ректификате, правда, зимой перед запуском мотора его приходилось подогревать или заливать в карбюратор порцию эфира. Летчики, летавшие на таком «горючем», обычно брали с собой в полет фляжку с эфиром для быстрого запуска мотора в случае вынужденной посадки. К счастью, в спирте особого недостатка не было. Впрочем, некоторые из первых красвоенлетов вспоминали, что при полетах на спиртовых суррогатах пилоты нередко получали отравления продуктами сгорания. Летчики жаловались на головную боль, слабость и головокружение. Но скорее всего, здесь был виноват не «авиаконьяк», а плохая герметизация капотов первых крылатых машин, в связи с чем выхлопные газы затягивало в кабину. Другое дело — бензол и толуол, получившие у авиамехаников общее прозвище «горчица». Они также, хотя и довольно редко, использовались в качестве авиационного топлива. Эти жидкости гораздо более ядовиты, чем газолин, спирт или казанская смесь, и при их применении авиаторы действительно могли серьезно отравиться. Но основной вред от эрзац-топлива состоял в том, что оно приводило к падению мощности и преждевременному износу двигателей. При этом каждый бензозаменитель был вреден по-своему. Казанская смесь образовывала в камерах сгорания и на клапанах цилиндров трудноудаляемый нагар. При работе на спирту моторы неустойчиво держали малые обороты и легко переохлаждались в полете, а на бензоле и толуоле, наоборот, быстро перегревались. А некоторые особо капризные двигатели (например, Ispano-Suiza на некоторых аэропланах французской постройки) вообще отказывались работать на суррогатах. Глюмкин искренне удивился: -Обижаете, товарищ Михаил! Неужели думаете, что для выполнения такого задания как наше, власть народная, вместо нормального бензина "горчицу" нам для заправок предложит? -Я ведь так и не понял, товарищ Глюмкин, какое задание придётся выполнять экипажу аэроплана, -нахмурив брови спросил Никольский. -Ладно, сам понимаю, что для красных авиаторов достаточно было бы и простого приказа командования. Но мы тут всё же выполняем не простой приказ, где ничего кроме бездумного исполнения не требуется. Всего не могу вам сказать, -Глюмкин обвёл взглядом прислушивающихся к разговору Ниппель и Шелезняка, - А вот расскажу я вам, то, что мне моя младшая сестрёнка поведала. Дело было в северной деревне. Я ведь деревенский парень. Правда, ушёл я в люди из деревни рано... Ну, да об этом не сейчас сказ. Чтоб понятно было, о чём речь, я вам доложу, что в конце прошлого века на британские острова начали падать стальные цилиндры, которые выстреливались из огромной пушки, которую марсиане отлили у себя на Марсе. В цилиндрах находились похожие на морских осьминогов марсиане. Они выбрались из цилиндров, забрались в боевые треножники и стали захватывать Британские острова. Армия оказывала им сопротивление, но безуспешное. Марсиане захватили Лондон. Они имели стычку даже с британским Королевским флотом в Ла-Манше. <\/u><\/a> Марсиане смастерили даже летательный аппарат, для перелёта на континент с Британских островов. А погубили марсиан наши земные микробы, иначе, все земные жители оказались бы под пятой безжалостных марсиан. Все эти события были засекречены Британским правительством. Они сами хотели использовать марсианскую технику и технологию для укрепления своей колониальной империи, содрогающейся под ударами освободительного движения пролетариев и крестьянства колоний. Мы в ЧК-ОГПУ обо всё этом узнали только после того, как один британский учёный приехал в Россию к нашему вождю, и в Кремле рассказал ему об этой войне с марсианами. Всё, что я вам рассказал, является государственным секретом, как и то, о чём мне рассказала моя сестра. Слушайте. В 1900 году в конце лета возле деревни, на краю болота с неба упала летающая машина. Машина была большая, плоская, причудливых очертаний. Сестра случайно видела момент катастрофы. По ее словам “тарелка” плыла над лесом совершенно бесшумно. Вершины сосен едва не задевали ее днище. Внезапно машина начала резко набирать высоту, но остановилась, вильнула вбок, и, ломая с треском деревья, упала на землю. Высота, с которой она падала, была метров пятьдесят. Шум и треск падения были слышны далеко в округе. Все кто был в это время в деревне оставили свои повседневные дела и бросились к месту падения. Сестра откинула грабли – она сгребала на лугу траву, скошенную ее старшими родственниками, и поспешила вслед за остальными. Проскочив неширокую полосу леса, люди выбежали на край болотистой поляны, поросшей осокой и редкими камышами. Сестра увидела посередине поляны “тарелку” косо зарывшуюся на две трети корпуса в топкую землю. Прибежавшие раньше соседские мужики уже вскарабкались на наклоненную обшивку и искали дверь, чтобы попасть внутрь “аппарата”. Так они его назвали промеж себя. Внезапно дверь обнаружилась. Кто-то из мужиков нажал на какой-то выступ, и в корпусе образовалась щель. Мужики один за другим исчезали в темноте отверстия. Сестра взобралась по прохладным металлическим зеленоватым плитам обшивки к двери. Внутри “тарелки” было темно, но на одной из стенок светились разноцветные огоньки и окошки с косыми, непривычных очертаний значками. Света хватило, чтобы бабушка смогла разглядеть чашеобразное сидение с лежащей на нем большой круглой сероватой туши с десятком тонких щупалец, свисающих до пола. Туша была неподвижна. Зато на ее спине шевелился небольшой, размером с крестьянскую котомку, комок кожи и тонких щупалец. Сестре стало плохо от этого шевеления. Дыхание перехватывало от незнакомых резких запахов. Она оперлась спиной о ближайшую стенку и медленно сползла на пол, зажав ладошкой рот. Она еще успела увидеть, как в люк протиснулся старик Трофим Серафимович Иванников, политический ссыльный, бывший народоволец. Иванников оттеснил сгрудившихся у сиденья мужиков, и, нацепив круглые очки в металлической оправе, принялся разглядывать копошащийся комок и серую тушу под ним. Трофим Серафимович после раздумья просунул обе руки под шевелящийся комок, поднял его повыше и понес к снопу солнечного света, падающего через дверь внутрь “тарелки”. Сестра разглядела треугольный непрерывно подергивающийся рот, с выступающей верхней губой, щупальца, большие круглые глаза. Маленькое существо шумно дышало, раздувая бока тела, покрытого маслянистой темной кожей. И еще этот кожаный комок жалобно хныкал в паузах между вздохами. Потом сестра потеряла сознание. Трофим Серафимович, будучи мужчиной недюжинного ума, и вынужденный пожизненно находиться на поселении в северной деревушке, был несказанно рад падению воздушного корабля. Иванников состоял в заочной переписке с Константином Эдуардовичем Циолковским, известным астрономом и мыслителем, поэтому идея межпланетного перелета на “летающей тарелке” (кстати, именно Иванников является автором этого словосочетания) была им выдвинута в первую очередь. Планета Марс как раз в это время находилась на своей орбите ближе всего к Земле. Иванников решил, что “пустолаз”, так он называл пилота корабля, вместе со своим сыном мог прилететь только с Марса. Трофим Серафимович взял на себя заботу о малыше, дав ему имя - Марек. Почему Марек? Ну, потому что созвучно с Марсом, и потому, что Иванников пять лет прожил в Праге, где ему нравилось все – пиво, женщины, архитектура, сосиски, чешские имена. Родитель Марека погиб при аварийной посадке “тарелки”. Иванников попытался предложить похоронить его останки на деревенском погосте, или хотя бы за оградой кладбища. Но местная община единодушно воспротивилась этому. Во-первых - не человек, а во-вторых – чудовище по виду, ну вылитый осьминог морской! Поэтому зарыли марсианина рядом с его кораблем, под большой елкой. А на стволе топором вытесали косой крест - солнцеворот. Дело в том, что марсиане, впрыскивая себе небольшой пипеткой кровь, в большинстве случаев человеческую, брали ее непосредственно из жил еще живого существа … Но вот к детенышу чудовища жители деревни отнеслись с участием и состраданием. Ведь вроде бы образина страшная, ни рук ни ног, ни кожи ни рожи, а ведь сиротка бедненькая! Без мамы с папой в миру среди чужих людей один остался! Иванников, сделав вскрытие мертвого “пустолаза” пытался всем объяснить, что не могло у Марека быть мамы. Ну не могло! Бесполовое размножение есть, а мамы – нет! Но наших деревенских такими рассказами не проймешь. Ты, Серафимыч, ври, да меру знай! В этом деле без мамы никак нельзя! Уж поверь нам – ведь чай сами не пальцем деланы …, - говорили ему на сходе. И от этого сочувствия простили деревенские Мареку даже то, что питаться он мог только кровью, которую надо было отбирать из вены животного и переливать в вены сиротке. Чудны дела твои, Господи! Даже местный батюшка, отец Мисаил, и тот окропил Марека освященной водой, и трижды прочитав “Отче наш …” сказал Иванникову и прочим жителям деревни: Пути Господни неисповедимы! Дано ли нам знать Божий промысел? А Мареку, который таращил свои черные глазенки на кадило в руке батюшки, отец Мисаил добавил отдельно: - Живи, и впредь не греши …. Да что там, батюшка! Сельский пристав Воротилов, и тот, узнав о Мареке, пришел к Иванникову и, осмотрев сироту, только крякнул. Затем, покрутив ус, Воротилов прогудел: - Ты, Иванников, за ним приглядывай! А я за тобой глядеть будем! У тебя ведь поселение бессрочное? Вот и гляди, чтоб безобразия какого твой осьминог не натворил …. Так и зажили вместе в далекой северной деревне простые русские люди и марсианин. На Марсе, очевидно, не существует бактерий, и как только эти пришельцы явились на Землю, начали питаться, наши микроскопические союзники принялись за работу, готовя им гибель. Трофим Серафимович, узнав через некоторое время от заезжих приказчиков о вторжении марсиан на Британские острова, и о их гибели от земных микроорганизмов, понял, что причиной катастрофы летающей машины был острый приступ какой-то инфекционной болезни пилота. Очевидно пилоту - родителю Марека внезапно стало очень плохо и, потеряв контроль над своими действиями, он не удержал машину от падения. Иванников считал, что, будучи отпочкованным на Земле Марек успел приобрести иммунитет к местным возбудителям болезней. Целый год Иванников кормил Марека, переливая тому в вены кровь кроликов. А как Марек подрос, то стал его питать коровьей кровью. К тому времени Марек и сам обучился процессу переливания крови. Надо сказать, что был он умницей. Иванников рассказывал деревенским, что знания о мире и технике Марек получил, будучи еще почкой, от своего родителя посредством экстрасенсорной перцепции, которой владел каждый марсианский индивид. Мужики конечно слов научных не поняли, но, расспросив Иванникова, усвоили, что это передача мыслей на расстояние. Поняли они и то, почему Марек все больше молчал, лишь иногда тихонечко ухая. Но очевидно экстрасенсорная перцепция была возможна только среди представителей только одного вида живых существ, так как общение крестьян с Мареком происходило на уровне жестов и рисунков. А Марек, как окреп, на своих щупальцах да на брюхе стал ползать в “тарелку”. Чем он там занимался? Особенно до этого никому дела не было. Крестьянский труд отнимал очень много времени и сил, тут не до любопытства. Шли годы. Марек вырос в размерах и стал не меньше своего родителя. Началась Мировая война. Тогда никто и не знал, что она будет первой по счету. Деревенских парней и мужиков призывного возраста забрали в армию в конце 1914 года. Иванников умер в 1916 году, и Марек очень горевал из-за этого. Первые несколько месяцев после кончины он каждый месяц ползал на погост, и подолгу лежал на брюхе рядом с могилой своего кормильца и опекуна. О революциях в столицах государства Российского, и о смене власти деревенские жители узнали только в 1918 году, когда в деревню пришел небольшой отряд красногвардейцев. Оказалось, что еще и интервенция началась. Англичане высадили экспедиционные войска в Архангельске и Мурманске, и зачем-то два батальона двигались в сторону лесной деревушки. Но в 1918 году до деревни враг не добрался. Как-то застряли английские солдаты в глухих лесах. Эх, был бы жив Иванников, уж он бы вычислил, что англичан интересовал летательный аппарат, и его содержимое. Ведь после того как марсиане стали жертвой инфекционных болезней, вся марсианская техника вторжения попала в руки английских ученых и военных. Вся, кроме “летающей тарелки”, которая совершала экспериментальный полет с Британских островов на континент, и которой управлял родитель Марека. <\/u><\/a>
|